— Какой же ты единоличник! Как ты мог все наши деньги спустить на свой поганый велосипед? Ты же даже кататься на нём не будешь! И на какие деньги мы теперь будем делать ремонт?
Голос Алины не звенел и не срывался, он был низким и плотным, как сжатый кулак. Каждое слово било точно в цель. Егор, пыхтя, наконец втиснул своё приобретение в узкий коридор их двушки. Велосипед был чужеродным, инопланетным объектом в этом пространстве. Его матово-чёрная карбоновая рама, казалось, впитывала тусклый свет единственной лампочки, а хищный изгиб руля выглядел насмешкой на фоне обшарпанной стены с пузырящимися обоями, которые они клялись переклеить ещё прошлой осенью.
Егор с благоговейной осторожностью прислонил велосипед к стене, ровно в том месте, где отслоился кусок штукатурки. Тончайшая покрышка коснулась вздутого линолеума, по которому уже давно плакал мусорный бак. Он выпрямился, провёл рукой по волосам и обернулся к жене с той самой обезоруживающей улыбкой, которая обычно стирала любые конфликты. Но не сегодня.
— Алин, хватит пилить! Это не просто велосипед, ты не понимаешь, — он говорил с восторженным придыханием, как мальчишка, которому подарили самую желанную игрушку в мире. — Это карбон! Ты представляешь, сколько он весит? Меньше кошки нашей! Мы с парнями в субботу поедем за город, обкатаем. Это же статус, Алин, понимаешь?
Алина молча смотрела на него. Она не скрещивала руки на груди, не поджимала губы. Её лицо было спокойным, почти безмятежным, и от этого Егору становилось не по себе. Она медленно перевела взгляд с его сияющего лица на чёрное чудо техники, потом на розетку с треснувшей пластиковой крышкой у плинтуса, потом на жёлтое пятно на потолке, оставшееся после того, как их затопили соседи. Деньги на ремонт потолка, на замену электрики и на новый пол теперь стояли у стены, пахли новой резиной и сверкали спицами.
— Я понимаю, что это цена наших новых полов и потолка в спальне. Я понимаю, что это стоимость всех материалов для ванной комнаты. Вместе с работой, — произнесла она ровным, лишённым всяких эмоций голосом. — Я понимаю, что ты взял деньги из конверта с надписью «Ремонт» и купил себе игрушку.
— Ну почему сразу игрушку? Это вложение! В здоровье, в общение! — Егор начал заводиться, его улыбка сползла, уступая место обиженному недоумению. — Деньги же общие. Я что, не имею права потратить их на то, что мне нравится? Я же не пропил их, не в карты проиграл! Купил хорошую, качественную вещь.
Он подошёл к велосипеду и с нежностью провёл пальцами по верхней трубе рамы, словно гладил породистого скакуна. Достал телефон, начал делать снимки с разных ракурсов, тут же отправляя их в чат друзьям. «Зацените аппарат!», «Пушка-гонка!», «В субботу рвём трек!». Он полностью погрузился в свой триумф, в предвкушение восхищения и зависти. Алина для него в этот момент просто исчезла, превратилась в досадный фон, в нудное звуковое сопровождение его праздника.
Она молча наблюдала за этим ещё минуту. За тем, как он, присев на корточки, цокает языком, восхищаясь какой-то деталью трансмиссии. За тем, как самодовольно улыбается, читая ответы друзей в телефоне. В её голове не было хаоса. Наоборот, мысли выстроились в строгий, безупречный порядок. Ярость, которая ещё минуту назад клокотала внутри, остыла, превратившись в холодный, кристально чистый лёд. Он превратил их общую мечту о доме в свой личный каприз. Он обменял их будущее на сиюминутное хвастовство. Он не просто потратил деньги. Он обесценил всё, о чём они договаривались.
Он превратил их деньги в вещь. Что ж, любая вещь имеет свою цену. И иногда её можно продать.
На следующее утро Алина проснулась задолго до будильника. Сна не было, только холодная, ясная пустота в голове. Егор спал рядом, раскинув руки, и тяжело дышал ртом. От него едва уловимо пахло вчерашним пивом, которым он, очевидно, отметил покупку в компании друзей, пусть и виртуально, через экран телефона. Его безмятежное, расслабленное лицо сейчас вызывало у Алины не умиление, а глухое, ледяное раздражение. Он спал сном победителя, человека, который добился своего и теперь почивает на лаврах.
Она тихо встала и на цыпочках прошла в коридор. Велосипед стоял там, где его вчера оставил Егор. В тусклом утреннем свете он казался ещё более вызывающим, чёрным идолом эгоизма, которому её муж принёс в жертву их общий быт. Алина обошла его кругом, как оценщик осматривает лот перед аукционом. Вещь, безусловно, была красивой. Совершенство инженерной мысли, лёгкость и стремительность, застывшие в карбоне. Она даже понимала восторг Егора. Но эта красота была холодной и чужой. Она не грела. Она не делала их квартиру уютнее, а жизнь — комфортнее. Она просто занимала место.
Её движения были выверенными и экономными, как у хирурга. Она взяла свой телефон. Не включая свет, чтобы не разбудить Егора, она чуть отодвинула велосипед от стены, выкатив его на середину коридора, где было немного светлее. Первый снимок — общий план, сбоку. Второй — крупно, название бренда на раме. Третий — система переключения скоростей, цепь, педали. Она сделала около десяти фотографий, методично запечатлевая все достоинства товара. Её пальцы не дрожали. Она не чувствовала ни злости, ни торжества, только деловую сосредоточенность. Это была работа.
Затем она села на кухне и открыла на телефоне первую же популярную онлайн-барахолку. «Создать объявление». Категория: «Спорт и отдых», «Велосипеды». Название: «Карбоновый шоссейник. Новый. СРОЧНО». В описании она была лаконична: «Продам велосипед. Состояние — из магазина. Куплен вчера. Продажа очень срочная в связи с непредвиденными финансовыми обстоятельствами». Ключевая фраза была последней. Она понимала психологию охотников за выгодными сделками. Это была приманка, обещание лёгкой добычи. Цену она поставила ровно на тридцать процентов ниже той, что Егор с гордостью озвучил вчера вечером. Она прикрепила фотографии и нажала кнопку «Опубликовать». Затем повторила операцию ещё на двух аналогичных сайтах.
Она поставила телефон на стол и пошла варить себе кофе. Не прошло и пяти минут, как телефон на столе завибрировал, а затем издал первую трель. Она не спеша подошла и приняла вызов.
— Да, в продаже.
— Состояние идеальное, я же написала. Муха не сидела.
— Нет, торга нет, цена окончательная, потому что и так ниже некуда.
— Кто первый приедет с наличными, тот и заберёт.
Телефон не умолкал. Звонки шли один за другим. Она отвечала всем одинаково сухо и по-деловому. На четвёртом звонке ей повезло. Мужской уверенный голос на том конце провода не задавал лишних вопросов.
— Адрес скажите. Наличные на руках. Буду через час, может, чуть раньше.
— Записывайте, — Алина продиктовала адрес и положила трубку. Звонки продолжались, но она больше не отвечала, переключив телефон в беззвучный режим.
Она допила свой кофе, глядя в окно на просыпающийся город. Ровно через пятьдесят минут в дверь позвонили. На пороге стоял крепкий мужчина лет сорока, в спортивной одежде. Он кивком поздоровался и сразу прошёл к велосипеду. Его взгляд был профессиональным и быстрым. Он приподнял его, оценивая вес, провёл рукой по раме, проверил пальцем натяжение спиц.
— Документы, чек есть? — спросил он.
— Муж вчера выкинул коробку вместе со всем, — холодно солгала Алина. — Поэтому и цена такая. Берёте?
Мужчина ещё раз окинул велосипед взглядом, достал из кармана толстую пачку денег, отсчитал нужную сумму и протянул ей. Алина, не пересчитывая, взяла деньги. Покупатель аккуратно подхватил велосипед и вынес его на лестничную площадку. Через минуту щёлкнули двери лифта. В коридоре стало пусто и как-то непривычно просторно.
Алина вернулась на кухню. Она не стала прятать деньги. Она аккуратно разгладила каждую купюру, сложила их в ровную, плотную стопку и положила точно в центр кухонного стола. Как выставочный экспонат. Как неопровержимую улику. Как финальный счёт в закрытой сделке. Теперь оставалось только дождаться, когда проснётся Егор.
Егор проснулся ближе к полудню. Голова гудела тугим, низким басом, во рту стоял привкус вчерашнего пива. Но настроение было превосходным. Первой мыслью, пробившейся сквозь остатки сна, была мысль о нём. О своём идеальном, лёгком, как пёрышко, карбоновом друге. Он предвкушал, как сейчас выпьет кофе, не спеша оденется, выкатит его на улицу — просто чтобы постоять рядом, подставив его матовую раму солнцу, — и будет ловить восхищённые взгляды прохожих.
Он сел на кровати, потянулся и лениво бросил взгляд в коридор, ожидая увидеть знакомый чёрный силуэт у стены. Но там было пусто. Место, где вчера красовался его триумф, зияло обшарпанной пустотой. Егор нахмурился. Может, Алина переставила его, чтобы не мешал? Бред какой-то, он никому не мешал.
Он встал и, не обуваясь, прошёл по квартире. Заглянул в большую комнату. Пусто. Проверил балкон, хотя прекрасно понимал, что сам бы никогда не выставил такую вещь на открытый воздух. Тоже пусто. Внутри начало зарождаться холодное, неприятное предчувствие. Мозг отказывался принимать этот факт, подсовывая самые нелепые объяснения: может, он сам его куда-то убрал вчера и забыл?
Он вернулся в коридор и застыл, вглядываясь в то место, где вчера стоял велосипед. На линолеуме остался едва заметный круглый след от покрышки. И всё. Больше ничего. Никаких следов взлома, дверь была заперта изнутри на задвижку. Он был один дома с Алиной. И с велосипедом.
И тут его взгляд упал на кухонный стол. Идеально ровная, плотная пачка купюр, прижатая сверху сахарницей, лежала точно в центре. Словно не деньги, а какой-то ритуальный предмет, оставленный на алтаре. В этот момент всё сошлось. Холодная волна прокатилась от затылка до пяток. Это было хуже, чем кража. Это было послание.
Он нашёл Алину в комнате. Она сидела на диване с книгой в руках, совершенно спокойная, словно ничего не произошло. Она даже не подняла на него глаз, когда он вошёл, лишь перелистнула страницу. Эта её отрешённость взбесила его больше, чем если бы она встретила его с криками.
— Где он? — голос Егора был хриплым.
— Кто? — она оторвалась от книги, и её взгляд был абсолютно невозмутимым.
— Не прикидывайся идиоткой, Алина. Где мой велосипед?
Она молча закрыла книгу, положила её рядом и посмотрела ему прямо в глаза.
— Я его продала.
Эти три слова ударили его под дых. Он на мгновение потерял дар речи, просто открывая и закрывая рот, как выброшенная на берег рыба. Он ожидал чего угодно — скандала, упрёков, даже того, что она спрятала его где-то из вредности. Но не этого.
— Ты… что? — переспросил он, надеясь, что ослышался.
— Продала, — повторила она отчётливо. — Час назад. Приехал мужчина и забрал. Деньги на столе. Можешь пересчитать, там ровно та сумма, за которую я его продала.
— Ты с ума сошла? — закричал он, наконец обретя голос. Ярость, горячая и ослепляющая, хлынула в голову. — Ты продала мой велик! Мой! Как ты посмела?!
Алина медленно встала. Она была ниже его на голову, но сейчас казалось, что это она смотрит на него сверху вниз.
— Нет, — холодно ответила она. — Я просто провела обратную конвертацию. Вчера ты превратил наши общие деньги на ремонт в свой личный велосипед. Сегодня я превратила твой велосипед обратно в наши общие деньги на ремонт. Транзакция закрыта.
Её спокойствие, её ледяная логика выводили его из себя. Он метался по комнате, не находя себе места.
— Это была не просто вещь! Это была мечта! Понимаешь ты, курица?! Мечта! Я о нём столько думал, я выбирал! Это статус, это эмоции! А ты взяла и продала его, как… как мешок картошки! Первому встречному!
— Наша общая мечта, Егор, — её голос не повышался ни на тон, — это жить в нормальной квартире, а не в сарае с ободранными стенами. Мечтать мы должны были вместе. О нашем доме, а не о железке для хвастовства перед твоими дружками. Ты свой выбор сделал вчера. Ты показал, что твои личные «хотелки» для тебя важнее нашего общего будущего. Я просто исправила твою финансовую ошибку.
Дело было уже не в велосипеде. И даже не в деньгах. Дело было в унижении. Она растоптала его мужское эго, его радость, его гордость. Она выставила его инфантильным дураком, чьи решения ничего не стоят и могут быть отменены в любой момент. Она обесценила его самого.
— Ошибку? — прошипел он, останавливаясь прямо перед ней. — Ты сейчас совершила самую большую ошибку в своей жизни, Алина. Ты перешла черту.
Крики утихли. Но воздух в квартире не стал чище, наоборот, он загустел, стал тяжёлым и вязким, как смола. Каждое движение, каждый вдох требовал усилия. Они разошлись по разным комнатам, как два боксёра по углам ринга после гонга. Но раунд не был окончен, это была лишь передышка. Алина села на диван, пытаясь вернуться к книге, но буквы плясали перед глазами, не складываясь в слова. Она слышала, как Егор ходит по коридору. Не просто ходит — он мерил шагами узкое пространство от входной двери до кухни и обратно. Тяжёлые, вбитые в пол шаги. Туда. Обратно. Туда. Обратно. Как тигр в клетке, которого только что ткнули раскалённым прутом. Его унизили. Не просто отняли игрушку — его публично, на его же территории, высекли, как нашкодившего мальчишку. И сделала это она, его жена.
Он не мог этого так оставить. Алина это знала. Её холодная, расчётливая победа обернулась тревогой. Она победила в битве, но впереди была война, и она понятия не имела, какое оружие он выберет. Её взгляд невольно возвращался в сторону кухни. Туда, где на столе лежал символ её правоты. Деньги. Аккуратная, плотная пачка, её главный аргумент.
Шаги в коридоре замерли. Алина напряглась. Егор появился в дверном проёме. Его лицо было странно спокойным, но это спокойствие было страшнее любого крика. Глаза, обычно живые и смеющиеся, превратились в два тёмных, непроницаемых провала. Он смотрел не на неё, а сквозь неё, на что-то, что видел только он один. Его взгляд медленно переместился на кухню, задержался на столе. В этот момент в его глазах что-то вспыхнуло — не злость, а какая-то дьявольская, извращённая решимость.
Он молча прошёл на кухню. Алина услышала, как он сдвинул сахарницу. Затем он вернулся в комнату, держа в руке пачку денег. Он небрежно взвесил её на ладони.
— Раз для тебя важны только деньги, — произнёс он тихо, почти шёпотом, но каждое слово резало воздух, — сейчас ты их получишь.
Он развернулся и пошёл к выходу. Схватил с крючка куртку, сунул деньги в карман, обулся. Щёлкнул замок. Хлопнула входная дверь. Алина осталась одна. В голове проносились сотни вариантов: он пойдёт и купит себе что-то ещё более дорогое и бесполезное? Пойдёт в бар и пропьёт всё до копейки? Он вернётся с какой-нибудь чудовищной покупкой, которая займёт полкомнаты, просто назло ей? Она ждала. Час. Второй. Напряжение нарастало, тишина в квартире давила на уши.
Когда ключ в замке наконец повернулся, Алина вздрогнула. Егор вошёл в квартиру. Он был без покупок. В руках у него не было ничего. Он снял куртку, молча повесил её на крючок и прошёл на кухню. Алина, как заворожённая, пошла за ним.
Он остановился у стола — у того самого места, где лежали деньги. Его движения были медленными, почти ритуальными. Он засунул руку в карман куртки. Потом во второй. И с какой-то жуткой, неспешной точностью высыпал содержимое карманов прямо на середину стола.
Это был пепел. Серо-чёрная, рыхлая гора, в которой угадывались обгоревшие, скрученные клочки бумаги. Легчайшая сажа поднялась в воздух и медленно оседала на чистую поверхность столешницы. От его рук и одежды исходил слабый, но отчётливый запах гари.
Алина смотрела на эту кучу пепла, не в силах произнести ни слова. Это были их деньги. Её победа. Их ремонт. Их ванная, полы и потолок. Всё это теперь лежало на столе в виде горстки мусора.
Егор поднял на неё свои пустые глаза.
— Вот твой ремонт, — сказал он ровным, безжизненным голосом. Выражение его лица не изменилось. Он не торжествовал. Он просто констатировал факт. — Я провёл окончательную транзакцию. Ты вернула деньги. Я их аннулировал. Теперь у нас нет ни велосипеда, ни денег. Мы квиты.
Он стоял напротив неё, по другую сторону стола. Между ними, на месте символа её победы, теперь лежал памятник их общей разрухе. И в этот момент Алина поняла, что он не просто сжёг деньги. Он сжёг всё. Последний мост, последнюю надежду, последнее «мы». В этой войне не было победителей. Только двое проигравших, стоящих над пепелищем своего общего мира…
