– Тише! – прошипел отец, стукнув кулаком по столу. – Я не могу сосредоточиться из-за твоего дыхания!
Маленькая Вера вздрогнула и попыталась сделать свое дыхание еще тише, хотя казалось, что тише уже некуда. Она склонилась над тетрадкой, где неровным почерком были выведены столбики цифр. Математика. Опять эта проклятая математика.
– Что там у тебя? – отец резко выдернул тетрадь из-под её руки, оставив на странице некрасивую чернильную кляксу. – Что это за бардак? Ты что, совсем тупая?
Вера сжалась в комок. В свои десять лет она уже знала – лучше молчать. Любое слово может стать спусковым крючком для очередного взрыва отцовского гнева.
– Я… я исправлю, – прошептала она, чувствуя, как предательски дрожит нижняя губа.
– Исправит она! – отец скомкал тетрадный лист и швырнул его в угол комнаты. – Вся в мать – такая же бестолочь! Принеси ремень.
Время словно остановилось. Вера почувствовала, как по спине пробежал холодок. Она знала, что будет дальше. Знала и боялась до дрожи в коленках.
– Папа, пожалуйста… – начала она, но осеклась, увидев его взгляд.
– Быстро! – рявкнул он, и Вера на негнущихся ногах поплелась в прихожую.
Потом было больно. Очень больно. И стыдно – стоять голой перед отцом, чувствовать, как ремень оставляет горящие полосы на коже. Но ещё больнее были его слова:
– Вот если бы у меня был сын… Настоящий сын, а не это недоразумение…
Той ночью Вера впервые заметила, что начала заикаться. Слова застревали где-то в горле, выходили рваными, неровными. Как будто её речь превратилась в старую разорванную кружевную салфетку, которую бабушка так и не успела заштопать перед смертью.
Село Ольховка утопало в сирени. Май выдался особенно щедрым на цветы в тот год. Вера брела по узкой тропинке между пышных кустов, время от времени останавливаясь и утыкаясь носом в душистые гроздья. Здесь, среди цветов, можно было хоть ненадолго забыть о том, что ждёт дома.
– Вера! Постой! – услышала она знакомый голос.
Это была Танька Синицына, её одноклассница. Веселая, бойкая девчонка с двумя тугими косичками, торчащими в разные стороны.
– П-привет, – выдавила Вера, чувствуя, как предательски начинает гореть лицо.
– Слушай, мы с девчонками на речку собрались. Айда с нами? – Танька схватила её за руку. – Там такая вода теплая! И мальчишки обещали раков наловить!
Вера замерла. Как же хотелось согласиться! Но…
– Н-не могу. П-папа не разрешает.
– Да ладно тебе! Мы быстро! Он даже не заметит!
Вера покачала головой. Танька не понимала. Никто не понимал. Отец всегда замечал. Всегда знал. Как будто у него были глаза повсюду.
– Ну и сиди тогда дома, книжная мышь! – фыркнула Танька и убежала, оставив после себя облако пыли и запах жасминового мыла.
Вера постояла еще немного, глядя ей вслед. В горле стоял комок. Потом медленно побрела домой, где её ждали учебники, тетради и вечное отцовское недовольство.
Дома она первым делом проскользнула в свою комнату. Маленькую, но уютную. Здесь были книги – её единственные настоящие друзья. Они никогда не смеялись над её заиканием, не обзывали «тормозом» и «молчуном». Они просто рассказывали свои истории, увлекая в удивительные миры, где не было жестоких отцов и насмешливых одноклассников.
На стене висели её рисунки. Рисование стало её убежищем, способом выразить то, что не получалось сказать словами.
Мать иногда заглядывала к ней, украдкой любуясь работами дочери. Она никогда не говорила об этом вслух – боялась, что муж услышит и запретит «эту мазню». Но иногда, когда отца не было дома, она могла погладить дочь по голове или даже обнять. Эти редкие моменты нежности были для Веры как глотки свежего воздуха для утопающего.
Вечером, лежа в кровати, Вера доставала из-под подушки потрёпанную тетрадь в клеточку. Здесь, между решениями математических задач, прятались её стихи. Наивные, неумелые, но такие искренние. О весне, о цветах, о маленькой птичке, что прилетает по утрам на подоконник… Только в стихах она не заикалась.
«Сирень распустилась в саду у окна,
И птицы поют, и пришла к нам весна.
А я все смотрю в голубую даль,
Где прячется детская печаль…»
Она писала при свете маленького фонарика, укрывшись с головой одеялом. Если отец узнает – быть беде. «Бумагу переводишь! – кричал он однажды, глядя на её рисунки. – Лучше бы уроки учила!»
Но сегодня отец был в ночной смене на заводе, и можно было не бояться. Можно было хотя бы немного побыть собой. Той Верой, которая пряталась глубоко внутри – мечтательной, творческой, живой.
В школе её не любили. Нет, не травили открыто – просто не замечали. Она была как прозрачная, как тень на стене. Учителя давно махнули на неё рукой – кому охота возиться с заикающейся девочкой, которая краснеет от любого вопроса?
– Петрова, к доске! – голос учительницы математики звучал как приговор.
Вера медленно встала из-за парты. Ноги стали ватными, во рту пересохло. Она знала ответ, правда знала! Решила эту задачу дома три раза, чтобы быть уверенной. Но…
– Я… я… – слова застряли в горле.
Класс затих. Эта тишина была хуже любого шума – в ней слышались сдавленные смешки, шепотки, шуршание тетрадей.
– Садись, два, – устало сказала учительница. – Следующий!
Вера опустилась на стул, чувствуя, как по щекам катятся горячие слёзы. Она украдкой вытерла их рукавом форменного платья, стараясь не привлекать внимания. Дома её ждёт новый скандал – отец не прощал плохих оценок.
После уроков она не пошла домой сразу. Долго бродила по пустырю за школой, собирая полевые цветы. Здесь никто не мог её видеть, можно было даже попробовать говорить вслух – без заикания, чётко выговаривая каждое слово.
– Я… могу… говорить… нормально, – повторяла она снова и снова, как заклинание.
Ветер трепал её длинные золотисто-русые волосы, солнце играло в них, создавая вокруг головы что-то вроде нимба. В такие моменты она почти чувствовала себя красивой.
Годы шли. Вера росла, как растут полевые цветы – незаметно для всех, но упрямо тянясь к солнцу. К восемнадцати годам она превратилась в настоящую красавицу, хотя сама этого не замечала. Высокая, стройная, с копной золотистых волос, заплетенных в толстую косу до пояса. Но главное её украшение – глаза цвета летнего неба – всегда были опущены вниз, словно боялись встретиться с чужим взглядом.
– Вера, ты бы подумала о поступлении, – как-то сказала ей классная руководительница после выпускного. – У тебя же светлая голова, только…
Это «только» Вера знала наизусть. Только заикание. Только страх. Только вечное ощущение собственной никчемности, вбитое отцовскими попреками.
– Н-не знаю, – пробормотала она, теребя край выпускного платья. – П-папа говорит…
– А что папа? – учительница впервые за все годы посмотрела на неё по-настоящему внимательно. – Вера, милая, ты же не можешь вечно жить его умом. Пора научиться принимать решения самостоятельно.
Эти слова запали ей в душу. Той ночью она долго не могла уснуть, ворочаясь на скрипучей кровати. За окном шумел летний дождь, а в голове крутились мысли – непривычные, тревожные, но почему-то будоражащие кровь.
«А что, если?..»
Утром она впервые в жизни осмелилась возразить отцу.
– Я х-хочу учиться дальше, – выпалила она за завтраком, глядя в свою тарелку с остывшей кашей.
Звон упавшей ложки. Тяжелое отцовское молчание. Испуганный вздох матери.
– Что?! – его голос был тихим, и от этого еще более страшным. – Ты что сказала?
– Я… я хочу п-поступить в п-педагогический. На з-заочное.
– Ты?! – отец расхохотался, но в его смехе не было веселья. – Да кому ты нужна такая? Кого ты учить собралась, заика несчастная? Только позориться!
Вера почувствовала, как к горлу подступает привычный ком. Но что-то внутри – что-то новое, незнакомое – заставило её поднять глаза и посмотреть отцу в лицо.
– Я п-попробую.
– Вон из-за стола! – рявкнул он, стукнув кулаком так, что подпрыгнули чашки. – Чтоб духу твоего здесь не было!
Она выскочила из кухни, прижимая руку к колотящемуся сердцу. Но внутри, среди привычного страха, расцветало что-то похожее на гордость. Она сделала это. Она осмелилась.
Детский сад встретил её запахом манной каши и звонкими детскими голосами. Работа нянечкой – не бог весть что, но это были её первые самостоятельно заработанные деньги. И главное – это была её собственная жизнь, пусть маленькая и скромная.
– Тётя Вера, тётя Вера! – малыши облепили её, как только она переступила порог группы. – Расскажи сказку!
И она рассказывала. Удивительно, но с детьми её заикание почти исчезало. Может быть, потому что они не судили, не смеялись, просто слушали, открыв рты и глядя на неё восторженными глазами.
– А потом принцесса поняла, что сила была в ней самой… – голос лился свободно, певуче, как весенний ручей.
– А дракон? – дёргал её за рукав маленький Славик. – Что с драконом?
– А дракон оказался совсем не страшным. Просто он сам себя боялся…
Вечерами она корпела над учебниками. Педагогический колледж оказался сложнее, чем она думала, но это была приятная сложность. Каждая решенная задача, каждый сданный экзамен добавляли уверенности в себе.
Дома она теперь бывала редко – только на выходных. Отец делал вид, что не замечает её, и это было лучшее, на что можно было надеяться. Мать украдкой совала ей деньги и гостинцы, шептала: «Держись, доченька».
С лёгкостью окончив колледж, Вера поступила в университет. Исторический факультет, о котором она и мечтать не смела. Заочное отделение, конечно, но всё же! Когда она держала в руках студенческий билет, ей казалось, что это не просто кусочек картона, а пропуск в новую жизнь.
Переезд в город стал следующим шагом. Маленькая комната в общежитии казалась дворцом – своя территория, свои правила. Здесь можно было развесить на стенах картины, читать допоздна, не боясь отцовского окрика, петь тихонько, когда никто не слышит.
– Слушай, а ты классно рисуешь! – сказала как-то её соседка по комнате, разглядывая акварельный пейзаж на стене. – Почему не пошла в художественное?
Вера только пожала плечами. Разве могла она объяснить, сколько страхов и комплексов пришлось преодолеть, чтобы просто выйти из дома? Художественное казалось чем-то запредельным, недостижимым.
Но город принял её, как принимает весенний лес робкий подснежник. Здесь никто не знал её прошлого, не помнил заикающуюся девочку из Ольховки. Можно было начать с чистого листа.
Постепенно она научилась держать спину прямо, смотреть людям в глаза. Речь становилась увереннее, хотя в минуты волнения предательское заикание всё ещё возвращалось. Но теперь она знала – это не конец света. Можно справиться, можно преодолеть.
На работе её ценили. «У вас удивительный подход к детям», – говорила заведующая. И это была правда – Вера понимала малышей, как никто другой. Может быть, потому что помнила собственные детские страхи и одиночество.
Однажды утром, Вера не узнала себя в зеркале. На неё смотрела молодая и красивая женщина. Женщина с горящими взглядом, голубыми глазами и легкой улыбкой. Неужели это она? Неужели это возможно – так измениться?
«Ты справишься», – прошептала она своему отражению. И впервые за долгие годы по-настоящему в это поверила.
Всё изменилось, когда в её жизни появился Игорь. Она встретила его на дне рождения подруги – невысокий шатен с внимательными карими глазами и чуть насмешливой улыбкой. Он работал менеджером в какой-то фирме, много говорил о бизнесе и перспективах. Вера слушала, затаив дыхание – ей казалось, что наконец-то рядом появился человек, который знает, как жить.
– Ты какая-то особенная, – сказал он ей после третьей встречи. – Не такая, как все эти… – он неопределенно махнул рукой.
Вера млела от его слов. В свои двадцать девять она чувствовала себя безнадежно старой девой. Подруги давно повыходили замуж, у многих уже были дети. А она всё никак не могла решиться, боялась довериться, открыться.
Игорь настойчиво ухаживал. Цветы, кафе, прогулки по вечернему городу. Он умел красиво говорить о будущем, рисовал заманчивые картины их совместной жизни. И Вера поверила. Хотела поверить.
Свадьба была скромной – расписались в ЗАГСе, посидели в кафе с несколькими друзьями. Отец на церемонию не приехал, хотя мать прислала поздравительную телеграмму и немного денег.
Первые тревожные звоночки прозвенели уже через месяц. Игорь постоянно менял работу, говорил о каких-то грандиозных проектах, которые почему-то никак не начинались. Деньги утекали неизвестно куда.
– Милая, одолжи до зарплаты? – стал он просить всё чаще. – Я верну, ты же знаешь.
Она одалживала. Отказывала себе в новой одежде, экономила на обедах. А потом случайно нашла в его телефоне сообщения от коллекторов. Оказалось, у мужа были огромные долги по кредитам, о которых он ей не рассказывал.
– Игорь, как же так? – её голос дрожал, но заикания почти не было – странно, но в минуты сильного волнения она теперь говорила чётче. – Почему ты молчал?
– Да ладно тебе! – он беспечно махнул рукой. – Прорвёмся! У меня сейчас такой проект намечается…
Но она уже не слушала. Внутри что-то оборвалось, словно лопнула струна. И именно в этот момент она поняла, что беременна. Тест показал две полоски, а через неделю УЗИ выявило двойню.
Вера сидела в парке возле женской консультации, комкая в руках заключение врача. Внутри бушевал ураган эмоций – радость от будущего материнства смешивалась с диким страхом. Как растить детей с мужем, которому нельзя доверять? На какие деньги жить?
Вечером она решилась на разговор:
– Игорь, нам надо серьёзно поговорить. Я жду ребенка. Точнее, детей – будет двойня.
Он побледнел, опустился на стул:
– Сейчас? Но как же… У меня же проект на стадии запуска… Может, подождём? Ну, ты понимаешь…
– Чего подождём? – тихо спросила она. – Аборта? Нет, Игорь. Я буду рожать. С тобой или без тебя.
Он исчез через неделю. Просто не пришёл домой с работы, перестал отвечать на звонки. А ещё через день Вере позвонили из банка – оказалось, что муж оформил кредит на её имя, подделав подпись.
Она не плакала. Внутри была какая-то звенящая пустота. Механически собрала вещи, позвонила матери:
– Мама, я возвращаюсь. Можно пожить у вас? Ненадолго, пока не встану на ноги…
В трубке повисло молчание, потом мать тихо всхлипнула:
– Конечно, доченька. Приезжай. Только…
Это «только» повисло между ними тяжёлым облаком. Обе понимали – отец будет против. Но выбора не было.
Возвращение в родительский дом далось тяжело. Отец встретил её злым молчанием, которое прорвалось через несколько дней:
– Явилась! – гремел его голос на весь дом. – Кукушка! Решила подбросить нам своих кукушат!
Вера молчала, прижимая руки к животу, словно защищая своих нерождённых детей. Внутри росла странная, спокойная уверенность – она справится. Должна справиться, ради них.
Беременность протекала тяжело. Токсикоз, постоянная тошнота, слабость. Мать хлопотала вокруг неё, как наседка, а отец демонстративно уходил из комнаты, стоило ей появиться.
– Нет бы аборт сделала по-тихому, – бурчал он. – Опозорила всю семью!
Но Вера словно оглохла к его попрекам. Всё её существо было сосредоточено на двух крошечных сердцах, что бились под её сердцем. По ночам она разговаривала с ними, гладила живот и мечтала о будущем.
В женской консультации её лечащий врач, пожилая женщина с добрыми глазами, как-то сказала:
– Знаешь, деточка, я сорок лет в профессии, а такой счастливой будущей мамы давно не видела. Ты прямо светишься изнутри!
И это была правда. Вера впервые в жизни чувствовала себя по-настоящему живой. Она точно знала, чего хочет. Родить и вырастить своих детей, дать им всю ту любовь, которой была лишена сама.
Двойняшки родились холодным октябрьским утром – мальчик и девочка, оба крепкие, здоровые. Когда их положили ей на грудь, Вера расплакалась от счастья. Они были такие маленькие, беззащитные, и в то же время – такие невероятно сильные, эти два новых человека, появившиеся в мире.
Время летело незаметно. Близнецам исполнилось три года – Алёшка и Машенька росли любознательными, активными детьми. В доме постоянно звенел детский смех, топот маленьких ножек, звон разбитых чашек – обычная жизнь обычной семьи. Вот только для отца каждый такой звук был как нож по сердцу.
– Когда ты уже уберешься из моего дома со своими кукушатами?! – кричал он, когда дети случайно будили его своими играми. – Развела тут детский сад!
Вера научилась пропускать его слова мимо ушей. Она работала – вела кружок рисования в местном Доме культуры, подрабатывала репетитором по истории. Денег хватало впритык, но она упорно откладывала каждую копейку на будущее жильё.
Мать помогала с детьми как могла. Часто, когда отец уходил на работу, она приносила внукам конфеты и игрушки, читала им сказки, пекла пирожки. В такие моменты дом словно оживал, наполнялся теплом и уютом.
– Знаешь, – сказала как-то мать, глядя, как близнецы возились в песочнице, – я ведь тоже мечтала о большой семье. О детском смехе в доме. Но твой отец… – она осеклась, покачала головой. – Прости меня, доченька. За всё прости.
Вера обняла мать, прижалась к её плечу:
– Не надо, мам. Ты ни в чём не виновата.
Но судьба готовила новое испытание. В тот день Машенька проснулась с высокой температурой. Жар не спадал, девочка металась по кровати, отказывалась от еды.
– Скорая в пути, – сказала Вера, положив трубку. – Потерпи, солнышко…
И тут в комнату ворвался отец:
– Что за вой? Почему ребёнок орёт?
– Папа, у неё температура под сорок! – Вера прижимала к себе плачущую дочку. – Мы скорую ждём…
– Температура?! – он шагнул к кровати. – А может, ты просто избаловала их? Распустила? В мои времена детей не нянчили по каждому чиху!
– Отойди, – впервые в жизни Вера произнесла это слово без тени страха или заикания. – Не смей приближаться к моему ребёнку.
– Твоему?! – взревел отец. – В моём доме! На мои деньги! Да ты…
– Замолчи! – её крик был похож на рык раненой львицы. – Просто замолчи! Ты всю жизнь пытался сломать меня, но я выжила. И мои дети будут жить иначе. Без страха. Без боли. Без тебя!
В комнате повисла мёртвая тишина. Даже Машенька притихла, испуганно прижавшись к матери. Отец стоял, открывая и закрывая рот, как выброшенная на берег рыба.
– Вон, – наконец выдавил он. – Вон из моего дома.
– Хорошо, – спокойно ответила Вера. – Мы уйдём. Но сначала я вылечу дочь.
В больнице у Машеньки диагностировали тяжёлую форму пневмонии. Две недели Вера не отходила от её кровати, спала в неудобном больничном кресле, молилась всем богам, каких знала.
А когда они вернулись домой, её ждал сюрприз. Мать, оказывается, всю жизнь тайком откладывала деньги – «на чёрный день».
– Возьми, – она протянула дочери сберкнижку. – Тут на первый взнос за квартиру хватит. В соседнем городе жильё дешевле, и работу найти можно…
– Мама… – Вера растерянно смотрела на потрёпанную книжку. – Но как же ты?
– А что я? – мать грустно улыбнулась. – Я свою жизнь прожила. Хватит бояться. Хватит прятаться. Иди, доченька. Иди и живи.
Прошло пять лет. Вера сидела на балконе своей маленькой, но уютной квартиры в новостройке. Внизу, во дворе, близнецы гоняли на велосипедах – уже совсем большие, первоклашки.
Она достала из ящика стола старую тетрадь – ту самую, в которой когда-то писала свои первые стихи. Пролистала пожелтевшие страницы, улыбнулась своим детским каракулям.
Жизнь налаживалась. Она нашла хорошую работу в школе – преподавала историю и вела художественный кружок. Дети её любили, коллеги уважали. Заикание почти исчезло – иногда возвращалось в моменты сильного волнения, но теперь это не казалось концом света.
С отцом они не виделись с того дня. Мать приезжала в гости, привозила подарки внукам, рассказывала новости. Говорила, что отец стал тише, словно сдулся изнутри. Иногда спрашивает про внуков, хотя никогда не признается в этом вслух.
Вера не держала на него зла. Время и материнство научили её многому, в том числе – прощать. Она понимала теперь, что отец тоже был жертвой – своего характера, своего воспитания, своих несбывшихся надежд.
Внизу раздался звонкий детский смех. Алёшка что-то кричал сестре, размахивая руками. Они были такие красивые, её дети – светловолосые, голубоглазые, похожие на неё в детстве. Только в их глазах не было того вечного страха, той забитости, что преследовали её саму долгие годы.
Вера открыла тетрадь на чистой странице. Взяла ручку, на секунду задумалась. Потом начала писать – медленно, тщательно подбирая слова:
«Моим детям. Вы не представляете, как много вы мне дали. Вы научили меня быть сильной. Научили любить – себя и других. Научили не бояться. Я смотрю на вас и вижу чудо – два маленьких человека, в которых живёт целая вселенная надежд и возможностей…»
За её спиной садилось солнце, окрашивая небо в розовые тона. Где-то вдалеке играла музыка, лаяли собаки, шумел вечерний город. Обычная жизнь обычного дня. Но для Веры каждый такой день был маленькой победой, каждый закат – наградой, каждый детский смех – подарком судьбы.
А на кухне уже закипал чайник, и скоро дети прибегут домой – голодные, шумные, счастливые. И она будет кормить их ужином, проверять уроки, читать сказку на ночь. Всё как всегда. Всё как должно быть.
Потому что иногда нужно пройти через темноту, чтобы научиться ценить свет. Нужно потерять себя, чтобы найти. Нужно упасть на самое дно, чтобы оттолкнуться и всплыть.
И Вера знала теперь – она справится. Со всем справится. Потому что наконец-то нашла свой путь. Путь к себе.
