— Куда ты опять намылилась со своими подружками? У тебя муж дома сидит, а ты по барам шляешься! Замужняя женщина должна дома сидеть и ужин готовить, а не хвостом вертеть!
Этот крик был похож на удар кнута. Он ворвался в спальню, ударился о зеркало и рикошетом вернулся к Свете, заставив её руку с кисточкой для туши дрогнуть. Она медленно опустила руку, глядя не на своё отражение, а на отражение Егора, стоявшего в дверях. Он был в домашних трениках с вытянутыми коленками и старой футболке — униформе праведного семейного гнева. Его лицо было красным, искажённым гримасой оскорблённого собственника.
Света проигнорировала его. Она ждала этой встречи почти месяц. Не просто встречи, а глотка воздуха. Сообщение в общем чате одноклассников появилось внезапно: «Ребята, Лёшка Орлов проездом в городе, всего на один вечер! Давайте соберёмся, вспомним молодость!» И началось: суета, радостные возгласы, бронирование столика в том самом кафе, где они когда-то прогуливали пары. Для Светы это было больше, чем просто посиделки. Это был шанс на пару часов снова стать той самой Светой — лёгкой, смешливой, беззаботной девчонкой, а не функцией «жена», придатком к дивану и телевизору.
Она снова подняла кисточку. Последний штрих. Длинные, аккуратно прокрашенные ресницы сделали её взгляд выразительнее, почти вызывающим. Она оглядела себя. Чёрное платье-футляр сидело идеально, подчёркивая фигуру. Новые туфли на невысоком, но изящном каблуке. Капля любимых духов на запястье. Она была готова. Она чувствовала себя красивой. И это, кажется, бесило Егора больше всего.
— Ты меня слышишь вообще? Я с кем разговариваю? — он сделал шаг в комнату. Пол под его ногами не скрипнул, но Света почувствовала вибрацию, как перед землетрясением.
— Я слышу тебя, Егор. Весь дом тебя слышит. И соседи, наверное, тоже, — её голос был спокойным, ровным. Она научилась этому за годы их совместной жизни — не поддаваться на его крик, не давать ему той эмоциональной реакции, которой он жаждал.
— И правильно, пусть слышат! Пусть знают, какая у меня жена гулящая! Ей на мужа плевать! Я с работы пришёл, уставший, есть хочу, а она морду малюет, к хахалям своим собирается!
— Это не хахали, а мои одноклассники. Там и девчонки будут. Мы не виделись десять лет. Я тебе говорила об этом ещё месяц назад, — она говорила это не для того, чтобы его переубедить. Она знала, что это бесполезно. Она говорила это для себя, как мантру, как напоминание о том, что она имеет право на этот вечер.
Он подошёл ближе, встал за её спиной. Его отражение в зеркале нависло над её. Он был большим, массивным, и сейчас казался тюремной стеной.
— Одноклассники… Знаем мы этих одноклассников. Напьётесь там, и понесётся. А я сиди тут, как дурак, жди её. Нет уж. Хватит. Нагулялась.
Света встала, взяла с туалетного столика маленькую сумочку. Она была готова к бою. Она пройдёт мимо него, выйдет из квартиры и просто не будет отвечать на его звонки. Но Егор был готов тоже. Когда она двинулась к выходу, он одним быстрым движением опередил её и встал в дверном проёме, расставив руки и уперевшись в косяки. Он полностью перекрыл ей путь. Живой замок.
— Я сказал, никуда ты не пойдёшь.
Вот оно. Финальная точка. Момент, когда все слова заканчиваются и начинается тупое, животное противостояние. Света смотрела на него. На его побагровевшую шею, на вздувшуюся на лбу вену, на упрямо сжатые губы. Она не чувствовала страха. Она не чувствовала обиды. Ярость, кипевшая в ней минуту назад, внезапно остыла, превратившись в нечто твёрдое, холодное и острое, как осколок льда. Она смотрела на него так, как учёный смотрит на подопытное насекомое. И в её голове всё встало на свои места. Его логика, его правила, его мир. Что ж, если он хочет играть по этим правилам, она сыграет.
— Ты прав, Егор. Совершенно прав, — её голос прозвучал так спокойно и отчётливо, что он на мгновение опешил, ослабив хватку на косяках. Она сделала шаг назад, в комнату. Медленно, с какой-то театральной грацией, она наклонилась и сняла одну туфлю, потом вторую. Поставила их ровно у стены. Потом прошла мимо ошарашенного мужа на кухню. На плите в сковороде аппетитно шкворчало мясо с овощами — его ужин. Она протянула руку и повернула ручку конфорки. Шипение прекратилось.
Она обернулась к нему. Он так и стоял в дверях спальни, ничего не понимая.
— Замужняя женщина должна быть дома. Я всё поняла. Поэтому я буду дома, — она сделала паузу, давая словам впитаться в воздух. — А ты пойдёшь и погуляешь. Часа три. И завтра тоже. И послезавтра. Я хочу, чтобы ты на своей шкуре почувствовал, каково это, когда тебя не пускают в собственный дом, потому что у кого-то другие планы на твой вечер.
Егор смотрел на неё, как на сумасшедшую. Его мозг, привыкший к простому и понятному алгоритму — крик, слёзы, подчинение — отказывался обрабатывать новую информацию. Он ожидал чего угодно: истерики, уговоров, скандала. Но эта ледяная, убийственная логика выбила у него почву из-под ног. Он всё ещё стоял в дверях спальни, преграждая путь пустоте, в то время как эпицентр бури переместился на кухню и теперь спокойно смотрел ему в глаза.
— Ты что несёшь? Совсем умом тронулась? — его голос, только что гремевший праведным гневом, стал растерянным, почти неуверенным. Он сделал шаг к ней, пытаясь вернуть себе контроль над ситуацией. — Это мой дом! Я никуда не пойду!
— Конечно, твой. А ещё мой, — Света не сдвинулась с места. Она стояла у остывающей плиты, и эта неподвижность придавала ей силы. — Но сегодня вечером здесь буду только я. Ты же сам этого хотел. Чтобы жена была дома. Вот, я дома. А тебе здесь места нет. Иди. Гуляй. Дыши воздухом.
Она развернулась и пошла в прихожую. Её движения были выверенными и точными, как у хирурга. Она взяла его куртку с вешалки, его ботинки, которые он небрежно скинул у порога. Открыла входную дверь и аккуратно поставила всё на лестничной клетке. Потом вернулась и посмотрела на него выжидающе. Это было не приглашение. Это был приказ.
— Ах ты… — он наконец взорвался. Осознание унизительности происходящего дошло до него. Он бросился к ней, его лицо снова налилось кровью. — Ты что творишь, дрянь?!
Он схватил её за плечо, но она даже не вздрогнула. Она просто посмотрела на его руку, потом ему в глаза. Её взгляд был абсолютно пустым, лишённым всяких эмоций. Это обезоруживало. Он ожидал сопротивления, крика — чего-то, что можно было бы сломать. А наткнулся на сталь. Он разжал пальцы.
— Уходи, Егор. По-хорошему. Не заставляй меня делать то, о чём мы оба потом пожалеем, — в её голосе не было угрозы, только констатация факта.
Он отступил к входной двери, всё ещё не веря, что это происходит наяву. Это был его дом, его крепость. А его выставляли из неё, как нашкодившего щенка. Он вышел на площадку, схватил свою куртку.
— Ты ещё попляшешь у меня! Я вернусь через десять минут, и если дверь будет закрыта…
— Она будет закрыта, — перебила Света. И прежде чем он успел договорить, она захлопнула дверь. Щёлкнул один замок. Потом второй. Потом она повернула защёлку.
Егор остался стоять на лестничной клетке. Сначала он просто ждал, уверенный, что это какой-то дурацкий спектакль, и она сейчас откроет. Прошла минута. Пять. Десять. Он дёрнул ручку. Заперто. Он ударил по двери кулаком. Один раз, второй.
— Света, открой! Открой, я сказал! Ты доиграешься!
Из-за двери не доносилось ни звука. Словно квартира вымерла. Он прислушался. Ни шагов, ни звука телевизора. Ничего. Эта тишина бесила больше, чем крики. Стыд обжёг его. А что, если соседи услышат? Он, глава семьи, стоит под собственной дверью, как попрошайка. Он не мог пойти к друзьям — что он им скажет? «Меня жена из дома выгнала»? Позор. К родителям — ещё хуже. Мать тут же начнёт причитать, что она его предупреждала. Он был в ловушке. В ловушке собственного двора, собственного района.
Он спустился вниз и сел на лавочку. Холодный октябрьский ветер пробирал до костей. Он бездумно смотрел на светящиеся окна их квартиры на третьем этаже. Там, за этим окном, была его жизнь. Его диван, его телевизор, его ужин, который он так и не съел. И его жена, которая только что совершила государственный переворот.
Ровно через три часа, минута в минуту, он поднялся на свой этаж. Когда он подошёл к двери, замки щёлкнули, и она открылась. Света стояла на пороге. Она уже переоделась в простую домашнюю футболку и шорты. Её лицо было спокойным, макияж смыт. От нарядной, готовой к празднику женщины не осталось и следа. Она просто молча отошла в сторону, пропуская его.
Он ворвался в квартиру, готовый крушить и орать. Но атмосфера внутри мгновенно погасила его ярость. Было тихо и как-то стерильно. На кухне пахло кофе, а не его ужином. Он заглянул в сковороду — она была пуста и вымыта. Он открыл холодильник. Его порция, аккуратно накрытая тарелкой, стояла на полке. Холодная.
— Что это значит? — прохрипел он, указывая на холодильник.
— Это значит, что я была дома. Как и положено замужней женщине, — ответила она из комнаты. — А ты гулял. Всё так, как ты хотел.
Он прошёл в комнату. Она сидела в кресле с телефоном и даже не подняла на него глаз. Её спокойствие было абсолютным, непробиваемым. Он сел на диван, на своё законное место, но не почувствовал себя хозяином. Он чувствовал себя гостем, которого только что впустили переночевать. Воздух в квартире был холодным и разреженным, дышать им было невозможно. Этой ночью они спали в одной постели, но между ними пролегала ледяная пропасть шириной в три часа его унизительной прогулки. И он понимал, что это только начало.
Утро было тихим. Слишком тихим. Егор проснулся от отсутствия привычных звуков: не шкворчала на кухне яичница, не шумел чайник. Воздух в спальне был неподвижным и холодным. Света лежала на своей половине кровати, отвернувшись к стене, и он не мог понять, спит она или нет. Вчерашний вечер казался дурным сном, бредом, который должен был рассеяться с первыми лучами солнца. Он был уверен, что это была разовая акция, глупая женская истерика, способ выпустить пар. Сейчас она, конечно же, остыла, поняла, что перегнула палку, и всё вернётся на круги своя. Он даже был готов проявить великодушие — не попрекать её, просто сделать вид, что ничего не было.
Он встал, прошёл на кухню. Пусто. Чисто. Стерильно. На столе стояла только его кружка и банка кофе. Он сделал себе кофе, выпил его стоя, глядя в окно на серый двор. Весь день на работе он прокручивал в голове сценарий вечера. Он придёт домой, она встретит его виноватой улыбкой, на столе будет горячий ужин, и он, как мудрый глава семьи, скажет что-то вроде: «Ладно, проехали». Он вернёт себе свой диван, свой пульт, свой статус хозяина дома. Он был в этом абсолютно уверен.
Когда в семь часов вечера он вставил ключ в замок, его ноздри уловили знакомый, успокаивающий аромат жареной курицы. Сердце отпустило. Ну вот. Всё в порядке. Он ошибся, она просто показала характер. Он вошёл в прихожую. Квартира была идеально убрана. Из комнаты вышла Света. Спокойная, в простом домашнем платье. Она не улыбалась, но и не хмурилась. Её лицо было непроницаемой маской.
— Привет, — сказал он, стараясь, чтобы голос звучал буднично. — Пахнет вкусно.
— Привет. Ужин готов, — кивнула она. А потом добавила голосом, в котором не было ни капли тепла: — Тебе пора. У тебя три часа.
Егор застыл с полуснятым ботинком в руке. Аромат курицы мгновенно превратился в издевательский, дразнящий запах. Он медленно выпрямился. — Ты сейчас серьёзно?
— Абсолютно. Я дома. Я готовлю. Я храню очаг. А ты идёшь гулять, чтобы я тебе не мешала и не отвлекала своими походами куда-то там. Это твои правила, Егор. Я их просто соблюдаю.
— Да ты с ума сошла! Это было вчера! Это была ошибка! — он перешёл на крик, чувствуя, как земля снова уходит из-под ног. — Ты издеваешься надо мной!
— Вовсе нет. Я уважаю твои принципы, — её спокойствие было похоже на стену из толстого стекла. Ты видишь человека за ней, но докричаться не можешь. — Ты хотел, чтобы жена сидела дома? Я сижу. Чего ты ещё хочешь?
Надрывный, яростный скандал, который он был готов закатить, захлебнулся, столкнувшись с этим ледяным спокойствием. Он пытался спорить, угрожать, взывать к здравому смыслу, но все его слова отскакивали от неё, не оставляя и царапины. В конце концов, он снова оказался на лестничной клетке, слушая, как за дверью поворачивается ключ.
Это стало системой. Его дом, его крепость превратилась в ресторан с сеансами. Он приходил с работы, и она объявляла время его прогулки. Он перестал спорить. Это было бесполезно. Он просто молча одевался и уходил. Он бродил по улицам, заходил в дешёвые бары, пил пиво в одиночестве, чувствуя себя униженным и выпотрошенным. Самым страшным был день, когда играла его любимая футбольная команда. Финал кубка. Он ждал этого матча полгода. Он прибежал с работы пораньше, купил пива и чипсов. Он влетел в квартиру, предвкушая, как растянется на диване. Света встретила его на пороге.
— Сегодня хорошая погода. Тебе пойдёт на пользу долгая прогулка, — сказала она.
— Света, не смей. Ты знаешь, какой сегодня день. Матч! — взмолился он. В его голосе впервые прозвучали просящие нотки.
— Матч? Какая ерунда. Настоящий мужчина не должен тратить время на такие глупости, — парировала она, используя одну из его же старых фраз. — Иди.
И он ушёл. Он сидел в шумном спорт-баре, где все орали и обнимались, и чувствовал себя самым одиноким человеком на свете. Он проиграл. Она взяла его же оружие, его же тупые, шовинистические установки и превратила их в изощрённый инструмент пытки.
В один из вечеров он решил взбунтоваться. Он пришёл домой, и когда она произнесла свою ритуальную фразу, он просто прошёл мимо неё, скинул ботинки, вошёл в комнату и рухнул на диван. Он взял пульт.
— Я никуда не пойду. Это мой дом. И я буду сидеть здесь.
Света посмотрела на него долгим, изучающим взглядом. Она не стала кричать. Она не стала спорить. Она молча развернулась и ушла на кухню. Через минуту она вернулась с его тарелкой, полной дымящегося, ароматного рагу. Она не подала её ему. Она подошла к входной двери, открыла её и поставила тарелку на коврик в подъезде. Затем она вернулась, взяла со стола его кружку, пульт от телевизора и его домашние тапочки. И вынесла всё туда же, на лестничную клетку. Она вернулась в комнату, встала напротив него и спокойно сказала: — Не хочешь гулять на улице — гуляй здесь. Но в квартире сегодня мой вечер.
Он сидел на диване в пустой комнате, глядя на тёмный экран телевизора. За дверью, на грязном коврике, стоял его ужин. В этот момент он понял, что это больше не игра. Это война. И он проигрывал её по всем фронтам. Он проигрывал не ей. Он проигрывал самому себе, своей собственной, доведённой до абсурда логике.
Неделю Егор был образцовым изгнанником. Он перестал сопротивляться. Вечером, возвращаясь с работы, он уже не заходил в квартиру, а ждал на лестничной клетке. Света открывала дверь, молча протягивала ему пакет с ужином в контейнере, и он уходил. Он больше не спорил, не кричал, не смотрел на неё. Его плечи опустились, взгляд стал тусклым. Он превратился в тень, в привидение, обитающее в подъезде собственного дома. Света наблюдала за этой трансформацией с холодным удовлетворением. Она победила. Она не просто отстояла своё право на личный вечер — она сломала его, перемолола его тиранию в пыль его же собственными жерновами.
В этот вечер она чувствовала себя особенно хорошо. Она приготовила себе пасту с морепродуктами, налила бокал белого вина. Включила тихую, расслабляющую музыку. Она сидела у окна, глядя на огни ночного города, и впервые за много лет чувствовала абсолютную, пьянящую свободу. Этот дом, который был её тюрьмой, стал её королевством. Каждый предмет, каждый звук подчинялся только ей. Она была здесь хозяйкой. Она даже почти забыла о Егоре, который сейчас где-то бродил по тёмным улицам, доедая свой остывший ужин из пластиковой коробки.
Она не сразу услышала звук. Тихий, едва заметный щелчок ключа в замочной скважине. Музыка была слишком громкой. Она заметила, когда в прихожей зажёгся свет. В дверях стоял Егор. Он не уходил. Он просто ждал. Ждал, когда она расслабится, потеряет бдительность. На его лице не было ни злости, ни унижения. Вместо этого там застыла странная, пугающе-спокойная улыбка. Он выглядел отдохнувшим. И опасным.
— Что ты здесь делаешь? — спросила Света, вставая. Бокал с вином остался на подоконнике. Чувство триумфа мгновенно испарилось, сменившись ледяным предчувствием.
— Я дома, Света, — его голос был тихим, почти ласковым. Он сделал шаг в квартиру и закрыл за собой дверь. Щёлкнул один замок. Потом второй. Потом он повернул защёлку. Ключ он не вынул. Он просто оставил его в замке с внутренней стороны. Он медленно подошёл к ней, глядя прямо в глаза. Его улыбка не исчезала.
— Ты была абсолютно права, дорогая. Во всём. Замужняя женщина должна сидеть дома. Это её место, её мир. Но ты, в своей гениальной игре, упустила одну маленькую, но очень важную деталь.
Он говорил медленно, смакуя каждое слово, как будто объяснял что-то очевидное неразумному ребёнку. Он подошёл к столу, на котором лежал её мобильный телефон. Она инстинктивно шагнула к нему, пытаясь перехватить, но он был быстрее. Он не стал его разбивать. Это было бы слишком шумно, слишком банально. Он просто взял телефон и, подойдя к открытой форточке на кухне, выкинул его в темноту. Она услышала глухой стук где-то внизу.
— У настоящей домохозяйки, у хранительницы очага, не должно быть подружек, которые сбивают её с пути истинного. Не должно быть никаких встреч, никаких поводов куда-то наряжаться. Всё это — лишнее. Это отвлекает.
Он вернулся в комнату. Его взгляд упал на роутер, мигающий зелёными огоньками в углу. Он подошёл к нему и спокойно, без суеты, выдернул из стены блок питания. Зелёные огоньки погасли. Квартира погрузилась в информационную тишину.
— И уж тем более ей не нужен весь этот мусор из внешнего мира. Все эти интернеты, чаты, социальные сети. Это всё загрязняет сознание, рождает глупые мысли о какой-то там свободе.
Света стояла посреди комнаты, парализованная не страхом, а чудовищным осознанием происходящего. Она смотрела на него, на этого спокойного, улыбающегося монстра, которого она сама создала, отточила и выпустила на волю. Она переиграла его в его же игре, и теперь он просто изменил правила, сделав последний, решающий ход.
Он подошёл к дивану, привычным движением нашёл пульт. Сел на своё законное место.
— Вот теперь всё правильно. Всё на своих местах. Ты дома. Я дома. И никаких соблазнов, никаких глупых идей и ненужных встреч. Теперь мы будем проводить вечера вместе. Каждый вечер. Всегда.
Он включил телевизор. Экран осветил его лицо, и в этом безжизненном свете его улыбка выглядела как оскал. Он не смотрел на неё. Он смотрел на экран, но Света чувствовала его взгляд каждой клеткой кожи. Это был взгляд тюремщика, который только что запер последнюю дверь в камере смертника. Их война закончилась. Она выиграла все битвы, блестяще, тактически безупречно. Но он, проиграв всё, забрал главный приз. Он выиграл войну, превратив её с таким трудом отвоёванное королевство в пожизненную, изолированную от всего мира клетку…
