— Всё, Марина. Доигрались мы.
Денис сел за кухонный стол, положил перед собой какие-то бумаги. Лицо серое, под глазами тени. Марина выключила воду, вытерла руки о полотенце.
— Что случилось?
— Лёха ультиматум поставил. Три недели — или подаёт в суд.
Марина медленно опустилась на табуретку напротив. В комнате Соня что-то напевала, раскладывая карандаши.
— И что будет, если подаст?
Денис потёр переносицу, не поднимая глаз.
— Затянется на год минимум. Плюс проценты набегут, судебные расходы. А Лёху ты знаешь — он шутить не будет. Найдёт способ получить своё.
— Сколько ты ему должен?
— Миллион восемьсот.
У Марины потемнело в глазах. Она знала, что есть долг, но не представляла масштаба.
— Миллион восемьсот тысяч?
— Он вложился в оборудование. Аренда за полгода. Реклама…
— Ты же говорил — максимум семьсот.
Денис наконец посмотрел на неё.
— Я думал, мы отобьём. Кто ж знал, что так выйдет.
Марина молчала. За окном зажигались фонари, на кухне становилось темнее, но никто не встал включить свет.
— Я вижу один выход, — сказал Денис тихо. — Продать эту квартиру.
Марина подняла голову так резко, что хрустнула шея.
— Мамину квартиру?
— Марин, ну где ещё взять такие деньги? На Преображенке однушка — это четыре с лишним. Продадим, закроем долг, ещё останется. Переедем в нашу двушку, перестанем ипотеку платить…
— Мы здесь живём.
— Переедем. Квартира в Бирюлёво всё равно почти пустая — арендаторы через месяц съезжают.
— Они нам платят, — машинально поправила Марина.
— Ну да, платят. Но мы можем жить там сами.
Соня выглянула из комнаты.
— Мам, а ужин скоро?
— Скоро, зайка. Иди порисуй пока.
Девочка скрылась за дверью. Марина подождала, пока стихнут шаги, и повернулась к мужу.
— Ты вообще понимаешь, что ты предлагаешь?
— Понимаю. Неприятно, но это выход.
— Неприятно? — голос Марины стал тихим, почти шипящим. — Денис, я тебе год назад что говорила? У нас ипотека, кредит за машину, ребёнок. Какой бизнес?
— Опять ты об этом…
— Тебе даже Игорь говорил — нет свободных денег, не лезь. Твой родной брат. А ты: «Вот сосед Костя уже второе кафе открывает, надо своё дело, иначе в жизни не выбраться». Помнишь?
Денис отвернулся к окну.
— Я хотел как лучше.
— Ты хотел как проще. «Вложения можно временно найти» — это твои слова. Нашёл? Теперь мамину квартиру «временно» продаём?
— А что делать, Марина? Что? — он хлопнул ладонью по столу. — Сидеть и ждать, пока Лёха в суд подаст? Ты его знаешь, он своё вытрясет, только ещё хуже будет.
— Не знаю. Но эту квартиру мама мне оставила. Не тебе, не нам — мне.
— Мы семья. У нас всё общее.
Марина смотрела на него и чувствовала, как внутри что-то холодеет. Всё общее. Когда он лез в этот сервис, он её мнение не спрашивал. А теперь — всё общее.
— Я эту квартиру хотела Соне оставить, — сказала она медленно. — Чтобы дочь в двадцать лет не моталась по съёмным углам, как мы с тобой когда-то. Я ещё сына хотела родить — и у каждого было бы по квартире. Нормальный старт в жизни, понимаешь? Мама для этого всю жизнь работала. Откладывала, экономила, отказывала себе во всём. А ты это всё одним своим сервисом похоронил.
Денис молчал. Мял в пальцах край бумажки.
— Я не знал, что так получится, — выдавил он наконец.
— Не знал. А я знала. Я тебе говорила — не лезь. Ты не послушал.
Она встала, включила свет. Кухня залилась жёлтым, Денис зажмурился.
— Я не продам эту квартиру, — сказала Марина. — Ищи другие варианты. А сейчас мне нужно кормить ребёнка. Иди мой руки, я накрываю на стол.
Ужинали молча. Соня болтала про школу, про подружку Настю, про то, что учительница поставила ей пятёрку за рисунок. Марина кивала, улыбалась дочери, подкладывала ей пельмени. Сама почти не ела — кусок не лез в горло. Денис ковырял вилкой тарелку, смотрел в стол.
— Пап, а ты чего грустный? — спросила Соня.
— Устал на работе, зайка.
После ужина Марина уложила дочь, вышла на кухню. Денис уже ушёл в комнату, закрыл дверь. Она села на табуретку, где он сидел час назад, и уставилась на бумаги, которые он так и оставил на столе.
Марина достала телефон, открыла фотографии. Мама на балконе этой квартиры, улыбается, держит кружку с чаем. Мама и Соня на кухне, лепят пельмени. Мама в больничной палате, за неделю до конца — худая, бледная, но всё ещё улыбается.
«Квартиру береги, — сказала она тогда. — Это твой тыл. Что бы ни случилось — есть куда вернуться».
Марина выключила телефон, положила его на стол. За окном горели фонари, в квартире было тихо — Соня уснула, Денис не выходил из комнаты. Где-то капал кран. На столе лежали бумаги с цифрами, которые она не хотела видеть.
Три недели. Миллион восемьсот тысяч. И муж, который считает, что всё общее, когда ему это удобно.
Она просидела на кухне до полуночи, но так ничего и не решила.
Ночью почти не спала. Денис лёг на диване — сказал, чтобы не мешать. Утром завтракали молча, Соня болтала про какой-то мультик, но родители почти не слушали. Денис доел яичницу, встал из-за стола.
— Мне нужно встретиться кое с кем. По работе.
Марина кивнула, не глядя на него. Хлопнула входная дверь.
Соня ушла в комнату смотреть мультики. Марина домывала посуду, когда в дверь позвонили.
— Кто там?
— Это я, Мариночка, открывай!
Голос свекрови. Марина вытерла руки, открыла дверь.
— Здравствуйте, Тамара Николаевна.
— Привет, привет! — свекровь чмокнула её в щёку, протиснулась в прихожую с пакетом в руках. — Я на рынок сегодня заехала, овощей свежих набрала. Дай, думаю, и к вам загляну, угощу. Помидоры вон какие, посмотри — сахарные прямо! И вот пирог с повидлом, в пекарню забежала — очень вкусный, Сонечке понравится.
Она сунула пакет Марине, заглянула в коридор.
— Ой, а Денис уже ушёл, что ли?
— Ушёл.
— Ну и хорошо, поговорим по-женски.
Марина почувствовала, как внутри всё сжимается. Она знала, что свекровь приехала не пирогами угощать.
На кухне Тамара Николаевна поставила чайник, выложила овощи на стол — помидоры, огурцы, пучок укропа. Хозяйничала, будто у себя дома. Марина села за стол, сложив руки на коленях.
— Денис мне рассказал, — начала свекровь, нарезая пирог. — Про долг, про Лёшу этого. Ситуация, конечно, неприятная.
— Это мягко сказано.
— Но ведь он старался для семьи, Мариночка. Не пропил, не прогулял — бизнес открывал. А то некоторые вон, посмотришь, что творят — волосы дыбом. А Денис хотел вас обеспечить.
— Мужчины иногда ошибаются. Это нормально. Главное — что семья должна держаться вместе. В трудные времена особенно.
— Я тоже так считаю, — сказала Марина. — Только он со мной не посоветовался, когда в этот бизнес лез. А теперь хочет, чтобы я мамину квартиру продала.
Тамара Николаевна вздохнула.
— Квартира — это камни, Мариночка. А семья — живые люди. Денис, Сонечка, ты. Разве камни важнее?
— Это не камни. Это память о маме. Это Сонино будущее.
— Будущее строят живые, — свекровь отпила чай. — А мёртвые… Царствие небесное твоей маме, хорошая была женщина. Но она бы поняла, что дети важнее стен.
Марина сжала край стола. Ей хотелось сказать, что мама как раз всю жизнь работала ради этих стен. Что эти стены — и есть её забота о дочери и внучке. Но слова застряли в горле.
— Ты подумай, — добавила Тамара Николаевна мягко. — Денис очень переживает. Он ночами не спит, я же вижу. Ты ведь не хочешь, чтобы он надорвался?
Из комнаты выбежала Соня, увидела бабушку, бросилась обнимать.
— Бабуля! А ты пирог принесла?
— Принесла, солнышко. С повидлом, как ты любишь.
Марина смотрела, как свекровь обнимает внучку, и понимала — сейчас спорить бесполезно. Всё, что она скажет, будет звучать так, будто она против семьи. Против мужа. Против счастья дочери.
Денис вернулся ближе к вечеру с пакетом продуктов. Сели ужинать — курица с картошкой, Соня болтала про мультики. Почти нормальный вечер.
Телефон Дениса зазвонил, когда они доедали. Он глянул на экран, лицо дёрнулось.
— Мне надо ответить.
Вышел в коридор, но дверь не закрыл. Марина слышала каждое слово.
— Да, Лёх… Нет, пока не нашёл… Понимаю, что с тебя тоже требуют… Дай ещё пару дней, я решаю вопрос…
Он вернулся за стол, лицо серое. Соня смотрела на него большими глазами.
— Пап, а кто звонил?
— По работе, зайка. Ешь давай.
Марина молча собирала тарелки. Денис подошёл к ней у мойки, заговорил тихо, чтобы дочь не слышала:
— Вот видишь, уже названивает. Лёху самого хозяин помещения прессует, он в долгах из-за нашего сервиса. Марин, нам нужно определяться. Мы же семья. Я же для нас старался, не для себя.
— Я тебе уже сказала — ищи другие варианты.
— Какие? Кредит нам не дадут, у нас уже ипотека висит. Занять не у кого. Что ты предлагаешь?
Марина повернулась к нему.
— Я не знаю, Денис. Это ты влез в эту историю, ты и думай. Но мамину квартиру я не продам.
Он отошёл, хлопнул дверью в комнату. Соня вздрогнула, посмотрела на маму испуганно.
— Мам, а вы с папой ругаетесь?
— Нет, зайка. Просто устали оба.
Марина домыла посуду, уложила дочь, вышла на кухню. Было почти десять вечера. Денис сидел в комнате, она слышала, как он говорит по телефону — тихо, неразборчиво.
Она пошла в ванную, открыла воду. И тут услышала его голос из коридора — он вышел из комнаты, думая, что она не слышит.
— Да, однушка на Преображенке… Сорок два метра, третий этаж, окна во двор… Состояние нормальное, можно жить сразу… Давай завтра покажу, часа в три, только без жены — она пока не в курсе…
Марина стояла в ванной, рука на кране. Вода текла, но она её не слышала. «Без жены, она пока не в курсе».
Она выключила воду, вышла в коридор. Денис обернулся, увидел её лицо — и замер.
— Марин, я…
— Завтра в три, значит? Без меня?
Он молчал. Телефон в его руке казался чужим, враждебным предметом.
— Ты уже всё решил, — сказала она тихо. — Мне просто забыли сообщить.
Марина молча развернулась и ушла в комнату. Прислонилась спиной к закрытой двери, постояла так с минуту, потом опустилась на край кровати. Руки сами обхватили плечи — холодно, хотя в квартире было тепло.
За стеной молчание. Потом шаги — Денис прошёл на кухню. Звякнула чашка.
Марина смотрела в темноту и чувствовала, как внутри что-то ломается. Не от злости. От понимания: для него её слово ничего не значит. Она сказала «нет» — а он уже назначает показ. Её дом. Её мамина квартира. Её решение, которое он просто обошёл.
На тумбочке тикал мамин будильник. Громко, ровно. Как всегда.
Утром Денис попытался заговорить, но Марина только молча налила себе кофе и ушла в комнату. Он потоптался у двери, потом ушёл на кухню.
Днём позвонила Алла.
— Ну что там у тебя? Голос какой-то убитый.
Марина рассказала — про долг, про свекровь, про вчерашний разговор по телефону.
— Подожди, — перебила Алла. — Он договаривается показать квартиру за твоей спиной?
— Да. Я слышала, как он по телефону говорил — «без жены, она не в курсе».
— А он вообще спрашивал твоё мнение, когда в этот сервис лез?
Марина помолчала.
— Нет. Я была против, он всё равно полез.
— Вот видишь. Он решает — ты должна соглашаться. Это у него система такая.
Марина вздохнула.
— Да, похоже на то.
— Ты только не молчи, ладно? Скажи ему всё как есть. Иначе так и будет продолжаться.
После разговора Марина убирала в комнате Сони и нашла на столе рисунок. Дом с окнами, дерево рядом, солнце в углу. Подпись детским почерком: «Мой дом». Только это был не дом — это была их квартира, мамина однушка на Преображенке. С балконом, с геранью на подоконнике.
Марина держала рисунок и думала: она потеряет свою комнату. Свой дом. То место, где выросла, где помнит каждый угол. А я ничего не могу сделать.
Вечером, когда Соня уснула, Денис пришёл на кухню. Сел напротив, сложил руки на столе.
— Марин, нам надо поговорить.
— Говори.
— Тянуть в нашей ситуации лучше не стоит.
— В нашей ситуации? — она подняла глаза.
— Ладно, в моей, — он вздохнул. — Но послушай, тут реально выхода нет. Квартиру нужно продавать. Здесь место хорошее, центр, спрос есть. Можно всё быстро сделать и закрыть этот долг.
Марина молчала. Денис подался вперёд.
— Я обещаю — больше никаких бизнесов. Буду работать в найме, как нормальный человек. Но заработаю ещё больше, вот увидишь. Найду хорошее место, буду пахать. Только сейчас ты должна меня понять. Мы же одна семья, так ведь? Мы так начинали с тобой жить, вместе через всё проходили. Или ты забыла?
Марина смотрела на него долго. Потом сказала тихо:
— Нет, я не забыла. Это ты забыл — когда полез в этот бизнес. Ты никого не слушал. Ни меня, ни Игоря. Все говорили — не лезь. А ты всё равно.
— Да, я виноват, — Денис опустил глаза. — Я облажался, признаю. Думал, получится, хотел как лучше. Прости меня. Но сейчас… сейчас мне нужна твоя помощь. Без тебя я не справлюсь.
Марина встала, подошла к окну. За стеклом горели фонари, во дворе было пусто.
— Хорошо, — сказала она, не оборачиваясь. — Я соглашусь.
— Правда? — в голосе Дениса мелькнула надежда.
— Но с условиями.
Она повернулась к нему.
— Все деньги от продажи идут только на этот долг. Ни копейки на другое. Это первое.
— Конечно, само собой…
— Второе. С этого дня у нас раздельный бюджет. Твои деньги — твои, мои — мои. Общее только на еду, коммуналку и Соню.
— Ну Марин, мы же семья, — он поморщился. — Что за бухгалтерия?
— Семья? — она усмехнулась. — Ты мне про семью рассказываешь? После того как за моей спиной показ квартиры назначал?
Денис опустил глаза.
— И третье. Ты будешь каждый месяц переводить деньги на отдельный счёт для Сони. Как алименты.
— Какие алименты? — он вскинул голову. — Мы же не разводимся!
— А это неважно. Можно и в браке оформить. У Ленки муж уже второй год так платит — вот и у нас так будет. Либо добровольно переводишь, либо я подаю официально.
— Марин, ну что ты такое придумываешь? Мы же одна семья, зачем эти бумажки?
— Затем, что я после всего этого уже не уверена в тебе. И должна подстраховаться. Мы из-за тебя теряем квартиру — ту, которую я хотела оставить дочери. Теперь будешь откладывать ей на новую.
Денис сидел молча, тёр переносицу.
— И последнее, — Марина сделала шаг к нему. — Если ты ещё раз залезешь в долги без моего согласия, если ещё раз примешь решение за меня — я забираю Соню и ухожу. Это не угроза, Денис. Это факт.
Он смотрел на неё снизу вверх, лицо бледное.
— Я понял.
— Ты уверен?
— Да. Обещаю.
Марина кивнула и вышла из кухни.
Квартиру продали за три недели. Покупатель попался хороший — молодая пара, ждут первенца. Марина отдала ключи и вышла из подъезда, не оглядываясь. В сумке лежал мамин будильник — единственное, что она взяла с собой.
Переехали в Бирюлёво в конце месяца. Двушка после арендаторов выглядела чужой — пятно на обоях в коридоре, царапина на ламинате, запах чужой жизни. Соня ходила по комнатам, трогала стены.
— Мам, а тут теперь моя комната?
— Да, зайка. Твоя.
— А она меньше, чем была.
— Зато окно большое. Смотри, сколько света.
Денис устроился менеджером в строительную фирму. Приходил вечером усталый, молчаливый. Долг закрыли, Лёха отстал. Часть денег от продажи Марина сразу перевела на отдельный счёт — начало будущей квартиры для Сони. Жизнь вроде наладилась.
За ужином Соня рассказывала про новую школу, про девочку Настю из параллельного класса. Денис кивал, подкладывал ей котлету. Марина улыбалась дочери, спрашивала про уроки.
Телефон зазвонил, когда она мыла посуду. На экране высветилось «Тамара Николаевна».
— Алло?
— Мариночка, это я. Денис мне всё рассказал. Ну что ты такое устроила? Алименты какие-то, раздельный бюджет… В наше время это был бы позор на всю семью!
Марина вытерла руки о полотенце.
— Это не позор, Тамара Николаевна. Это честная сделка.
— Какая сделка? Вы же муж и жена!
— Вот именно. А он решения принимал один. Теперь будет по-другому.
Свекровь ещё что-то говорила, но Марина уже не слушала. Попрощалась, положила телефон на стол.
А потом пошла в спальню и долго смотрела на мамин будильник. Он стоял на тумбочке и тикал — громко, ровно, как всегда. Только теперь это был единственный звук, который остался от прежней жизни.
Она спасла семью. Поставила границы. Добилась условий.
Но мамина квартира — та, где пахло её духами, где скрипела доска у двери, где Соня рисовала свой дом — осталась в прошлом. И вместе с ней ушло что-то, чему Марина не могла подобрать слова. Не обида, не злость. Просто пустота там, где раньше был тыл.
Будильник тикал. Марина знала — она всё сделала правильно. Защитила себя, поставила условия, начала откладывать дочери на будущее. Но что-то между ней и Денисом надломилось. Не сломалось пополам, нет — просто треснуло, как старая чашка, которой ещё можно пользоваться, но уже осторожно. И пока было непонятно, затянется эта трещина со временем или однажды расколет их окончательно.
