— Мама, папа, вы серьезно? — Люда стояла у окна, глядя на родителей с нескрываемым возмущением. — После всего, что было?
— Людочка, доченька, — мать присела на край дивана, сложив руки на коленях, — мы понимаем твои чувства, но сейчас такая ситуация…
— Какая ситуация? — Люда резко развернулась. — Вы пять лет назад все прекрасно распределили. Татьяне — трешку в центре, Мишке — магазин. А мне что досталось? Старая дача с прогнившей крышей? И теперь вы приходите ко мне за помощью?
Отец тяжело вздохнул, глядя в пол:
— Мы же объясняли тогда… У Тани ребенок особенный, ей нужна была квартира побольше. А Миша столько лет в магазине работал, все знал, все умел…
— А я? — голос Люды дрогнул. — Я двадцать лет каждые выходные к вам приезжала. Помогала, заботилась, свои дела бросала. Думала, вы это цените.
История началась пять лет назад, когда Николай Петрович и Валентина Сергеевна решили распределить имущество между детьми. Решение казалось им справедливым и правильным.
Магазин «Продукты» на первом этаже пятиэтажки достался среднему сыну Михаилу — он действительно хорошо разбирался в торговле, знал всех поставщиков.
Трехкомнатную квартиру отдали младшей дочери Татьяне — у нее был особенный ребенок, которому требовалось много пространства.
А Люде, старшей дочери, досталась дача в садовом товариществе.
— Мы же не могли квартиру разделить, — продолжала оправдываться мать. — А магазин… Ты же сама говорила, что не хочешь связываться с торговлей.
— Да, не хотела! — Люда прошлась по комнате. — Но дача? Серьезно? Которую еще дедушка строил? Которая уже разваливалась? Я ее даже продать не смогла нормально, только на подержанную машину денег хватило.
Родители молчали.
Они помнили, как Люда, еще студенткой медучилища, проводила с ними каждые выходные. Помогала в магазине, занималась документами, возила мать по врачам. Старшая дочь, надежная опора. Но когда пришло время делить имущество, они почему-то решили, что она справится и так. У нее же все хорошо — муж, дети, работа в больнице…
— Доченька, — мать привстала, протягивая руку к Люде, — но ведь мы же семья…
— Семья? — Люда горько усмехнулась. — Что это за банальная фраза? А где была эта семья, когда я десять лет копила на однушку? Когда по ночам дежурила, чтобы детям на репетиторов хватило? Где был Миша со своим прибыльным магазином? Где была Таня со своей просторной квартирой?
Повисла тяжелая тишина. За окном шумел город, но в маленькой однокомнатной квартире время словно остановилось. Три человека, связанные узами крови, смотрели друг на друга, не узнавая родных лиц.
— Мы тогда думали… — начал было отец.
— Вот именно, что думали, — оборвала его Люда. — А теперь что случилось? Почему вы не к Мише идете? Не к Тане?
Родители переглянулись. История последних пяти лет была наполнена событиями, о которых они предпочли бы забыть. Каждый их шаг, каждое решение имело последствия, которых они не могли предвидеть. И теперь все эти последствия собрались в один тугой узел, который, казалось, невозможно распутать.
— Миша… — мать запнулась, комкая в руках платок, — он магазин забросил. Совсем. После развода с Леной сам не свой стал. Целыми днями сидит дома, на звонки не отвечает.
Люда замерла. Она не общалась с братом почти год. Миша всегда был маминым любимчиком — высокий, статный, с открытой улыбкой и русыми кудрями. В молодости девушки заглядывались на него, но он выбрал Лену — тихую, скромную продавщицу из соседнего отдела. Двадцать лет были вместе, сына вырастили.
— А что случилось? — Люда присела на стул, машинально поправляя темно-русую прядь, выбившуюся из строгого пучка.
— Говорят, начал деньги из кассы брать, — отец покачал головой. — Сначала по мелочи, потом больше. Лена пыталась образумить, а он… — отец осекся.
— Что он? — Люда подалась вперед.
— Накричал на нее, вещи собрал и ушел. Магазин совсем заброшенный стоит. Такой бизнес загубил…
Люда покачала головой.
Она помнила, каким магазин был раньше — чистый, уютный, с аккуратными рядами товаров. Отец им гордился, покупатели хвалили. А теперь…
— А Таня? — Люда встала, прошлась по комнате. В свои сорок пять она сохранила стройную фигуру. Годы работы медсестрой научили ее держать спину прямо, двигаться быстро и уверенно.
— У Тани… — мать вздохнула, — тяжело ей. Квартплата высокая, ребенку помощь нужна, на реабилитацию очень много уходит. Она подработки берет, уроки дополнительные. Но все равно денег не хватает. А тут еще…
— Что еще?
— Взяла кредит в банке, думала справится. А теперь платить нечем.
Люда остановилась у окна. Сквозь тонкие занавески виднелось серое осеннее небо.
Она вспомнила Таню — младшую сестренку, любимицу отца. Хрупкая, светловолосая, с большими голубыми глазами. В школе ей прочили карьеру актрисы, но она выбрала педагогический. «Хочу детей учить», — говорила она. И учила, самозабвенно отдаваясь работе.
— Значит, — Люда медленно повернулась к родителям, — когда вы отдавали Тане квартиру, а Мише магазин, вы были уверены, что поступаете правильно?
— Людочка, — мать привстала, но дочь остановила ее жестом.
— Нет, мама, дай договорить. Вы были уверены, что Миша справится с бизнесом? Что у Тани хватит денег содержать большую квартиру? А обо мне вы подумали? О том, что я двадцать лет каждую копейку считала, чтобы эту однушку купить?
Валентина Сергеевна опустила голову. Она всегда гордилась старшей дочерью — собранной, ответственной, надежной. Люда с детства была такой. В четвертом классе сама записалась в музыкальную школу, сама ходила на занятия через весь город. В старших классах подрабатывала, помогала младшим с уроками. После медучилища пошла работать в больницу — не престижно, зато стабильно.
— Помнишь, Люда, — тихо заговорил отец, поглаживая седые виски, — как ты на выпускной платье себе покупала? Сама заработала, сама выбрала. Мы тогда магазин только открыли, денег лишних не было…
— Помню, папа, — Люда присела на подоконник. — Все помню. И как вы с мамой по двенадцать часов в магазине стояли. И как я вас подменяла, чтобы вы хоть немного отдохнули. И как Мишку учила товар принимать, накладные проверять…
— Миша старался, — вступилась мать. — Он же все делал как надо. До последнего времени…
— Да, старался, — согласилась Люда. — Когда вы над ним стояли. А как получил магазин — все, расслабился. Думал, само пойдет.
В комнате повисла тишина. За окном проехала машина, где-то вдалеке засигналила другая. Обычные городские звуки, такие знакомые и чужие одновременно.
— А ты знаешь, — вдруг сказала Люда, — я ведь каждый день мимо нашего магазина хожу. На работу и с работы. Смотрю на вывеску выцветшую, на пыльные окна… Сердце кровью обливается.
— Доченька, — мать протянула руку.
— Нет, мама, погоди. Я не договорила. Вы же помните, какой магазин был? Чистый, светлый. Продавцы вежливые, товар свежий. Бабушки со всего района к нам ходили. Пенсию получат — сразу к нам. Знали, что не обманем, не обвесим…
Николай Петрович тяжело вздохнул. Он помнил, как начинал этот бизнес. Маленький магазинчик на первом этаже, два продавца, минимальный ассортимент. А потом — потихоньку, полегоньку — расширялись, обрастали постоянными покупателями. Люда тогда только в медучилище поступила, но уже помогала: то заявки составить, то товар разобрать.
— Знаете, что самое обидное? — Люда встала, одернула темно-синюю юбку. — Не то, что вы магазин Мишке отдали. Не то, что квартиру Тане. А то, что вы даже не подумали, как я себя чувствовать буду. Будто я так, приложение к семье. Вроде и дочь старшая, а вроде и не совсем своя…
— Что ты такое говоришь! — всплеснула руками мать. — Ты же наша…
— Ваша, конечно, — Люда подошла к окну. — Только вот что я имею после двадцати лет работы? Однушку в спальном районе? Подержанную машину? А Мишка с Таней получили все готовое. И что? Где теперь ваш магазин? Где ваши надежды?
Она повернулась к родителям. В глазах стояли слезы, но голос оставался твердым: — И вот теперь вы приходите ко мне. Потому что Миша не справился. Потому что у Тани проблемы. А я что? Я теперь должна всех спасать?
Николай Петрович поднял на дочь усталые глаза:
— Мы к Мише ходили позавчера…
— И что? — Люда обернулась.
— Даже не открыл, — отец покачал головой. — Стучали-стучали, слышим — ходит там, а не открывает.
— А Лена что говорит?
— Лена на другой конец города переехала, к сестре, — вздохнула мать. — Квартиру снимают вместе. Сказала, больше не может так жить. Максимка, сын их, в институте учится, денег просит на общежитие, а Миша…
— Что Миша?
— Говорит — нет денег. А сам… — мать замялась, — сам каждый вечер в компании сидит. С новыми друзьями.
Люда нахмурилась. Она помнила, каким брат был раньше — веселым, энергичным. На районе его все знали: «Михаил Николаевич то, Михаил Николаевич это». Покупатели любили — всегда поможет, подскажет, скидку сделает постоянным клиентам.
— А магазин? — Люда подошла к родителям. — Что с магазином сейчас?
— Закрыт второй месяц, — отец опустил голову. — Поставщики звонят, долги требуют. А он трубку не берет. Я пытался с запасным ключом зайти — замки сменил.
Люда прикрыла глаза.
— А Таня? К ней ходили?
Валентина Сергеевна достала из сумки носовой платок:
— Были в воскресенье. Она… она старается, конечно. Уроки дает дополнительные, по выходным подрабатывает. Но квартира большая, счета огромные…
— Почему не сдает комнату? — Люда открыла глаза. — В трешке места много.
— Пробовала, — отец поморщился. — Два раза сдавала. Первый раз какие-то студенты зашли — шумные, гулянки до утра. Второй раз семейная пара — вроде приличные люди, а потом выяснилось, что вещи потихоньку выносят.
— А сама почему в однушку не переедет? Трешку бы сдавала целиком, деньги бы были.
— Боится, — мать промокнула глаза платком. — Говорит: «А вдруг потом съемщики не съедут? Куда я тогда с Алешей?»
Люда вспомнила племянника — светловолосого мальчика с серьезными глазами. Вылитая Таня в детстве. Только Таня была шустрая, бойкая, а Алеша — тихий, задумчивый. Целыми днями с конструктором возится, рисует что-то…
— И что теперь? — Люда повернулась к родителям. — Чего вы от меня хотите?
— Людочка, — мать встала, сделала шаг к дочери. — Ты же всегда была самая разумная, самая…
— Самая надежная? — Люда горько усмехнулась. — Да, была. Когда вам нужна была помощь в магазине — я помогала. Когда Мишке надо было азы бухгалтерии объяснить — объясняла. Когда Таня с Алешей в больницу попала — сидела с ними ночами. А что взамен?
— Мы же не знали, что так получится, — пробормотал отец. — Думали, Миша магазин поднимет еще выше…
— А вы спросили его, хочет ли он этого? — Люда повысила голос. — Может, ему другое нужно было? Может, он просто по привычке в магазине работал? Потому что вы так хотели?
— А что ему еще нужно было? — растерянно спросила мать. — У него все было: работа стабильная, семья…
— Мама, — Люда покачала головой, — ты же помнишь, как он в детстве все с машинками возился? Разбирал, собирал. Потом мопед старый во дворе ремонтировал. Его же в автосервис звали работать, сразу после армии.
— Так это несерьезно, — отмахнулся отец. — Какой автосервис? У нас семейное дело…
— Вот! — Люда стукнула ладонью по подоконнику. — Семейное дело! А вы подумали, что не всем это дело нужно? Что у каждого своя дорога может быть?
Она подошла к книжной полке, провела пальцем по корешкам книг. Здесь стояли ее медицинские справочники — потрепанные, с закладками, с пометками на полях. Двадцать лет работы, сотни прочитанных страниц, тысячи спасенных жизней…
— А Таня? — продолжила Люда. — Вы ей эту квартиру подарили, а подумали — потянет? Учительница младших классов, одна с ребенком. Откуда у нее деньги на коммуналку, на ремонт?
— Так мы помогали первое время, — возразила мать.
— Помогали… А потом? Когда папа заболел, когда ваши сбережения на лечение ушли — что тогда?
Валентина Сергеевна опустила голову. Последние два года были тяжелыми. Николай Петрович все реже появлялся в магазине — здоровье подводило. Миша вроде справлялся, но… Что-то надломилось в нем. Может, когда Лена первый раз недостачу обнаружила? Или когда старые покупатели начали уходить?
— Мы думали… — начал отец.
— Вот именно, что думали! — перебила Люда. — А со мной посоветоваться не пробовали? Я же видела, что к чему идет. Видела, как Миша меняется, как магазин хиреет. Но вы же не спрашивали! Вы решили — раз старшая дочь, раз своя квартира есть, работа нормальная — значит, обойдется.
Она остановилась посреди комнаты, обвела взглядом свою маленькую квартиру. Здесь каждый сантиметр был оплачен ее трудом. Каждая вещь — куплена на честно заработанные деньги.
— А теперь что? — Люда повернулась к родителям. — Миша магазин загубил, Таня в долгах, у вас проблемы. И вы ко мне пришли. Почему, спрашивается?
— Потому что ты… — мать запнулась.
— Потому что я что? — Люда подошла ближе. — Потому что больше не к кому? Потому что я всегда была палочкой-выручалочкой? Так, может, именно поэтому и надо было пять лет назад иначе поступить? Может, надо было не тому отдавать магазин, кто просто рядом был, а тому, кто реально мог им управлять?
Николай Петрович поднял на дочь покрасневшие глаза:
— Людочка, мы же как лучше хотели…
— Как лучше? — Люда присела на край стула, расправляя складки на юбке. — А вы знаете, что Миша еще три года назад хотел магазин продать? Да-да, не удивляйтесь. Он мне сам говорил, когда мы последний раз нормально общались.
— Как продать? — ахнула мать. — Почему?
— Потому что не его это было, мама. Совсем не его. Он мне тогда сказал: «Люд, я как робот. Встаю утром — магазин, вечером — бумаги, ночью счета снятся. А радости никакой». Знаете, что он на вырученные деньги хотел сделать? Автосервис открыть. Небольшой, но свой.
Родители молчали, переваривая услышанное. А Люда продолжала, словно прорвало плотину:
— И Ленка его поддерживала. Говорила: «Миша, давай рискнем. Ты же всю жизнь о машинах мечтал». А он что ответил? «Нет, не могу родителей подвести. Они же на меня надеются».
Валентина Сергеевна прижала руку к сердцу:
— Но почему он нам ничего не сказал?
— А вы бы послушали? — Люда горько усмехнулась. — Вы же всегда знали, как лучше. Вот и с Таней так же вышло.
— А что с Таней? — насторожился отец.
— А то вы не знаете? Ей эта квартира как камень на шее. Район престижный, коммуналка дорогая. А она что? Учительница на полторы ставки. Какие у нее доходы? Она же месяц назад подработку на выходные нашла — в детском развивающем центре.
— Правда? — удивилась мать. — Она нам не говорила…
— Конечно не говорила. Стыдно ей. В сорок лет копейки считать, в долги влезать. А все почему? Потому что вы решили, что ей нужна большая квартира. А может, ей нужно было что-то другое? Может, ей нужна была поддержка, совет, помощь с ребенком?
Люда встала, подошла к окну. На улице начинало темнеть, зажигались фонари. Где-то там, в другом конце города, сидел сейчас Миша в своей квартире. Один. Без Лены, без сына, без друзей. А в трехкомнатной квартире в центре Таня проверяла тетради, подсчитывая, хватит ли денег заплатить за отопление…
— Знаете, что самое страшное? — Люда повернулась к родителям. — Вы даже сейчас не понимаете, где ошиблись. Вы пришли ко мне не потому, что осознали свои ошибки. А потому что деваться некуда.
— Доченька, — мать привстала со своего места.
— Нет, мама, дай договорить. Вы же помните, какие мы раньше были? Как на дни рождения собирались, как праздники вместе отмечали? Миша анекдоты травил, Танька пела свои песни, я салаты резала… А сейчас что? Все по своим углам. Все со своими обидами.
Николай Петрович тяжело поднялся с дивана: — Люда, мы же не хотели никого обидеть…
— Не хотели, — эхом отозвалась Люда. — А получилось, что обидели всех. Знаешь, пап, я ведь тогда, пять лет назад, все ждала, что вы одумаетесь. Что поймете — нельзя так с детьми. Нельзя одному все, а другому — ничего.
Она провела рукой по волосам, и несколько седых прядей блеснули в свете настольной лампы. В свои сорок пять Люда все еще сохраняла стройность и осанку, но морщинки вокруг глаз и горькая складка у губ выдавали прожитые годы.
— Когда вы документы на дачу мне отдали, я даже не сразу поняла, что происходит. Думала — может, просто присмотреть просите. А потом как ударило — вот она, моя доля. Старый участок с развалюхой…
— Но ты же сама говорила, что дача тебе не нужна, — попыталась возразить мать.
— Да не в даче дело! — Люда повысила голос. — Дело в том, как вы это сделали. Вот так просто — раз, и поделили. Без разговора, без совета. Будто вещи какие-то старые раздавали, а не то, что всей семьей наживали.
Она подошла к книжной полке, где стояла фотография пятилетней давности — все они вместе на дне рождения Алеши. Миша улыбается, обнимая Лену за плечи, Таня держит сына за руку, родители сидят в центре, гордые и счастливые. А она, Люда, стоит чуть в стороне, словно предчувствуя, что скоро все изменится.
— А ведь я могла помочь, — тихо сказала она. — Могла Мишке объяснить, как правильно с поставщиками работать. Могла Тане подсказать, как квартиру сдавать без риска. Я же столько лет в этом варилась, столько всего знаю…
— Так помоги сейчас, — мать протянула к ней руки. — Не поздно же еще…
Люда резко повернулась:
— Сейчас? Когда все развалилось? Когда Миша спился, Таня в долгах, а вы… — она осеклась, глядя на осунувшееся лицо отца. — Вы же даже сейчас пришли не советоваться. Вы пришли денег просить.
— Людочка, — начала мать дрожащим голосом.
— Нет, мама. Я знаю, зачем вы пришли. У папы лечение, дорогое, срочное. Миша не поможет — сам на мели. Таня еле концы с концами сводит. Осталась я — старшая дочь, надежная, правильная. Та, которой пять лет назад достался старый сарай вместо доли в семейном бизнесе.
Она опустилась на стул, обхватила голову руками:
— И я ведь помогла бы. Без разговоров, без условий. Потому что вы — мои родители, а они — мои брат и сестра. Но вы же не за этим пришли. Вы пришли потому, что выбора нет.
В комнате повисла тяжелая тишина. Николай Петрович нервно теребил пуговицу на пиджаке, Валентина Сергеевна беззвучно плакала, промокая глаза платком.
— Нет, — твердо сказала Люда, поднимаясь. — Я не дам вам денег.
— Доченька… — всхлипнула мать.
— Не дам, — повторила Люда. — Но я помогу по-другому. Завтра с утра еду к Мише. Хватит ему прятаться. Надо магазин спасать, пока совсем не поздно. Потом к Тане — будем думать, как из долгов выбираться. А вечером сядем все вместе и решим, что с папиным лечением делать.
Она подошла к родителям:
— Только теперь все будет по-другому. Никаких кулуарных решений, никаких «я лучше знаю». Будем решать вместе.
Отец поднял на дочь повлажневшие глаза:
— Спасибо, Людочка…
— Не за что пока благодарить, — оборвала она. — Сначала надо все исправить. И начнем мы с главного — с разговора. Честного разговора. Всей семьей.
Валентина Сергеевна робко улыбнулась:
— Как раньше? За общим столом?
— Как раньше, — кивнула Люда. — Только теперь каждый скажет то, что думает. Без обидняков, без недомолвок. Хватит уже недоговоренностей.
Она подошла к окну. Город за окном жил своей жизнью, спешил куда-то, но здесь, в маленькой квартире, время словно остановилось. Пять лет обид и разочарований требовали выхода, и теперь настал момент истины.
— А сейчас идите, — Люда повернулась к родителям. — Мне надо подготовиться к завтрашнему дню. У нас много работы.
