— Его надо сдать в интернат!
— Что ты говоришь, Лена, это же твой отец! — плакала мать.
— Ты когда-нибудь прозреешь или нет?! Он не отец, не муж, он монстр, который прожевал нашу жизнь и выплюнул, — сердито произнесла Лена и хлопнула дверью так, что зазвенели друг об друга пузырьки с лекарствами, стоящие на тумбочке около кровати, на которой лежал отец.
«Пусть мать поступает, как хочет, а я в этом балагане участвовать не собираюсь!» — думала девушка. Слёз не было. Была только невероятная злость на человека, который сейчас лежал на постели и беспомощно взирал на происходящее.
— Алёнка, ты почему ничего не ешь? Угощайся! — улыбнулась Наташа, накладывая подруге на тарелку щедрую порцию салата. — И мясо попробуй, я сама готовила, запекала…
— Спасибо, Нат. Извини, — улыбнулась Лена, вынырнув из размышлений.
— Мы с тобой сто лет не виделись, так охота поболтать! — произнесла Наташа и подсела рядом с Леной на стул. — Пока все занялись, давай, выкладывай, что там у тебя стряслось? Надеюсь, ничего серьёзного?
Они сидели на Наташином дне рождении. Наталья — школьная подруга Лены. Они с ней были, не разлей вода. Потом жизнь их немножко раскидала, но контакт они не теряли, переписывались и перезванивались. Лена нашла работу в одном соседнем городе, а Наташа отправилась за перспективами в другой.
Сегодня у неё был день рождения, и она пригласила гостей к себе домой. В кафе Наташа праздновать не захотела, потому что очень любила готовить и такой удачный случай применения своим кулинарным талантам упустить просто не смогла.
Лена решила не отказываться от приглашения подруги, хотя ехать никуда не хотелось после того, как она побывала дома у матери с отцом. Но потом Лена подумала, что будет неплохо развлечься и забыться и потому, купив подарок, поехала…
Один из гостей Наташи принялся показывать на телефоне всем свои фото с какого-то события, что вызвало бурные дебаты. В этот момент Наташа и обратила внимание на то, что её давняя подруга грустит, и в мыслях витает где-то очень далеко.
— Как сама? Как мама? — продолжала расспросы Наташа.
— Сама нормально. Мама… Даже не знаю, что сказать, — замялась Лена.
— Про отца и не спрашиваю, — добавила Наталья и вдруг её осенила догадка: — Или… он?..
— Нет. Не «или». Думаю, мать скорее него уйдёт, если будет продолжать в том же духе.
…Наталья помнила по детству, как тяжело жилось Лене. Семью её со стопроцентной уверенностью можно было отнести к неблагополучным.
Отец Лены Виталий пил, как сапожник (так говорила Наташе бабушка) практически, не просыхая. Работал постольку-поскольку, получал мало и выносил из дома всё, что было не прибито.
Мать Лены, Зинаида, работала на солидном предприятии диспетчером по лифтам, но одной ей тянуть всю семью было трудно. Да ещё постоянно прятать от мужа деньги и все ценные вещи.
Он умудрился продать всё ценное: фарфоровый сервиз — Зинино приданое, серебряные ложки, Зинину шубу, серьги, кольца золотые, браслеты, цепочки, доставшиеся ей от покойной матери. Даже крошечные серёжки-гвоздики, которые Лена получила в подарок от матери на двенадцатилетние, он тоже пропил. Для него не существовало ничего святого, кроме вод.ки. За неё, родимую, он готов был продать душу.
Будучи существом социальным, Виталий пить один не любил.
— Что я, алкаш, что ли? — вопрошал он жену, глядя мутным взглядом.
Уговоры и мольбы Зины на него не действовали. Лену же он просто игнорировал, словно она была мебелью.
Виталий часто приводил в дом таких же забулдыг и веселье лилось через край. Зина и Лена прятались в дальней комнате и тихонько сидели, читая вслух книги. Так Лена познакомилась почти со всей обширной библиотекой, которая имелось в их доме. Скоро, правда, Виталий и её изрядно потрепал. Он кричал, что это его наследство! Что это ему отец оставил такое достояние: книги! И он может делать с ними всё, что захочет. А хотел он только одного: продать их подороже.
Скоро отец начал угрожать жене и Лене кулаками. И дошло до того, что Зину пару раз с серьёзными травмами увозили в больницу. Именно у подруги Наташи на те дни оставалась Лена, чтобы не оказаться один на один с «полоумным мужиком» (как называла Виталия Наташина бабушка).
Однако никаких заявлений мать Лены на мужа не писала. Даже участковый называл её дурой. И говорил что когда-нибудь, её не успеют спасти и Алёнка останется сиротой, потому что Виталий сядет. И надолго.
И однажды Виталий действительно сел. Лена так толком и не поняла, за что. Мать говорила загадками. То ли за кражу, то ли за драку. Но в одном Зина была уверена свято: муж не виноват. И мотает срок по какой-то чудовищной ошибке. А может его даже подставили.
В отсутствии Виталия, (а сидел он три с лишним года), материальное положение семьи не улучшилось. Зина самоотверженно моталась к мужу, привозя с собой баулы с передачками. Он сидел в колонии-поселении, и потому количество посещений и привозимых передач ограничено не было. Потому Зина старалась, как могла.
Наташина бабушка, Анна Петровна, каждый раз качала головой, когда видела в окно, как мать Лены, навьюченная тяжёлыми сумками, бежит на утренний автобус.
— Лучше бы Лене фруктов купила. Или куртку, ходит ребёнок в одном и том же, что осенью, что зимой, без слёз смотреть нельзя, — ворчала пожилая женщина. — Надо посмотреть, что там у нас в кладовке есть, может Лене впору будет…
К слову, именно соседи и знакомые очень помогали. Отдавали Зине для дочери одежду, обувь. Лена часто обедала у Наташи. Анна Петровна иногда думала о том, что Виталий и квартиру бы продал, не оформи они когда-то приватизацию на троих. Эту информацию поведала Лена, которой было уже двенадцать лет, и она кое-что понимала.
— А то так и оказались бы вы на улице, под мостом, — грустно говорила Наташина бабушка и гладила Лену по голове, во время того, как девочка аккуратно ела суп, сидя у них на кухне.
Лена выглядела всегда очень болезненно: бледная, худая, с синяками под глазами и тусклыми волосами, собранными в жиденький хвостик. Девочка явно недоедала, и ей не хватало витаминов.
Но Зина упорно делала вид, что у них нормальная семья. Всё в порядке. Как у всех.
— У нас всё есть, — улыбаясь, вежливо отвечала она пытающимся помочь людям, но, поддавшись на уговоры, обычно брала предложенное.
«Ага. Есть, — думала Анна Петровна. — Ровно столько, чтобы существовать, а не жить нормально…» Сама она растила внучку одна, (родители Наташи погибли) много работала и не могла даже представить, чтобы её родная кровиночка недоедала.
Однажды Зина приехала, после посещения мужа в колонии, с синяком под глазом. Лена ужаснулась, увидев мать в таком виде. Однако и тогда Зина мужа защищала.
— Разве там жизнь, дочка? — говорила она дочери, стоя перед зеркалом и аккуратно намазывая синяк троксевазином. — Вот и не сдержался, нервы-то не железные. Просто я под горячую руку попала.
Лена смотрела на мать круглыми от удивления глазами и не понимала, как можно было после всего этого продолжать жить с этим человеком, любить его, оправдывать?
— Может она не разводится с твоим отцом из-за тебя? — однажды предположила Наташа, важно откинув за спину свою шикарную косу, которую до сих пор ей любовно заплетала бабушка. Девочки уже учились в восьмом классе. — Ведь так бывает. Терпят и создают видимость семьи из-за ребёнка.
— Глупости! — вмешивалась в разговор бабушка Наташи, устало снимала очки, и подслеповато моргая блёклыми голубыми глазами. — Прости, Леночка, но твоя мама ненормальная. Надо было уже давно развестись с этим козлом и начать нормальную жизнь.
Лена молчала. Она помнила, как однажды сказала маме тоже самое, но они поругались. Зина заявила, что Лена ещё маленькая, чтобы так рассуждать. Они семья и рушить её никто не собирается. Жизнь очень сложная, и Лена ничего не понимает. А называть отца «козлом» вообще недопустимо! И дала Лене подзатыльник. Было очень обидно.
Плачущая девочка с того дня поклялась себе больше ничего не говорить матери, а терпеливо ждать, когда придёт время, и она окончит школу, куда-нибудь поступит и уедет из этого дома навсегда.
Виталий освободился и стал пить, как прежде, даже ещё больше. Наташина бабушка, вздыхая, говорила, что «алкаши бывшими не бывают» и никакое заключение на него не повлияло…
— Ведь там же не пил! Три года! Что опять начал-то?! — тихонько сокрушалась она, поглядывая на то, как внучка вместе с Леной балуются и хохочут, примеряя перед зеркалом её одежду, открыв большой шкаф в комнате.
Бабушка Наташи была та ещё модница. Когда-то она работала костюмером в местном театре, очень любила носить экстравагантную одежду, покупала и шила её сама. И шкаф, находившийся в комнате, с трудом закрывался от того, что был доверху набит нарядами Анны Петровны.
Бывший заморыш Лена, росла и становилась вполне симпатичной молодой девушкой. Фигурка ладненькая, точёное личико, правда, всё такое же бледное, но теперь это её не портило, а придавало сходство с фарфоровой куклой, дорогой, красивой.
Анна Петровна разрешала девчонкам дурачиться, ярко краситься. По началу они использовали театральный гримм, который тоже имелся у Наташиной бабушки. Потом Анна Петровна купила внучке настоящую косметику, и тут радости девчонок не было предела. Они красились и наряжались в её шляпки и платья, представляя себя артистками театра…
После девятого класса Лена отправилась в колледж. Она жила в общежитии и с самого детства не помнила, чтобы была настолько счастлива. Мать беспокоилась за неё и даже присылала ей немного денег. Но Лена уже привыкла обходиться малым.
Наташа продолжила учиться в школе и после одиннадцатого класса поступила в вуз. С тех пор, как Лена отправилась в колледж, они почти не общались. А потом снова нашли друг друга в соцсетях. Лена уже к тому времени устроилась на работу и жила в съёмной квартире, отдельно от родителей. Наташа училась в вузе и жила в общежитии. Бабушки её, к сожалению, не стало.
Наташа как-то спросила подругу о её родителях. Лена рассказала, что там всё по-прежнему. Отец пьёт, гуляет, таскает у матери деньги. Мать всё это терпит и считает, что у них нормальная семья.
— Я туда не езжу, Нат. Не могу себя пересилить. Звоню матери по телефону. Из вежливости. Всё же она растила меня. Как могла. А её отношения с отцом, это её дело, — призналась как-то Лена подруге. — Главное, что я теперь живу отдельно и не вижу всего этого.
Наташа была согласна. Не видеть этого уже было большим счастьем.
Так всё и продолжалось, пока Виталий не допился до того, что его разбил инсульт.
Мать, рыдая, позвонила Лене и попросила приехать. Она объяснила, что отца недавно выписали домой. И она очень нуждается в моральной поддержке и помощи.
…В доме пахло лекарствами. На кровати в большой комнате лежал отец. Лицо его было немного перекошено. Как сказала мать, говорить он не мог. И одна сторона тела у него тоже плохо работала.
— Пока лежит, — шёпотом сказала мать Лене. — Но уже потихоньку переворачиваемся, да мой хороший?
Зина с любовью посмотрела на мужа. Лицо Виталия ничего не выражало. Лена передёрнулась. Ей стало не по себе.
Мать пригласила дочь на кухню и налила чаю.
— Я взяла отпуск, дочка. Буду выхаживать мужа, — воодушевлённо заявила Зина, отпивая чай из чашки. — Врачи сказали, надежда есть. Надо заниматься, заново учиться ходить, есть, говорить. Слава Богу, его вовремя привезли в больницу.
— А это что? — Лена протянула руку к предплечью матери, на котором красовался огромный синяк. За последние недели он уже «отцвёл», став бледно-жёлтым, едва различимым.
— Тогда всё и случилось, — вздохнув, сказала мать. — Замахнулся он на меня во второй раз и вдруг начал на бок заваливаться. Я к телефону. Вызвала скорую. А они быстро приехали, как будто за углом были. И увезли его.
Лена молчала. Мать же принялась воодушевленно говорить о том, что нужно спасать папу, выхаживать. И одна она не справится.
— Ты бросай свою съёмную квартиру и переезжай к нам, будем выхаживать, — сказала мать. — Я одна не справлюсь. Или не знаю… Ты ведь тоже работаешь… Сиделку надо нанимать! А это денег стоит. А лекарства, дочь! Ужас, какие дорогие. Не всё бесплатно дают, кое-что покупать надо. А реабилитация! Ещё кучу всего купить надо. Ты уж поучаствуй. Ведь он отец твой родной.
— Его надо сдать в интернат! — вдруг громко заявила Лена.
— Чтооо?! — ужаснулась мать. — Да как ты можешь так говорить?! Это же бесчеловечно!
— А человечно было лупить тебя и пить столько лет?! А человечно было выносить из дома всё и оставлять нас без денег? Он жил весело. В отличие от нас. Ему было хорошо. Он целенаправленно шёл к тому, что сейчас получил. И выхаживать я его не собираюсь, — заявила Лена.
Она пошла в коридор и стала одеваться. Краем глаза она видела отца, всё в той же позе лежащего на кровати. Ничего внутри неё не дрогнуло.
Только плачущую мать, сиротливо сидящую на кухонной табуретке, сгорбившуюся и нахохлившуюся, словно птица, было жалко.
— Что же это такое за любовь неземная, Наташа? — грустно спросила Лена подругу, закончив рассказывать.
— Дааа… Действительно, неземная… А ты не думай об этом. Не думай. Пусть мать сама разбирается.
— Да как не думать! Она названивает и пишет мне дни напролёт, взывая к моей совести. Плачет, говорит, что если не жалко отца, пожалей меня, что, мол, доля досталась такая тяжелая… И я отправила ей вчера кругленькую сумму. Он за всю мою жизни не сделал ничего хорошего. Только пил. А я его пожалеть должна?!
— Даже не знаю, что и сказать, — тихо произнесла Наталья.
— Прости. Поеду я. Не буду портить тебе день рождения своим унылым видом, — сказала Лена и засобиралась домой.
Закрыв дверь за подругой, Наташа грустно покачала головой.
***
Виталия мама Лены выходила и поставила на ноги. На это потребовалось много времени и сил. Лена не приезжала, но всё это время участвовала финансово, за что мать ей была очень благодарна.
— Ходит, сам себя обслуживает, разговаривает только невнятно, но я его понимаю, — рассказывала она дочери по телефону. — Гуляем с ним понемножку, осторожно, вечерами книжки ему читаю. И не пьёт, Лена! Не пьёт, вот что главное!
— Господи, да куда ему ещё пить?! — восклицала Лена, возводя глаза к потолку.
— Ты бы приехала, дочь, — просила мама.
— Приеду, обязательно. Только… Не знаю только, когда смогу, — пространно отвечала Лена.
Ехать домой ей совсем не хотелось, а уж видеть отца тем более. Она думала о том, что у матери действительно прямо какая-то неземная любовь к отцу.
А иначе как можно было всё это вынести?..
