Телефонный аппарат на лакированной тумбочке в прихожей ожил ровно в двадцать три ноль-ноль, и экран мобильного, лежащего рядом, вспыхнул одновременно с ним, словно они сговорились.
Ольга замерла с книгой в руках, прислушиваясь к звуку вибрации, напоминающему жужжание рассерженного шмеля, запертого в банке. Этот звук сверлил нервы, вторгаясь в размеренный вечерний покой, который она так старательно выстраивала годами.
Виктор в это время был в ванной, где вода шумела уже минут двадцать — в последнее время он мылся слишком тщательно, смывая с себя не только городскую пыль, но и следы чужих, приторно-сладких духов.
Он тер себя жесткой мочалкой до красноты, будто надеялся содрать вместе с кожей запах предательства, но тот все равно просачивался сквозь поры.
Ольга отложила книгу, медленно подошла к тумбочке и, зная, кто именно звонит, подняла трубку городского телефона. В ответ не прозвучало ни слова, только тяжелое, влажное дыхание с легким присвистом, словно человек на том конце провода только что пробежал стометровку или поднимался по лестнице без лифта. Оно было намеренно громким, насмешливым и однозначно женским.
В этом звуке читалось торжество молодости, наглое заявление: «Я здесь, я существую, я лучше тебя, и я заберу то, что принадлежит тебе».
Ольга не бросала трубку, чувствуя, как внутри поднимается холодная волна брезгливости, будто она наступила в вязкую грязь новыми дорогими туфлями. Раздался короткий, торжествующий смешок, похожий на лай маленькой собачки, и связь оборвалась, оставив после себя липкий, неприятный осадок.
Дверь ванной открылась, выпуская клубы пара, и Виктор вышел, благоухая гелем для душа с ароматом «Морской бриз» и своим новым, резким парфюмом, который должен был молодить, но лишь подчеркивал возраст.
Он прятал глаза, суетливо вытирая шею, а на его лице застыло то глуповато-мечтательное выражение, которое бывает у стареющих мужчин, решивших, что они обманули время и снова стали студентами.
— Кто звонил? — спросил он нарочито безразличным тоном, старательно промокая лысеющую голову полотенцем и не глядя на жену.
— Ошиблись, — спокойно ответила Ольга, заметив, как его плечи опустились, и он с облегчением выдохнул, тут же инстинктивно втянув живот перед зеркалом в прихожей.
Тридцать пять лет брака превратились в дешевую оперетту, где главный герой, забыв текст, стал покупать яркие рубашки, которые предательски не сходились на его широкой талии.
Он начал красить седину жутким средством с фиолетовым отливом, отчего его волосы при искусственном свете напоминали дешевый парик. Телефон теперь всегда лежал экраном вниз, как мина замедленного действия, и Виктор вздрагивал от каждого уведомления, словно от удара током.
Ольга знала каждую его морщину, каждую привычку, каждую болячку, каждое пятнышко на спине, которое нужно наблюдать у дерматолога. А теперь кто-то чужой, невидимый и агрессивный пытался присвоить фасад этой жизни, совершенно не ведая о том, что скрывается за свежепокрашенными стенами.
Снова зажужжал его мобильный, лежащий на комоде, и Виктор, дернувшись всем телом, схватил аппарат, боком пятясь в сторону кухни, как краб, почуявший опасность.
— С работы, — бросил он на ходу, избегая встречаться с женой взглядом и прикрывая экран ладонью. — Срочный отчет требуют, совсем там с ума посходили, даже ночью покоя нет.
В воздухе висела густая смесь запахов старых обоев, книжной пыли и его резкого одеколона, а чужое дыхание все еще стояло у Ольги в ушах, перекрывая шум улицы за окном. Это была не просто банальная измена, а наглое, спланированное вторжение, попытка пометить территорию и вывести законную жену из равновесия, заставить ее совершить ошибку.
Любовница явно хотела истерик, битой посуды и скандалов, чтобы Виктор, устав от «неадекватной жены», окончательно сбежал в ее объятия. Но Ольга прошла на кухню совершенно спокойной, с прямой спиной, не позволяя себе ни единого лишнего жеста.
Виктор сидел к ней спиной, сгорбившись над столом, и что-то быстро, лихорадочно печатал в телефоне большими пальцами. Его напряженные плечи и вжатая в них голова напоминали нашкодившего подростка, которого вот-вот застукают за курением в школьном туалете.
— Чай будешь? С мелиссой, как ты любишь, — спросила она буднично, открывая шкафчик с заваркой.
Виктор вздрогнул так, что чуть не выронил гаджет.
— Нет, Оля, я спать, устал очень, совещание завтра рано утром, надо выспаться, — он врал неумело, топорно, путаясь в словах. Раньше он никогда не врал, или делал это так искусно, что она не замечала, и от этой мысли становилось еще противнее.
Глядя на его ссутулившуюся спину, в которой не было ничего героического, только застарелый остеохондроз и усталость прожитых лет, Ольга вдруг поняла, что совсем не чувствует ревности.
Вместо нее пришло другое чувство — злое, расчетливое любопытство хирурга, который стоит перед сложным пациентом и решает, резать или сшивать. Она отправила его спать, а сама взяла забытые им на кухонном столе очки с толстыми линзами в роговой оправе.
Интересно, та, что так страстно дышит в трубку, знает, что без этих очков он не видит ценников в магазине и постоянно путает соль с сахаром, посыпая ею утреннюю кашу? Ночные звонки были вызовом, перчаткой, брошенной в лицо, и Ольга решила поднять ее. Не как жертва, умоляющая о пощаде, а как полноправная хозяйка, знающая инвентарный номер своего имущества лучше любого потенциального покупателя.
Ольга выждала два часа, лежа в темноте с открытыми глазами и слушая раскатистый храп мужа с характерным присвистом и бульканьем.
Врачи называли это обструктивным апноэ, а Ольга — своим персональным ночным кошмаром, к которому пришлось привыкать годами. Обычно она толкала его в бок, чтобы он перевернулся, но сегодня она не стала этого делать. Пусть храпит. Это была неотъемлемая часть его «базовой комплектации», и будущая владелица должна получить полный набор звуковых эффектов.
Убедившись, что сон Виктора глубок и беспробуден, она бесшумно встала с кровати. Пол холодил ступни, но она не обращала внимания. В гостиной, где Виктор оставил телефон на зарядке, царил полумрак, разбавляемый лишь светом уличного фонаря.
Пароль был предсказуем до смешного — день их свадьбы, двадцать пятое августа, цифры 2508. Какая злая ирония: использовать дату начала союза, чтобы запирать на замок доказательства его разрушения. Палец привычно скользнул по стеклу, вводя код. В мессенджере, в самом верху списка, висел закрепленный чат с контактом «Жанна Работа».
При открытии на Ольгу обрушился поток розового цифрового безумия. Экран зарябил от обилия смайликов, сердечек, целующих губ и восклицательных знаков. Ольга листала переписку вверх, чувствуя себя археологом, раскапывающим чужую, примитивную цивилизацию.
Вот фото молодой женщины, сделанное в зеркале лифта: надутые губы «уточкой», глубокое декольте, нарочито томный взгляд. «Жду моего тигра», — гласила подпись под фото с бокалом красного вина. Ольга невольно покосилась в сторону спальни, где «тигр» сейчас спал в специальной пижаме с ослабленной резинкой, которая не давила на его проблемный кишечник.
Жанна писала много и часто. Она строила планы, которые звучали абсурдно для тех, кто знал реальное состояние Виктора. «Милый, летом мы поедем на Бали, будем учиться серфингу!» — писала она.
Ольга усмехнулась. Серфинг. С его артритом и боязнью глубины. Он в бассейне-то плавал только у бортика. «Ты у меня такой сильный, настоящий альфа», — продолжала лесть любовница, называя Ольгу в следующих сообщениях «старой клушей», которая «выпила из него все соки».
Кровь прилила к лицу Ольги не от обиды, а от холодной, кристально чистой ярости. Она была ухоженной, образованной женщиной, следила за собой, читала, посещала выставки. Но для этой особы она была лишь досадной помехой, мебелью, которую нужно вынести на свалку.
Листая дальше, она нашла то, что искала. Сообщение недельной давности, где Виктор вызывал такси. Адрес был указан четко: улица Лесная, дом двенадцать, квартира сорок пять. Жанна была уверена в своей безоговорочной победе, думая, что крадет драгоценное сокровище, но видела Виктора только в «праздничной обертке» на редких свиданиях в полутемных ресторанах.
Она не знала его утра с кашлем курильщика. Она не знала его вечера с измерением давления.
Она не знала всей прозаической, медицинской изнанки его жизни. Вернувшись в спальню, Ольга посмотрела на спящего мужа: рот приоткрыт, на подушку натекла слюна, одеяло сползло, обнажив бледный, рыхлый живот, покрытый редкими седыми волосками.
Тридцать пять лет непрерывного техобслуживания, смазки, ремонта, замены деталей, диет и врачей. И теперь кто-то пришел на все готовое, желая забрать результат кропотливого труда.
Ольга улыбнулась в темноте жесткой, почти звериной улыбкой. Жанна хотела забрать его целиком? Хотела получить главный приз? Что ж, Ольга была щедрой женщиной. Она подарит ей желаемое. Но не в красивой упаковке из иллюзий и надежд, а в грубой картонной коробке суровой реальности.
Утро началось привычно, по отработанному сценарию. Виктор, кряхтя и морщась, сел на кровати, держась за поясницу.
— Ох, опять вступило… Погода, наверное, меняется, — пробормотал он жалобно. — Оль, разотри, а?
Ольга молча взяла с тумбочки тюбик и начала втирать мазь с резким запахом змеиного яда, камфоры и скипидара. Этот запах моментально заполнил комнату, въедаясь в кожу рук, в постельное белье, в шторы. Он не выветривался часами, преследуя обитателей квартиры. Виктор блаженно щурился, пока сильные пальцы жены разминали его затекшие мышцы.
Проводив мужа на работу и закрыв за ним дверь, Ольга не стала пить кофе. Она достала с антресолей большую, прочную обувную коробку из-под зимних сапог и поставила ее на кухонный стол. Начался сбор «приданого».
Первым в коробку отправился большой пластиковый контейнер-органайзер с лекарствами на неделю. Это была целая аптека в миниатюре. Ячейки были забиты разноцветными пилюлями: маленькие белые от давления, продолговатые желтые для разжижения крови, капсулы для печени и, конечно, большие синие таблетки для мужской силы, которые он начал покупать тайком полгода назад. Ольга высыпала все содержимое в прозрачный пакет с застежкой.
Сверху она наклеила стикер и написала черным маркером: «Топливо для тигра. Принимать строго по часам: утро, обед, вечер. Пропуск чреват сбоем системы. Иначе мотор заглохнет прямо на трассе».
Следом в коробку полетел новый, еще не распечатанный тюбик той самой вонючей мази «Випросал». Ольга приложила к нему инструкцию, в которой жирным маркером выделила строчку: «Наносить интенсивными массирующими движениями в течение 20 минут до полного впитывания. Повторять процедуру каждые четыре часа при обострениях». Пусть Жанна узнает цену его «подвижности».
На дно легла пухлая пачка медицинских заключений и рецептов, перехваченная аптечной резинкой. Гастрит с повышенной кислотностью. Подагра, требующая строжайшего контроля. Хронический простатит. Ольга действовала без злости, с холодной, методичной аккуратностью опытного провизора, собирающего заказ для сложного клиента.
Затем она села писать самое главное — «Инструкцию по кормлению». Лист бумаги быстро покрывался ровными строчками.
- Категорический запрет на жареное мясо и стейки. Желудок «тигра» их не переваривает, отвечая ночными приступами изжоги и стонами. Только паровые котлеты из индейки или кролика.
- Никакого соленого и острого. Иначе к утру отеки будут такими, что он не сможет влезть в туфли, и вам придется помогать ему надевать носки.
- Бобовые, капуста и свежий хлеб — исключить полностью. Ольга не поленилась подробно расписать последствия нарушения этого пункта, упомянув жуткий метеоризм, способный отравить романтическую атмосферу в радиусе всей квартиры.Этот список напоминал руководство по эксплуатации капризного, старого автомобиля, который требует только дорогого бензина и постоянного мелкого ремонта, иначе он просто не заведется.
В коробку также отправился мягкий ортопедический воротник, который Виктор надевал по вечерам перед телевизором, чтобы разгрузить шею. В нем он был похож на старую черепаху, выглядывающую из панциря, и выглядел максимально антисексуально.
Финальным штрихом стала открытка с изображением двух воркующих голубей. Ольга открыла ее и написала, чеканя каждое слово:
«Милая Жанна! Вы так настойчиво дышали мне в трубку по ночам, намекая, что хотите забрать моего мужа. Я вас услышала. Я не жадная. Дарю его вам! Но я честная женщина, поэтому не могу отдать только красивый фасад. Забирайте его целиком, вместе с реальностью: давлением, суставами, диетой и вечерними капризами. Удачи вам, она понадобится, чтобы поддерживать этот механизм на ходу».
Она аккуратно заклеила коробку скотчем, проверила надежность упаковки и вызвала курьерскую службу. В графе «доставка» указала: «Срочная, лично в руки». Адрес получателя: улица Лесная, дом двенадцать. Когда курьер забрал посылку, Ольга почувствовала небывалую, звенящую легкость во всем теле. Словно она наконец-то вынесла из дома мешок с затхлым мусором, который копился годами и отравлял воздух. Впервые за два месяца она дышала полной грудью, разрушив иллюзию и сорвав красивые обои с сырой, потрескавшейся стены.
Вечер тянулся бесконечно долго, как резина. Ольга не стала готовить ужин. Принципиально. Она сидела в своем кресле под торшером и вязала шарф. Мерный, ритмичный стук спиц успокаивал, вводил в подобие транса. В квартире не было гнетущей атмосферы ожидания, наоборот — воздух казался чистым и прозрачным.
Часы пробили восемь, потом девять. Виктора не было. Ольга даже не смотрела на циферблат. Ее интуиция подсказывала, что Жанна вряд ли обрадуется такому щедрому дару. Одно дело — водить чужого мужа по ресторанам, и совсем другое — мазать ему поясницу вонючей мазью и слушать жалобы на здоровье.
В двадцать один тридцать замок входной двери щелкнул. Неуверенно, тихо, словно кто-то чужой пытался подобрать ключ к скважине. Обычно Виктор открывал дверь рывком, по-хозяйски, с шумом. Сейчас же звук был виноватым.
На пороге стоял Виктор. За этот день он постарел лет на десять. Плечи опущены, лицо серое, под глазами мешки, губы скорбно поджаты. Никаких чемоданов с вещами при нем не было. В руках он сжимал только ручку того же потертого портфеля, с которым уходил утром на работу.
Он вошел, не разуваясь, и замер посреди прихожей в пальто, ожидая приговора. Вид у него был побитый. Ольга не встала навстречу, продолжая перебирать петли и считать про себя.
— Я пришел, — хрипло, едва слышно произнес он, нарушая покой квартиры.
— Я вижу, — ответила она, не поднимая глаз от вязания. Спицы продолжали мелькать.
Между ними повисло тяжелое, вязкое безмолвие. Но это было не то давящее чувство недосказанности, что царило раньше. Это была пустота, какая бывает на пепелище после пожара, когда огонь уже все уничтожил, и осталась только зола. Виктор топтался на месте, не зная, куда деть руки.
— Есть что-нибудь поесть? — жалобно спросил он, наконец, снимая ботинки. — У меня изжога жуткая, весь день ничего не ел, только кофе пил.
Ольга отложила вязание и посмотрела на него в упор. В его бегающих глазах она увидела животный, первобытный страх. Страх одиночества, страх никому не нужной старости, страх перед будущим. И главное — он знал, что она знает. Все до мельчайших деталей.
— Котлеты на пару в холодильнике. Разогрей сам, — сказала она ровным, ледяным голосом.
Она слышала, как он поплелся на кухню, шаркая ногами, как загремел посудой, как загудела микроволновка. Эти звуки были привычными, бытовыми, но теперь они потеряли свой уютный смысл.
Подробности разгрома Ольга узнала через пару дней. Мир тесен, а мужская дружба порой болтлива. Она случайно услышала разговор Виктора с его старым другом Петровичем по телефону. Виктор заперся в комнате, но слышимость в доме была отличной.
Курьер доставил коробку прямо в офис, где работала Жанна. Она, увидев большую упаковку, решила, что это дорогой подарок от ее «Тигра», и, желая похвастаться, открыла ее прямо при коллегах и подругах. Эффект был сокрушительным. Вместо цветов, шубы или драгоценностей на офисный стол посыпались таблетки от простатита, рецепты на лекарства и тюбики с вонючей мазью, мгновенно разрушив глянцевый образ успешного бизнесмена и мачо.
Коллеги хихикали, прикрывая рты ладонями. Жанна, красная как рак от стыда и разочарования, прочитала записку. Вечером она устроила Виктору грандиозный, истеричный скандал.
Она кричала, что не нанималась в бесплатные сиделки к развалине, что она молодая женщина и хочет жить полной жизнью, а не нюхать «Випросал» и слушать про подагру. Она выставила его за дверь, швырнув вслед ту самую коробку с лекарствами.
Виктор вернулся в семью притихшим и сломленным. Он перестал красить волосы, и седина снова посеребрила его виски.
Яркие рубашки исчезли в глубине шкафа. Телефон больше не лежал экраном вниз, и он перестал вздрагивать от каждого звука. Он снова превратился в того самого Виктора — ворчливого, домашнего, предсказуемого старика, требующего диетического питания.
Но что-то изменилось безвозвратно, словно в механизме их брака лопнула важная пружина. Ольга больше не втирала ему мазь с прежней заботой и сочувствием. Она делала это механически, профессионально и холодно, как дежурная медсестра в казенной больнице, выполняющая свою работу за зарплату.
Ночные звонки прекратились навсегда. Территория была полностью зачищена от захватчиков. Ольга одержала безоговорочную победу, но вкус у нее был горький, как у полыни. Эта победа принесла ей странную, пугающую свободу.
Она сидела в кресле, смотрела на мужа, жующего паровую котлету и смотрящего новости, и с кристальной ясностью понимала, что больше совершенно не боится его потерять. Потому что невозможно потерять то, что никому, кроме тебя, больше не нужно.
Она взяла пульт, прибавила громкость телевизора, заглушая звуки его жевания, и продолжила вязать. Жизнь продолжалась, колея была привычной. Просто теперь она была лишена иллюзий и той самой инструкции по эксплуатации счастья, которую Ольга отправила по адресу, где ее так и не смогли прочитать и оценить по достоинству.
