— Андрей, отойди от двери, дай мне хотя бы снять сапоги, — выдохнула Марина, едва переступив порог.
В одной руке у неё был пакет с мандаринами, который предательски врезался в пальцы, в другой — сумка с ноутбуком, весившая, казалось, тонну.
— Марин, тут такое дело… — Андрей переминался с ноги на ногу, словно нашкодивший школьник, и не спешил забирать у жены тяжести. — Мне только что Светка звонила. Сестра.
Марина замерла. Пакет с мандаринами с глухим стуком опустился на пол. В воздухе, ещё секунду назад пахнувшем морозом и предвкушением праздника, повисло напряжение.
— И что Светке нужно двадцать девятого декабря? — голос Марины звучал ровно, но внутри уже натянулась звенящая струна.
— Они с мамой решили праздновать у нас.
— Что значит «решили»? — Марина наконец расстегнула пуховик, но снимать его не спешила, словно он был её броней. — Андрей, мы же договаривались. В этом году — никаких гостей. Только мы, кот, оливье и старые фильмы. Я месяц работала без выходных, закрывала квартал, чтобы эти три дня просто лежать тюленем.
— Ну, я понимаю, Мариш, — Андрей виновато улыбнулся и наконец потянулся к её сумке. — Но ты же знаешь их ситуацию. У Светы ремонт встал, там пыль столбом, штукатурка сыплется. Куда ей с детьми в такой бардак? А мама… ну, она всегда со Светой. Вот они и подумали, что у нас трешка, места много, всем будет удобно.
Марина прошла в кухню, чувствуя, как пульсирует висок. Удобно. Конечно, им будет удобно.
— Андрей, — она повернулась к мужу, который семенил следом. — А мне будет удобно? Ты помнишь прошлый год?
— Марин, ну не начинай…
— Нет, я начну! — её голос сорвался. — Я помню, как твоя мама критиковала мою заливную рыбу, пока я металась между духовкой и столом. Я помню, как Света сидела на диване с бокалом и рассуждала о том, что у неё маникюр, поэтому она не может порезать хлеб. Я двое суток стояла у плиты, чтобы услышать сухое «спасибо» и потом до утра мыть гору посуды, потому что «гости устали». Я не хочу повторения. Я не прислуга.
— Ну зачем ты так грубо? — Андрей нахмурился, его мягкое лицо приняло обиженное выражение. — Это же семья. Новый год — семейный праздник. Мы просто всё организуем по-другому. Я помогу.
— Ты поможешь? — Марина горько усмехнулась. — Андрей, ты замечательный муж, но давай честно: ты не отличаешь петрушку от кинзы, а чистка картошки для тебя — подвиг, требующий медали. В итоге всё снова ляжет на меня. Уборка, готовка, развлечение твоих племянников, которые разнесут квартиру, и выслушивание советов твоей мамы. Нет.
Она устало опустилась на стул и закрыла лицо руками. Андрей подошел сзади, неловко обнял её за плечи.
— Мариш, ну отказать сейчас будет свинством. Они уже настроились. Давай так: я поставлю условие. Они привозят половину еды с собой. Салаты там, нарезки. Мы запекаем горячее, и всё. Никаких подвигов у плиты. И посуду моем все вместе. Обещаю.
Марина подняла на него взгляд. В голубых глазах мужа читалась искренняя надежда избежать конфликта. Он всегда был таким — мягким, не умеющим говорить «нет» своим родственникам. И они этим пользовались виртуозно.
— Хорошо, — тихо сказала она. — Но это последний шанс, Андрей. Если они приедут с пустыми руками и снова усядутся перед телевизором, ожидая обслуживания — я за себя не ручаюсь.
— Договорились! — Андрей просиял и потянулся за телефоном. — Я им сейчас всё распишу. Ты у меня самая лучшая!
Марина смотрела, как он убегает в комнату, и чувствовала, как внутри ворочается тяжелое предчувствие. Она слишком хорошо знала эту «семью».
Утро тридцатого декабря встретило Марину запахом кофе и… чистящего средства. Она открыла глаза, потянулась и с удивлением обнаружила, что место рядом с ней пустует.
На кухне творилось нечто невероятное. Андрей, в старой футболке, с остервенением натирал фасады шкафчиков. Столешница сияла, а в раковине не было ни одной грязной чашки.
— Ты меня пугаешь, — сказала Марина, опираясь о дверной косяк. — Это жертвоприношение богам чистоты?
— Доброе утро, соня! — Андрей обернулся, на его лбу блестели капельки пота. — Решил доказать делом, что я не бесполезен. Раз уж мы принимаем гостей, я беру на себя уборку. Ты отдыхай пока.
Марина невольно улыбнулась. Старания мужа трогали. Он действительно пытался сгладить углы. Она налила себе кофе и села за стол.
— Ну, герой. А что там со вторым пунктом плана? Ты звонил Свете? Что они готовят?
Андрей на секунду замер с тряпкой в руках, и его энтузиазм заметно угас. Он отвернулся к окну, делая вид, что высматривает пятнышко на стекле.
— Звонил…
— И? — Марина напряглась.
— Ну, понимаешь… Света сказала, что у неё сейчас такой завал с этим ремонтом, что на кухне даже повернуться негде. Плита отключена, всё в пленке.
— Так, — ледяным тоном произнесла Марина. — Допустим. А мама? У неё ремонта нет.
— Мама сказала, что у неё давление скачет из-за погоды. Ей сейчас не до магазинов и не до готовки.
— Понятно, — Марина медленно поставила чашку на стол. — А что они предложили взамен? Может, заказать еду из ресторана? Купить готовое в кулинарии? Скинуть денег, в конце концов?
Андрей молчал, опустив плечи. Его поза выражала полную капитуляцию.
— Они сказали… — он запнулся. — Они сказали, что «привезут себя и хорошее настроение». И что с нас стол, раз уж мы «всё равно дома сидим». А, и ещё Света попросила сделать тот салат с креветками, который ты на день рождения готовила. Ей очень понравился.
В кухне повисла тишина. Слышно было только, как тикают часы на стене, отсчитывая последние часы терпения Марины.
— Значит, салат с креветками, — тихо повторила она. — И давление. И ремонт.
Она резко встала. Стул с неприятным скрежетом отъехал назад.
— Марин, подожди! — Андрей бросил тряпку. — Я сейчас поеду в магазин, сам всё куплю. Я почищу эти чертовы креветки! Мы справимся!
— Нет, Андрей. «Мы» не справимся, — она посмотрела ему прямо в глаза. — Потому что «мы» в этой схеме — это тягловые лошади. Ты будешь бегать по магазинам в мыле, я буду строгать салаты, а твоя сестра будет сидеть вот на этом стуле, пить мое вино и рассказывать, как тяжело ей живется. Я больше не хочу играть в эту игру.
— И что ты предлагаешь? Отменить всё за сутки до Нового года? Они обидятся насмерть!
— Пусть обижаются. Это их выбор, — Марина решительно направилась в спальню. — Я еду к родителям. Мама с папой звали нас ещё две недели назад. У них баня, лес, елка во дворе и, главное, они никогда, слышишь, никогда не приезжают в гости с пустыми руками и требованием их обслуживать.
— Марин, ну это как-то… радикально, — пробормотал Андрей, идя за ней.
Марина уже доставала из шкафа дорожную сумку.
— Радикально — это садиться на шею родственникам. Я еду. Ты можешь остаться здесь, встречать Свету, маму, их «хорошее настроение» и готовить им креветки. Или можешь поехать со мной. Выбирай. Но предупреждаю: если ты останешься, я вернусь не раньше третьего января.
Андрей смотрел на жену. Он видел, как дрожат её руки, когда она складывала свитер. Он видел эту усталость, въевшуюся в черты её лица. И внезапно он понял, что если сейчас выберет маму и сестру, то может потерять что-то гораздо более важное.
— Я с тобой, — твердо сказал он. — К черту креветки.
Сборы были стремительными. Казалось, они бежали из осажденного города. В багажник полетели пакеты с подарками, которые Марина заранее купила для коллег, но теперь решила отвезти родителям, коробки с конфетами, палки колбасы, сыры, банки с икрой — всё, что предназначалось для стола.
Когда машина выехала за пределы города, и серые многоэтажки сменились заснеженными елями, Марина впервые за два дня смогла вдохнуть полной грудью.
— Ты позвонил им? — спросила она, глядя на мелькающий пейзаж.
Андрей, сосредоточенно глядящий на дорогу, скривился.
— Пытался. Три раза маме набрал, два раза Свете.
— И?
— Не берут. Сбрасывают или просто не отвечают.
Марина удивленно подняла брови:
— Странно. Обычно, когда дело касается халявы, у них связь работает отлично.
— Я думаю, это тактика, — Андрей горько усмехнулся. — Они знают, что я буду звонить и нудеть про продукты или помощь. Поэтому решили просто не брать трубку до самого приезда. Чтобы поставить нас перед фактом: «Ой, а мы уже под дверью, не выгоните же вы нас». Избегают неудобного разговора.
— Гениально, — фыркнула Марина. — Просто стратегический уровень планирования. Ну что ж, сюрприз будет взаимным.
Они ехали молча ещё минут двадцать. Марина видела, как Андрей нервничает. Он то и дело косился на телефон, лежащий на панели. Ему было трудно. Он привык быть «хорошим сыном», «удобным братом». Ломать этот шаблон было больно, словно заново сращивать неправильно сросшуюся кость.
— Ты не виноват, — мягко сказала она, накрыв его руку своей ладонью. — Ты просто учишься выстраивать границы. Это нормально.
— Я знаю, — вздохнул он. — Просто… жалко их немного. Глупые они.
— Жалко? — Марина покачала головой. — Андрей, жалость — это то, на чем они паразитируют годами.
Дом родителей Марины встретил их так, как должны встречать родные стены: теплым светом окон, дымком из трубы и радостным лаем старого пса Барона.
Как только они вышли из машины, морозный воздух ударил в нос запахом хвои и дыма. Отец Марины, в валенках и накинутом тулупе, уже спешил к воротам, широко раскинув руки.
— Приехали! Партизаны! — басил он, обнимая дочь. — А мать уже всё глаза проглядела. Андрюха, здорово! Давай сумки, чего стоишь?
Внутри дома пахло пирогами с капустой и мандаринами. Настоящая, живая ёлка стояла в углу гостиной, мерцая советскими стеклянными игрушками. Мама Марины, вытирая руки о передник, выбежала из кухни.
— Ох, ну наконец-то! А я уж думала, не вырветесь от своих дел. Проходите, грейтесь! Сейчас чай будем пить с дороги, а потом баньку растопим.
Никаких упреков. Никаких «почему так поздно». Никаких требований. Только забота. Марина почувствовала, как у неё защипало в глазах. Она прошла на кухню и сразу включилась в процесс:
— Мам, давай я картошку дорежу.
— Да сиди ты! — отмахнулась мать. — Всё готово уже почти. Вон, лучше огурцы достань из банки, папа просил.
Андрей тем временем с тестем уже тащили дрова для камина, обсуждая какую-то зимнюю рыбалку. В доме царила та самая атмосфера, о которой Марина мечтала: спокойная, деятельная, любящая.
И тут на столе завибрировал телефон Андрея.
Резкий звук разорвал уютную тишину. Андрей замер с охапкой дров. На экране высветилось фото сестры.
Он поставил дрова, вытер руки и вышел на веранду. Марина, переглянувшись с мамой, тихонько пошла за ним, оставаясь в дверях.
— Алло? — голос Андрея звучал напряженно.
Из динамика даже на расстоянии слышался визгливый крик:
— Андрей! Вы что, оглохли там?! Мы уже полчаса под дверью стоим! Звоним в домофон, стучим — тишина! Вы дома или где? Дети замерзли!
Андрей глубоко вдохнул морозный воздух.
— Свет, я тебе звонил всё утро. Пять раз. Ты не брала трубку. Мама не брала трубку.
— Я была занята! Я собиралась! — заорала Света. — Какая разница? Мы приехали! Открывай давай, хватит шутить!
— Мы не дома, Света, — спокойно произнес Андрей. — Мы уехали.
Повисла пауза. Такая плотная, что, казалось, ее можно потрогать.
— В смысле… уехали? — голос сестры стал тише, но в нем появились истерические нотки. — Куда? А мы? Мы же договаривались! У нас полные сумки… одежды! Мы же рассчитывали! У меня дома бардак, там нельзя праздновать!
— Я предупреждал, Свет. Я просил обсудить меню, просил помощи. Вы меня проигнорировали. Вы решили, что можно просто приехать и поставить нас перед фактом.
— Да ты… Ты издеваешься?! — снова взвизгнула сестра. — Маме плохо! Она на таблетках! Мы стоим в подъезде с тортами, а вы свалили?! Где ключи? Скажи, где запасные ключи, мы зайдем, подождем вас!
Марина видела, как побелели костяшки пальцев Андрея, сжимающего телефон.
— Ключей нет, Свет. И нас не будет. Мы вернемся третьего числа.
— Ты не можешь так поступить! Это подлость! Ты бросаешь семью на Новый год! Что нам делать?! Идти в мою разгромленную квартиру и есть бутерброды?!
— Можете пойти в ресторан. Можете заказать доставку и убраться в одной комнате у тебя. Вы взрослые люди. Разберетесь.
— Да пошел ты! — рявкнула Света. — Подкаблучник! Это всё твоя жена тебя настроила! Чтобы ноги вашей у нас не было!
— Хорошо, — просто ответил Андрей.
Тут трубку, видимо, выхватила мама.
— Андрюша, сынок, — её голос дрожал, давя на жалость. — Как же так? Мы же родные люди… Мы же к вам со всей душой… А ты нас на мороз?
Андрей закрыл глаза. Это было самое сложное. Манипуляция виной.
— Мам, вы не «со всей душой». Вы «на всё готовое». Я звонил тебе утром. Ты видела пропущенные. Ты специально не ответила, чтобы я не смог сказать «нет». Так вот, я говорю это сейчас. Нет. Езжайте домой, вызывайте такси. С наступающим.
Он нажал «отбой» и сразу перевел телефон в авиарежим. Несколько секунд он стоял, глядя на заснеженный сад, где в свете фонаря кружились крупные хлопья.
Марина вышла на веранду и обняла его со спины, прижавшись щекой к его куртке.
— Ты как? — тихо спросила она.
— Знаешь… — Андрей повернулся к ней. В его глазах не было сожаления, только усталость и какое-то новое, взрослое спокойствие. — Странно. Я думал, небо упадет на землю. А оно не упало.
— Не упало, — улыбнулась Марина. — Наоборот. Звезды видно.
— Они, наверное, сейчас нас проклинают, — усмехнулся он.
— Наверное. Зато они впервые за много лет сами решат, как им встретить праздник. Может, это будет их лучший Новый год. Сближающий. В борьбе с ремонтом.
Андрей рассмеялся, обнимая жену крепче.
— Спасибо тебе. Что вытащила меня.
— Пойдем в дом, — сказала Марина, беря его за руку. — Папа там шампанское открывает, а мама грозится, что пироги остынут.
Они вернулись в тепло. Дом был наполнен смехом, звоном посуды и настоящим, не вымученным уютом. Телефон Андрея лежал на комоде, черный и безмолвный, больше не имея над ним никакой власти.
В этот вечер они не просто встречали Новый год. Они праздновали освобождение. И когда под бой курантов Андрей загадывал желание, он точно знал: оно не про деньги и не про успех. Оно про то, чтобы всегда иметь смелость выбирать тех, кто выбирает тебя.
