— Ты чай будешь? Я поставил, — голос Андрея донёсся из кухни, обыденный и домашний.
Света не ответила, лишь коротко качнула головой, не отрывая взгляда от монитора. Её пальцы порхали над клавиатурой, выбивая ровную, быструю дробь. В гостиной, превращённой в её рабочий кабинет, пахло крепким кофе и лёгким парфюмом. Эта комната была её территорией, её крепостью, выстроенной на зыбкой почве двухкомнатной квартиры. Андрей снова появился в дверном проёме, на этот раз с кружкой в руке. Он не сел, а остался стоять, переминаясь с ноги на ногу и отхлёбывая чай с шумным прихлёбыванием, которое всегда её раздражало.
— Свет, тут поговорить надо.
Её пальцы замерли. Она не повернула головы, но её спина напряглась. Этот тон она знала слишком хорошо. Так начинались просьбы о деньгах в долг для его друзей или предложения провести выходные на его «малой родине» с бесконечными родственниками.
— Я занята, Андрей. У меня проект горит.
— Это недолго. Это важно. Про Игоря.
Теперь она медленно развернулась в кресле. Игорь. Старший брат. Слово, которое в их семье уже давно стало синонимом проблемы. Она молча смотрела на мужа, ожидая продолжения. Взгляд у неё был спокойный, но внимательный, как у сапёра, изучающего незнакомый механизм.
— В общем, Ленка его выгнала, — выпалил он, стараясь говорить быстро, будто боялся, что она его прервёт. — Прямо сегодня утром. Собрала две сумки и выставила за дверь. Идти ему совсем некуда. Он поживёт у нас.
Он произнёс последнюю фразу не вопросительно, а утвердительно. Как будто это было уже решённое дело, согласованное со всеми инстанциями, и ей оставалось только принять к сведению. Он даже попытался ободряюще улыбнуться, но вышло жалко и виновато. Света не изменилась в лице. Она лишь чуть склонила голову набок.
— Выгнала. Просто так, на ровном месте? Взяла и выгнала идеального мужа?
— Ну не просто так… — замялся Андрей, отводя взгляд в сторону. — У него с работой опять не получилось. Он… ну, немного расслабился. Выпил лишнего. Ленка вспылила. Ты же её знаешь.
— Знаю. Я знаю, что нужно сделать, чтобы Ленка, которая терпела его десять лет, собрала ему сумки. И я знаю, что такое «немного расслабился» в исполнении твоего брата. Это недельный запой, во время которого он становится агрессивным и неадекватным. Мы это уже проходили.
Её голос был ровным и холодным, как сталь. Никаких эмоций, только голые факты, которые она выкладывала перед ним, как хирург раскладывает инструменты перед операцией. Андрей начал багроветь.
— Это не так! Ты преувеличиваешь! Человеку нужна помощь, он в беде! Он мой брат, в конце концов! Куда ему идти? На вокзал?
Он начал ходить по комнате, повышая голос. Это был его излюбленный приём — давить на жалость, взывать к родственным узам, выставляя её бессердечной эгоисткой. Раньше это иногда работало. Но не сегодня.
— Это его проблемы, Андрей. Не мои. И не наши. У нас двухкомнатная квартира, в которой я работаю. Мне для работы нужна тишина и концентрация, а не пьяное тело на диване, которое будет смотреть телевизор и требовать похмелиться.
— Он не будет пить! Он обещал! Он найдёт работу и съедет, это буквально на пару недель! Ты совсем без сердца, что ли?
Света молча смотрела на него. На его раскрасневшееся лицо, на его жестикуляцию, на его искреннее негодование, которое было так похоже на негодование обиженного ребёнка. Она видела не мужа, а чужого человека, который без её ведома решил впустить в её дом, в её мир, хаос и разрушение. Она медленно встала из-за стола, подошла к нему почти вплотную и посмотрела ему прямо в глаза.
— Меня не волнует, что это твой брат, Андрей! Жить с нами он всё равно не будет! У нас не бесплатная гостиница с полным пансионом!
Последние слова Светы не прозвучали как выстрел. Они упали в тишину комнаты, как тяжёлые камни в стоячую воду, и круги от них начали расходиться, искажая отражение привычного мира. Андрей замер, его лицо медленно наливалось тёмной, нездоровой краской. Он смотрел на неё так, будто впервые видел. Будто красивая, привычная картина на стене вдруг заговорила с ним грубым, чужим голосом.
— Что ты сказала? — переспросил он тихо, но в этой тишине чувствовалась угроза надвигающейся бури.
— Ты прекрасно всё слышал, — Света не отступила, её взгляд был прямым и твёрдым. — Я не собираюсь превращать наш дом в приют для твоего брата. Можешь считать меня бессердечной, эгоистичной, какой угодно. Моё решение не изменится.
Андрей сделал шаг вперёд, вторгаясь в её личное пространство у рабочего стола. Воздух между ними загустел, стал плотным, наэлектризованным.
— Ты не имеешь права так говорить! Это мой брат! Моя кровь! Мы не можем просто выбросить его на улицу, как собаку! Это бесчеловечно!
— Бесчеловечно, Андрей, — её голос оставался ровным, и этот контраст с его нарастающей яростью действовал на него, как масло, подлитое в огонь, — это годами смотреть, как взрослый, здоровый мужик планомерно уничтожает свою жизнь и тащит за собой на дно всех, кто пытается ему помочь. Включая тебя. Или ты уже забыл?
Он отшатнулся, словно она ткнула его пальцем в незажившую рану.
— Это было давно. Люди меняются.
— Люди не меняются, Андрей. Меняются только обстоятельства. Давай я тебе напомню, раз у тебя такая короткая память. Те восемьдесят тысяч, которые ты тайком от меня снял с нашего общего счёта, чтобы закрыть его «небольшой долг» по картам? Это тоже была помощь? Деньги, которые мы откладывали на отпуск, на первый нормальный отпуск за три года. Куда мы в итоге поехали? Правильно, никуда. Зато Игорь смог ещё пару месяцев «искать себя».
Каждое её слово было выверено. Она не кричала. Она препарировала их прошлое с холодной точностью патологоанатома. Андрей ходил по комнате, его руки то сжимались в кулаки, то безвольно опускались вдоль тела. Он задыхался от возмущения.
— Это были мои деньги! Я их заработал! И я помог брату в трудную минуту!
— Твои деньги? — Света криво усмехнулась. — В этой семье нет «твоих» и «моих» денег, Андрей. Есть только «наши». И ты взял наши общие деньги, чтобы оплатить безответственность своего родственника. А хочешь, я напомню тебе ещё кое-что? Юбилей моего отца. Помнишь? Когда твой брат, которому мы тогда тоже «помогали», явился в ресторан к середине вечера, шатаясь и неся какой-то пьяный бред про «прогнившую интеллигенцию», едва не устроив драку с моим дядей? Мне потом месяц было стыдно смотреть в глаза собственным родителям. Это тоже была «трудная минута»?
Он остановился и ударил кулаком по книжному шкафу. Не сильно, но звук получился глухим и окончательным, как точка в конце предложения.
— Хватит! Хватит копаться в прошлом! Он извинился тогда! Он всё понял! Сейчас другая ситуация, ему действительно плохо! Его бросила жена!
— Его бросила жена, потому что его выгнали с работы. А с работы его выгнали, потому что он пил. Это не другая ситуация, Андрей. Это всё та же самая ситуация, которая повторяется из года в год с удручающей регулярностью. Меняется только степень его падения. И я не хочу находиться в эпицентре, когда он пробьёт очередное дно.
— Я не узнаю тебя, — он посмотрел на неё с отчаянием и злостью. — Ты стала какой-то жестокой. Где та Света, которую я любил? Которая была доброй, отзывчивой…
— Та Света повзрослела, — отрезала она. — Она поняла, что её добротой и отзывчивостью пользуются. Она устала платить по чужим счетам — и деньгами, и нервами. И она больше не позволит превращать свою жизнь и свой дом в спасательную шлюпку для тех, кто сам пробивает дыры в своей лодке. Так что ответ прежний. Нет.
Слово «нет» повисло в воздухе гостиной, лишённое эмоций и потому абсолютно несокрушимое. Оно не было выкрикнуто в пылу ссоры, оно было констатировано как факт, как физический закон, который невозможно оспорить. Андрей смотрел на жену, и его мир, ещё пять минут назад казавшийся ему понятным и управляемым, трещал по швам. Он привык, что её можно было продавить, уговорить, разжалобить. Он привык, что в конечном итоге её «нет» всегда имело скрытое «может быть». Но сейчас перед ним стояла не его Света. Перед ним стоял незнакомый, холодный человек, который смотрел сквозь него, как сквозь стекло.
— Ты просто не хочешь меня понять, — просипел он, хватаясь за последнюю соломинку, за привычную роль жертвы её эгоизма. — Тебе плевать на мою семью.
— Мне не плевать на нашу семью, Андрей, — она медленно провела рукой по гладкой поверхности своего рабочего стола, словно черпая оттуда силы и спокойствие. — На ту, что состоит из нас двоих. И я не позволю её разрушить из-за твоего чувства вины перед братом, которого ты почему-то путаешь с любовью и ответственностью.
Он хотел возразить, снова броситься в бой, зайти на новый круг обвинений и манипуляций, но в этот момент их напряжённый, почти беззвучный поединок был пронзён резкой, настойчивой трелью дверного звонка.
Звук был настолько неожиданным и громким в этой сгустившейся атмосфере, что Андрей вздрогнул, как от удара тока. На его лице промелькнула растерянность, которая тут же сменилась плохо скрываемой надеждой. Он посмотрел на Свету с вызовом. Вот он. Его главный козырь. Живое, дышащее воплощение братского долга уже стоит за дверью.
Света даже не шелохнулась. Она просто перевела взгляд с лица мужа на дверь в прихожую. В её глазах не было ни удивления, ни злости. Только тяжёлая, бесконечная усталость и тень какого-то нового, окончательного понимания. Она не сказала ни слова. Она просто ждала. Этот молчаливый поединок взглядов продлился несколько секунд, и Андрей проиграл. Опустив глаза, он развернулся и пошёл открывать. Его походка была уже не такой уверенной. Он шёл не как хозяин дома, а как проситель, ведущий за собой ещё одного просителя.
На пороге стоял Игорь. Он был именно таким, каким Света его себе и представляла. Помятая олимпийка неопределённого цвета, дешёвые спортивные штаны с вытянутыми коленками и две объёмные сумки из клетчатого пластика, какие в девяностых называли «мечтой оккупанта». Но дело было не в одежде. Дело было в нём самом. Осунувшееся, серовато-землистое лицо человека, который давно и прочно дружит с алкоголем. Припухшие веки, мутные, бегающие глаза. И запах. Смесь перегара, дешёвых сигарет и немытого тела, запах, который, казалось, въелся в ткань его одежды и в саму кожу. И венчала всё это жалкая, виноватая ухмылка, которая должна была одновременно просить прощения и обезоруживать.
— Игорь! Заходи, заходи, что ж ты на пороге, — засуетился Андрей, хватая брата за локоть и буквально втаскивая его внутрь, в чистую и пахнущую кофе прихожую. — Вот, Свет, Игорь приехал. Игорь поднял глаза на Свету. Его ухмылка стала ещё более натянутой.
— Привет, Светлан. Не помешаю?
Андрей с затаённым дыханием смотрел на жену, ожидая взрыва, криков, ультиматума. Он приготовился защищать брата, бросаться на амбразуру. Но Света молчала. Она медленно, не отрываясь, обвела Игоря взглядом с головы до ног. Это был не женский оценивающий взгляд. Так смотрят на вещь, которую принесли на продажу, — прикидывая её реальную стоимость, скрытые дефекты и возможные проблемы в эксплуатации. Гнев, который кипел в ней всё это время, схлынул, уступив место чему-то другому. Холодному, острому и опасному, как осколок льда. В этот момент она поняла, что спорить с мужем бессмысленно. Сражаться нужно другим оружием.
К полному изумлению обоих братьев, она слегка кивнула, и на её губах появилось нечто, отдалённо напоминающее улыбку.
— Хорошо. — Голос её прозвучал неожиданно спокойно, почти миролюбиво. — Заходи, гостем будешь.
Слово «хорошо» прозвучало в прихожей как амнистия. Игорь, ожидавший чего угодно — скандала, криков, требования немедленно убраться, — недоумённо моргнул. На лице Андрея расплылась торжествующая улыбка облегчения. Победил. Он всё-таки её дожал. Его вера в доброту, в родственные узы, в то, что в последний момент сердце его жены дрогнет, оправдалась. Он ободряюще хлопнул брата по плечу.
— Ну вот и отлично! Я же говорил! Проходи, Игорёк, располагайся пока в гостиной. Сейчас что-нибудь придумаем.
Игорь, всё ещё не веря своему счастью, неуверенно шагнул в гостиную, волоча за собой свои клетчатые баулы. Он поставил их посреди комнаты, на мягкий светлый ковёр, и они мгновенно превратились в чужеродное, грязное пятно в выверенном и уютном пространстве Светы. Андрей суетливо крутился вокруг, предлагая чаю, изображая радушного хозяина. Он намеренно не смотрел на жену, давая ей, как он думал, время «прийти в себя» и смириться с его победой.
Он ошибся. Света не смирялась. Она перегруппировывалась. Не сказав ни слова, она развернулась и молча вышла из гостиной. Андрей проводил её спину растерянным взглядом, но тут же вернулся к брату. Мало ли, может, пошла готовить ужин для дорогого гостя. Но Света направилась не на кухню. Она зашла в их спальню, выдвинула ящик комода и достала оттуда твёрдый блокнот в кожаном переплёте и дорогую перьевую ручку — подарок партнёров по бизнесу. С этими предметами в руках она вернулась в гостиную. Её походка была спокойной и размеренной. Она не садилась на диван рядом с мужчинами. Она пододвинула к своему рабочему столу офисное кресло и села напротив них, как следователь садится напротив двух подозреваемых.
Андрей и Игорь замолчали, наблюдая за её действиями. В воздухе снова повеяло холодом.
— Итак, — Света открыла блокнот на чистой странице и щёлкнула колпачком ручки. Голос её был абсолютно бесстрастным, деловым, как на рабочем совещании. — Раз мы принимаем гостя, нужно уладить некоторые формальности.
Андрей непонимающе нахмурился.
— Какие ещё формальности? Свет, ты чего?
Она подняла на него глаза. В них не было ни капли злости. Только чистая, дистиллированная деловитость.
— Андрей, раз ты такой добрый и решил взять на себя заботу о брате, то, соответственно, и все расходы, связанные с его пребыванием здесь, полностью ложатся на тебя. Это справедливо, не так ли?
Она не дожидалась ответа. Её ручка заскользила по бумаге.
— Начнём с проживания. Наша квартира — двухкомнатная. Одна комната — наша спальня. Вторая — гостиная, она же мой рабочий кабинет. С сегодняшнего дня она становится ещё и спальней для Игоря. Средняя стоимость аренды комнаты в нашем районе, — она сделала вид, что на секунду задумалась, — двадцать тысяч рублей в месяц. Я думаю, это вполне божеская цена за отдельное помещение. Записываем.
Игорь вжался в диван. Его лицо из сероватого стало приобретать багровый оттенок. Андрей вскочил.
— Света, ты что устроила? Какой счёт? Это мой брат!
— Именно, — кивнула она, не отрываясь от своих записей. — Твой брат. Поэтому платишь ты. Продолжим. Питание. Я не собираюсь готовить на троих и бегать по магазинам за дополнительными продуктами. Поэтому на питание для Игоря мы выделяем отдельный бюджет. Думаю, десяти тысяч в месяц на скромные, но регулярные завтраки, обеды и ужины ему хватит. Это не ресторан, конечно, но с голоду не умрёт.
Ручка снова заскрипела по бумаге. Андрей смотрел на неё, и его лицо исказилось от ужаса и непонимания. Он открывал и закрывал рот, но не мог произнести ни слова.
— И последнее, — Света подняла голову и обвела взглядом комнату. — Коммунальные услуги, интернет, бытовая химия — стиральный порошок, туалетная бумага, мыло. Расход увеличится. Добавим ещё пять тысяч. Итого, — она обвела итоговую сумму жирным кругом, — тридцать пять тысяч рублей в месяц. Поскольку я не уверена в стабильности твоего энтузиазма, Андрей, оплата производится авансом. Платишь мне сейчас.
Она захлопнула блокнот, положила ручку и посмотрела прямо на мужа. В комнате стало так тихо, что было слышно, как тяжело дышит Игорь.
— Ты… ты с ума сошла? — наконец выдавил из себя Андрей. Его голос был полон не гнева, а искреннего шока, будто его ударили под дых. — Нисколько! Я не дам тебе ни копейки!
Света пожала плечами. Её спокойствие было чудовищным.
— Нисколько, так нисколько. Он твой брат — ты и плати. Или пусть прямо сейчас берёт свои сумки и идёт на улицу. Выбор за тобой.
Это был конец. Но не для Игоря. Для него это было унижение, которое оказалось страшнее перспективы ночевать на вокзале. Он смотрел не на Свету, а на своего младшего брата, который только что с лёгкостью согласился выставить его за порог. Его лицо из багрового стало мертвенно-бледным. Он молча, резким движением поднялся с дивана, схватил свои клетчатые сумки, которые так и не успел разобрать, и, не глядя ни на кого, пошёл к выходу. Хлопка двери не было. Он просто тихо прикрыл её за собой.
Но в гостиной ад только начинался. Как только брат исчез, Андрей развернулся к Свете. Его лицо было белым от ярости.
— Ты! Ты чудовище! Ты его унизила! Выгнала на улицу!
— Я? — она медленно встала, убирая блокнот обратно в ящик стола. — Я лишь предложила тебе взять на себя ответственность за твои же решения. А на улицу его выгнал ты. В тот самый момент, когда сказал: «Нисколько». Ты оценил своего брата. В ноль рублей, ноль копеек. Это была не моя цена. Это была твоя.
Он смотрел на неё, и в его глазах больше не было любви. Только ненависть и непонимание. Он смотрел на женщину, которая только что на его глазах хладнокровно разрушила его семью, его иллюзии, его мир. И она смотрела на него, на мужчину, который оказался готов принести их семью, их покой и их будущее в жертву своему инфантильному желанию быть хорошим для всех, кроме неё. В комнате не было криков. Не было слёз. Между ними образовалась пустота. Холодная, мёртвая, бездонная. И оба понимали, что перешагнуть через неё они уже никогда не смогут…
