Порывы ветра толкали то в спину, помогая тянуть тяжёлые санки, то швыряли в лицо мелкий колючий снег. Конца и края не было заснеженной дороге, ветру и колючему снегу.
Иногда вдалеке угадывалась смутно чернеющая кромка леса, значит, где-то там деревня. Но в следующий миг в грудь ударял порыв ветра, от колкого снега приходилось закрывать глаза, ниже опускать голову и задерживать дыхание. А когда она открывала глаза, ничего не было видно, кроме серой пелены снега. Лес исчезал, как мираж в пустыне.
Даше казалось, что она заблудилась, сбилась с дороги, которая едва угадывалась по небольшим сугробам по бокам. Что никогда не довезёт санки со своим непомерно тяжёлым грузом. Скоро стемнеет, а дорогу заметёт…
— Даша, помоги мне! – крикнула мама из кухни.
— Ага, — ответила Даша, заложила тетрадкой страницу в учебнике и пошла к матери.
— Банку с тушёнкой открой, — сказала мама и подвинула к дочери стеклянную банку под железной крышкой.
Она всё делала одной рукой, вторая была в гипсе и висела под грудью на скрученном бинте, перекинутом через шею.
— Макароны с тушёнкой? Обожаю. – Даша взяла консервный нож.
Скоро крышка отлетела в сторону, и в нос ударил ароматный запах тушёного мяса.
— Что бы я без тебя делала, — сказала мама, забирая назад банку.
Слова мамы отозвалась теплом в Дашиной груди. В последнее время она редко слышала от мамы похвалы, а уж о ласке и не мечтала. Тем временем мама взяла ложку и попыталась поддеть в банке плотно утрамбованные куски мяса. Но у неё не получалось, банка опасно наклонялась, того и гляди соскользнёт со стола.
— Дай я, — сказала Даша. – На сковороду?
— Да. – Мама отошла в сторону, и Даша поддела ложкой приличную порцию тушёнки, положила на сковороду. Потом ещё.
— Хватит, – остановила её мама, забирая у Даши ложку с кусочками жира и мяса.
Даша с сожалением посмотрела на ложку. Она хотелось её облизать, и рот уже наполнился слюной… Даша сглотнула.
— Иди, доделывай уроки. Дальше я сама, — сказала мама. – Отец придёт, будем обедать. Что-то он задерживается. Погода разгулялась. Конец марта, а метёт, будто зимой.
Даша последний раз взглянула на куски мяса на сковороде и пошла было в свой закуток за шкафом, как услышала стук в дверь.
Мама тоже замерла с ложкой в руке. Стук повторился.
— Ну, что стоишь? Снова напился, раз замок открыть не может. Иди, открывай, — мама обречённо вздохнула, метнув на Дашу тревожный взгляд.
— Лучше бы вообще не приходил, — пробурчала Даша, направляясь к двери.
— Ты что такое говоришь?! Про отца-то? – крикнула мать ей в спину.
— Мало одной руки? И другую сломает, — огрызнулась Даша.
И тут же выскочила за дверь, увидев, как мама замахнулась на неё ложкой.
Она отперла замок и приоткрыла дверь. Порыв ветра тут же распахнул её настежь, вырвав дверную ручку из Дашиной руки. Соседка тётя Маша ойкнула, но успела отскочить в сторону, а то зашибло бы её дверью.
— Мать дома? – спросила соседка, придерживая на подбородке накинутый на голову толстый платок.
— Дома, — ответила Даша, обрадовавшись, что это не отец.
Соседка тут же протиснулась мимо ней в дверной проём. Даша какое-то время сражалась с ветром, стараясь захлопнуть дверь. Напоследок ветер бросил ей в лицо горсть снега, обдав ледяным холодом, и отступил. Даша вернулась в комнату и встретилась с тоскливым и встревоженным взглядом матери.
— Дашь, нужно встретить отца. Тётя Маша говорит, что звонил её сын, спрашивал, пришёл ли он домой. Он в город уехал, видел его пьяного на дороге…
— Давно видел, около часа назад, — торопливо перебила маму соседка. — Позвонил только что, спрашивал про него. Вот я и пришла. Значит, завалился в сугроб, если до сих пор его нету.
Даша с материю обменялись тоскливыми и понимающими взглядами.
— Может, поедет кто, подберёт? — сказала Даша, хотя понимала, что никто в такую погоду на машине не поедет.
Да и кому ехать? Это летом приезжают дачники, а сейчас ранняя весна, середина недели, даже не выходной, чтобы родственники к кому-то приехали. А сын тёти Маши уехал в город на своей машине.
— Одевайся, пойдем его искать, — спохватилась мама и бросилась к вешалке на стене у двери.
— Куда? Да ещё со сломанной рукой. Я сама пойду и приведу его, — сердито сказала Даша и взяла у матери её куртку, надела на себя.
— Санки возьми. Если что, за мной вернись, я помогу довезти отца, — сказала тётя Маша. – Ладно, пошла я, у меня суп на плите.
— Даш, я всё же с тобой, — неуверенно сказала мама.
Как же она ненавидела этот просительный тон у матери, этот её по-овечьи покорный и испуганный взгляд.
— Сама справлюсь. Наверняка завернул к Пашке за добавкой. Приведу, – грубо сказала Даша, не глядя на маму.
Она натянула на голову вязаную шапку, намотала на шею толстый шарф, сунула ноги в широкие сапоги и резкими движениями застегнула молнии.
В углу в сенях стояли прислонённые к стене санки, старые, длинные, тяжёлые. Раньше они со старшим братом вместе скатывались на них с горки – с берега на покрытую льдом реку. Теперь отец возил на них дрова и газовые баллоны.
Поёжилась, услышав из-за двери завывания ветра и шорох снега по доскам. Выходить на улицу не хотелось, тем более искать отца. Она всё же зашла в последний дом, где жил одинокий Паша. Старик гнал самогон и спаивал таких, как отец, да и сам пил со всеми. Но отца у Паши не оказалось.
Даша подхватила санки за верёвку и пошла в соседнее село, где работал отец, куда приезжал автобус из города, где Даша училась в школе последний год. С девятого класса ей придётся ездить в школу в районный центр, за двенадцать километров.
Это летом дороги не замечаешь, идёшь и идешь. А в такую метель два километра кажутся в десять раз длиннее. Даша прошла треть пути, когда увидела на дороге отца. Он лежал на боку, поджав к животу ноги. Снег вокруг был примят, да и сам отец не сильно присыпан снегом. Видимо пытался встать и идти. Даша наклонилась над ним, толкнула в плечо. Живой ли? Отец промычал что-то, пахнув на неё крепким перегаром.
— Вставай! — Она толкнула его ещё раз, сильнее. — Вставай, кому говорю! Замёрзнешь. – Даша пнула отца ногой в спину.
Он зашевелился, лёг на спину, пытаясь подняться. Даша приподняла его голову, подставила под неё коленку и подтолкнула отца вперёд, чтобы посадить. Это ей удалось, но когда она попробовала отца опрокинуть на санки, они скользнули в сторону.
Придерживая в сидячем положении отца, Даша дотянулась до санок и пододвинула их ближе. Наступила ногой на верёвку и снова стала заваливать на них отца. Он бормотал что-то бессвязное, падал мимо. Плача и ругаясь в голос, Даша снова и снова пыталась его усадить на санки.
— Да помоги же ты мне хоть чуточку. Замерзнешь тут, как собака. Кому говорю, помогай! – в отчаянии крикнула она отцу в самое ухо и толкнула коленом в спину. — Вот оставлю тебя здесь, будешь знать.
Бежать за тётей Машей, потом ещё обратно, а потом везти санки с отцом в деревню… Даша поняла, что у неё не хватит сил.
— Вставай, ну пожалуйста, — Даша беспомощно всхлипнула. — Помоги мне! Хоть на санки сядь.
То ли отец услышал её крик, то ли до его затуманенного водкой сознания дошло, что она от него хочет, то ли случайно получилось, только отец всё же завалился на санки.
Пусть лежит, сил не было его сажать, да и не удержится, свалится. Даша обрадовалась, схватилась за верёвку и потянула. Санки не сдвинулись с места. Отец был крупный и тяжёлый. Даша тянула изо всех сил, кряхтя и упираясь ногами в смерзшиеся колдобины на дороге. Пару раз она поскользнулась и упала, разревелась от отчаяния. Но санки всё же сдвинулись с места, и она медленно потащила их.
Если бы ноги отца не волочились по дороге, идти было бы легче и быстрее. Даша быстро выбилась из сил. Шапка съехала на глаза. Она дышала ртом через шарф, но воздуха не хватало.
Даша всё же подтянула отца выше. Теперь он полулежал, запрокинув голову через спинку. Наверное, ему было больно и неудобно, но она не собиралась везти его с удобствами. Ей тяжелее, чем ему. Ноги теперь меньше волочились по засыпанной снегом дороге.
Даже через варежки верёвка врезалась в ладони. Порывы ветра сбивали с ног, от снега не открыть глаза. Даша сильно клонилась вперёд, того и гляди ляжет на дорогу. Слёзы на щеках замерзали на ветру. Она тянула санки, выбиваясь из сил и проклиная отца.
Мама говорила, что раньше он не был таким, мечтал переехать в город. Но сначала родился Валера, а потом Даша. Почему и когда отец начал пить, мама не говорила. С каждым разом он пил всё больше, становясь всё агрессивнее. И поводов ему для этого было не нужно.
Мама всё время ходила в синяках. Одни проходили, становясь болезненно жёлтыми, рядом появлялись багровые свежие. Мать даже летом носила кофты с длинными рукавами. Но в деревне ничего не утаишь.
По молодости отец пил меньше, зато гулял. Две недели назад он пришёл домой сильно пьяным. Мама что-то ему сказала, и понеслось. Даша затыкала уши в своём закутке, чтобы не слышать ругани и ударов.
Однажды она попыталась заступиться за маму, так отец оттолкнул её так, что она головой ударилась об угол печки, потеряла сознание. Отца это привело в чувство, но ненадолго. А мать велела в следующий раз не высовываться и не лезть ему под руку. «Пришибёт и не заметит. Справлюсь сама», — сказала тогда мама.
Ага, справилась. Отец в тот раз был сильно накручен, орал и махал кулаками. Мать сжалась в углу за печкой, закрывая голову и лицо руками. Это ещё сильнее взбесило отца. Он рванул её за руку вверх, стараясь поставить на ноги, да видно не рассчитал силу. Рука хрустнула, как сухая ветка.
Даша не могла этого слышать, но все же слышала, так ей показалось. Вслед за этим раздался крик матери. Даша выскочила из своего закутка и увидела воющую от боли мать на полу, а над ней возвышался покачивающийся отец. Даша бросилась к маме, а отец махнул рукой, подошёл к кровати, рухнул на неё вниз лицом и уснул.
Даша сбегала к тёте Маше, её сын отвёз мать в райцентр в больницу, где ей наложили гипс. Наутро отец ничего не мог вспомнить. После этого пить, конечно, не бросил, но руками махал реже.
А теперь Даша нашла его на дороге, на санках тащила домой.
Много раз она просила маму уйти от отца.
— Раньше он не был таким. Был красивый, видный. Все девки за ним бегали, а он выбрал меня, — как-то рассказывала мама. – А потом начал пить. В деревне все пьют. А что ещё делать?
— Так поехали в город, к Валерке, — просила Даша.
— И что? Он в однокомнатной квартире живёт с женой и сыном, скоро второй родится. На голову мы им сядем, что ли? Нет, дочка. В городе жизнь дорогая, а тут огород, лес, речка. С голоду не помрём. А ты учись хорошо, уезжай в город, как Валерка, поступай в институт. Будешь зарабатывать, выйдешь замуж. Глядишь, и меня возьмёшь к себе. Буду смотреть за внуками. В маминых мечтах получалось легко и хорошо. Вот только отца в них не было.
Одежда под курткой стала влажной от пота, противно прилипала к телу. Но когда налетал порыв ветра, задувал под широкую куртку, по спине проходила дрожь от холода. Шапка сползала на глаза. Верёвка даже через варежки врезалась в ладони. Ноги дрожали от напряжения, каждый вдох царапал горло. Даше казалось, она больше не сможет сделать ни шагу, но тянула и тянула санки.
А метель все не утихала. Иногда ей слышался звук мотора. Тогда Даша останавливалась и оглядывалась. Никаких машин. Это ветер завывал, беснуясь и издеваясь над ней.
«А зачем я его вообще тащу? Скину в сугроб, пусть замерзает. Он не остановится, не изменится. Однажды убьёт маму. Никого нет вокруг, никто не узнает. А я скажу, что не нашла его…» От этой мысли Даша остановилась, как вкопанная. Как всё просто. Больше он не будет пить, поднимать на маму руку. Лучше никакого отца, чем такой.
Она стояла и смотрела на него, пьяного, беспомощного, развалившегося на санках. Начало темнеть. Влажная одежда под курткой стала вдруг ледяной. Дашу затрясло.
— Дашка! – раздался за спиной голос мамы.
Она вздрогнула и обернулась. Мама появилась из снежной пелены тёмным бесформенным чудищем. На ней была надета старая огромная отцовская куртка, ветер трепал пустой рукав.
— Я уж испереживалась вся. Думала, ты тоже пропала. Нашла его? Молодец. Давай вместе. — Она потянулась к верёвке в руке дочери.
У Даши не осталось сил спорить. Хочет мать тащить отца домой, пусть тащит. Она ничего уже не сможет сделать. Упустила время. Раньше надо было…
Они в три руки потянули санки. Стало чуть быстрее и легче. Мать то и дело постанывала, морщилась то ли от ветра и колючего снега, то ли от боли. У Даши замёрзли все чувства, съёжились до ледяного комка внутри. Было не жалко ни отца, ни маму, ни себя. Хотелось лишь скорее прийти домой, упасть и спрятаться от ветра со снегом.
Стремительно начало темнеть. Они уже едва различали дорогу перед собой. Пару раз Даша оступалась и проваливалась в снег на обочине. Она не помнила, как они дошли, как втащили отца в дом. Даша провалилась в болото, горячее и мокрое.
Очнулась она на третий день. В комнате тикали часы, а ей казалось, что это стучит у неё в голове. Мама сказала, что той ночью у Дашки поднялась высоченная температура, даже фельдшера вызывала. Ангина. Тётя Маша помогала переодевать её, менять мокрые рубашки. Даша поняла, откуда это чувство болота.
А отец ничего, лишь нос и пальцы на руках обморозил. Вот и всё.
Через две недели Даша поправилась и пошла в школу. Каждый раз, идя по дороге в соседнюю деревню, Даша думала, что было бы, если бы она действительно тогда бросила отца в снегу. И от этой мысли её передёргивало.
Она окончила школу и уехала в город, поступила в техникум, жила в общежитии. К брату забегала, возилась с его маленьким сынишкой. Часто звонила маме. Та бодрым голосом говорила, что всё хорошо, отец стал меньше пить. Мол, пугает его, что дочери рядом нет, никто не пойдёт его спасать.
Но пить отец не бросил. Однажды его убило током, схватился за оголённые провода на работе. И откуда они взялись? Даша ездила на похороны, чтобы поддержать маму.
— Неужели ты его так сильно любила, что не могла бросить? – спросила безжалостно Даша. – Вспомни, как бил, руки ломал, сколько крови выпил. Радоваться надо, что избавилась от него, а не рыдать.
— Жалела. Куда же деваться? Пьянство — это болезнь. А тебе не жалко его? – Мама пристально посмотрела на Дашу. – Я ведь знаю, что ты хотела оставить его умирать тогда, в метель.
Даша испугано уставилась на неё. Словно прочитав мысли дочери, мама грустно усмехнулась.
— Ты лежала с температурой и бредила. Знаешь, а я хотела, чтобы ты сделала это.
После окончания техникума Даша вышла замуж. У неё появилась квартира, и она забрала маму к себе…
Даже мужу она никогда не рассказывала, как тащила отца в ту метель, о чём думала…
