Марина закрыла ноутбук и откинулась на спинку кресла, чувствуя, как напряжение последних месяцев медленно отпускает плечи. Двадцать третье декабря. Проект закрыт. Акт подписан. Деньги на счету компании.
— Поздравляю, — Олег Викторович, её непосредственный руководитель, протянул ей конверт. — Ты молодец. Никто не верил, что ты справишься с таким объёмом.
Марина взяла конверт, не открывая. Знала, что там — бонус, обещанный ещё в сентябре, когда она сама вызвалась возглавить этот кошмарный проект по внедрению новой системы учёта для сети из пятнадцати филиалов. Тогда, три месяца назад, все отмалчивались на планёрке, отводили глаза. Сроки — жёсткие, бюджет — смешной, заказчик — истеричный. Марина подняла руку первой.
— Я возьму.
Дима тогда вечером спросил: «Ты уверена? Это же будет адский график». Она кивнула. Была уверена. Или думала, что была.
Адским оказалось мягко сказано.
Три месяца она возвращалась домой после одиннадцати. Созвоны в выходные. Правки в техническом задании на четвёртой итерации. Срыв сроков со стороны подрядчика. Скандал с бухгалтерией головного офиса. Две ночи вообще не спала — сидела, тестировала, искала баг, который сбивал всю интеграцию. Нашла. Руками, построчно.
Дима молчал. Приносил ей чай. Не давил. Мать его, Людмила Фёдоровна, звонила раз в неделю, как по расписанию, и каждый раз Дима отвечал: «Мама, Марина очень занята сейчас, давай попозже». Марина была благодарна ему за это.
Дома она открыла конверт. Цифра оказалась даже больше, чем ожидала. Перечитала три раза, улыбнулась. Позвонила Диме.
— Диман, я с премией! Давай что-нибудь придумаем на Новый год? Может, махнём куда-нибудь вдвоём? В Карелию, или…
— Маринка, супер! — голос у него был радостный, но какой-то неуверенный. — Слушай, я как раз хотел с тобой поговорить. Вечером, ладно? Тут одна идея есть.
Она почувствовала лёгкую тревогу, но отмахнулась. Пошла в душ смывать усталость последних недель.
Дима вернулся в восемь. Принёс пиццу и вино. Марина уже успела представить, как они сидят где-нибудь у камина в деревянном домике, а за окном — снег и тишина. Без телефонов. Без почты. Только они вдвоём.
— Мариш, — начал Дима, наливая вино, — ты помнишь, мама в последнее время жалуется на давление?
Марина кивнула, отправляя в рот кусок пиццы. Людмила Фёдоровна действительно жаловалась. Впрочем, она всегда на что-нибудь жаловалась. То сердце прихватывает, то ноги отекают, то голова кружится.
— Ну, я тут подумал, — Дима не смотрел на неё, крутил бокал в руках, — у неё правда здоровье пошаливает. И я нашёл отличный санаторий в Подмосковье, там и кардиолог хороший, и процедуры всякие. На новогодние праздники как раз есть места.
Марина медленно опустила бокал.
— Ты хочешь, чтобы твоя мама поехала в санаторий?
— Да, представляешь, это было бы здорово! Она отдохнёт, подлечится. А стоит не так дорого, я смотрел — как раз в твой бонус впишемся. Ну, может, чуть-чуть добавим.
Пауза затянулась. Марина чувствовала, как внутри что-то медленно закипает.
— Подожди. То есть ты уже смотрел путёвки? На мои деньги?
— Ну… в смысле, я просто прикинул, — Дима наконец поднял глаза. — Мариш, ну она же моя мама. И ей правда нужна помощь.
— Дима, это мой бонус. За три месяца работы по двенадцать часов в сутки. Я думала, мы проведём праздники вместе, отдохнём от всего этого кошмара.
— Ну мы и проведём, — он потянулся к её руке, но Марина отодвинулась. — Просто… я думал, ты поймёшь. Это же для мамы. Для её здоровья.
— А ты со мной это обсудил?
Дима замялся. И Марина поняла.
— Ты уже сказал ей, да? — голос её стал тихим и ровным, как всегда, когда она злилась по-настоящему.
— Я… ну, я упомянул, что мог бы помочь с путёвкой. Она так обрадовалась, Марин. Ты бы видела. Она уже полгода хочет в этот санаторий, но у неё пенсия маленькая, ты же знаешь.
Марина встала из-за стола. Прошлась по кухне. Остановилась у окна, глядя на тёмный двор, залитый жёлтым светом фонарей.
— То есть ты пообещал своей матери мои деньги, даже не спросив меня?
— Мариш, не преувеличивай, я не обещал, я просто…
— Что «просто»? — она развернулась. — Дима, я три месяца вкалывала как проклятая. Я пропустила день рождения своей сестры. Я не видела своих родителей. Я забыла, когда последний раз высыпалась. И получила за это бонус. МОЙ бонус. За МОЮ работу.
— Я понимаю, но…
— Нет, ты не понимаешь! — голос её сорвался. — Ты не понимаешь, каково это — тянуть проект, когда все ждут, что ты сольёшься. Когда заказчик орёт на тебя из-за косяков, которые ты не делала. Когда ты в три часа ночи сидишь и перепроверяешь код, потому что если ты не найдёшь ошибку, то сгорят миллионы и твоя репутация.
— Я гордился тобой…
— Гордился! — Марина засмеялась горько. — Гордился, но решил, что эти деньги нужнее твоей маме. Без моего согласия.
— Мне эти деньги достаются слишком тяжело, чтобы отдать на отдых кому бы то ни было! И уж тем более твоей мамаше! — выкрикнула она, и сама испугалась своих слов.
Дима побледнел.
— Ты это серьёзно? «Мамаша»?
Марина провела рукой по лицу. Села обратно за стол. Налила себе ещё вина.
— Прости. Не хотела так. Но ты понимаешь, что ты сделал?
— Я просто хотел помочь маме, — голос Димы стал обиженным, детским. — Она одна. Ей плохо. Разве это неправильно — заботиться о родителях?
— Правильно. На свои деньги. Или хотя бы обсудив со мной.
Они молчали. Пицца остывала на столе. За окном кто-то запускал петарды — до Нового года оставалась неделя.
— Хорошо, — сказал наконец Дима. — Хорошо, я позвоню маме, скажу, что не получится.
— Нет, — Марина посмотрела на него. — Не надо.
— То есть ты согласна?
— Нет. Я не согласна отдавать свой бонус на путёвку. Но раз ты так беспокоишься о её здоровье, придумай что-то, будь рядом, в конце концов.
Дима растерянно моргнул.
— Но ты же только что сказала…
— Я сказала, что не отдам свои деньги. И не отдам. Это твоё обещание, ты и разбирайся. Купи путёвку на свои.
— Мариш, у меня нет таких денег сейчас…
— Вот и думай, где взять.
На следующий день Марина взяла отгул и пошла в турагентство. Девушка-менеджер, жизнерадостная, в новогоднем свитере с оленями, предложила ей кучу вариантов.
— Вдвоём едете?
— Нет, одна.
— О, вот смотрите, есть шикарный вариант — Италия, Доломитовые Альпы. Горные лыжи, СПА, потрясающие виды. Правда, недёшево, но на Новый год в Европу вообще сложно что-то найти.
Марина посмотрела на цену. Ровно столько, сколько её бонус. Улыбнулась.
— Беру.
Вечером Дима застал её за сборами чемодана.
— Ты… уезжаешь?
— Да. В Италию. Тридцатого декабря. Вернусь седьмого января.
— На Новый год? — он стоял в дверях спальни, словно не веря увиденному. — Мы же всегда вместе встречали…
— В этом году будет исключение.
— Марина, ты не можешь так…
— Могу, — она аккуратно сложила горнолыжный костюм. — Я, знаешь, подумала. Раз твоя мама так плохо себя чувствует, ей нужна поддержка. Постоянная. Поэтому ты останешься с ней. Будешь гулять с ней в парке, водить на процедуры, если нужно. Заботиться. Разве не об этом ты говорил?
— Но она в санатории будет!
— Ты нашел деньги?
— Ещё нет. Но если найду…
— Санаторий в Подмосковье, Дим. Два часа на машине. Можешь навещать хоть каждый день. Или вообще снять номер там же, если так переживаешь.
— А ты?..
— А я отдохну. Наконец. После трёх месяцев ада. На свои деньги. Которые заработала сама.
Дима сел на кровать.
— Ты мстишь мне.
Марина остановилась, держа в руках тёплые носки. Посмотрела на мужа.
— Нет. Я не мщу. Я просто делаю то, что должна была сделать сразу — забочусь о себе. Ты сделал выбор за меня, не спросив. Решил, что мои деньги, моя работа, моё время — это всё можно распределить без моего согласия. Теперь я делаю свой выбор. Без твоего согласия.
— Это жестоко.
— Жестоко — обещать чужие деньги. Жестоко — не ценить труд человека. Жестоко — считать, что твоя мама важнее моего отдыха.
— Она моя мать!
— А я твоя жена! — Марина повысила голос. — Которая три месяца работала на износ. Которая мечтала провести с тобой праздники. Которую ты даже не удосужился спросить — а что она сама хочет?
Тишина легла между ними, тяжёлая, как первый снег.
— Я не думал, что это так важно для тебя, — тихо сказал Дима.
— Вот именно. Не думал. Ты вообще обо мне не подумал. Только о маме. Только о том, как ей плохо, как она нуждается. А я что? Я не нуждаюсь в отдыхе? Я не устала? Мне не нужно восстановиться?
— Нужно, но…
— Никаких «но». Я еду отдыхать. А ты остаёшься заботиться о матери, раз так о ней переживаешь.
Двадцать девятого Марина получила сообщение от Людмилы Фёдоровны: «Марина, спасибо вам с Димой за путёвку! Я так рада, даже не знаю, как благодарить. Дай Бог вам здоровья!»
Марина не ответила.
Тридцатого декабря она стояла в аэропорту Шереметьево с чемоданом и рюкзаком. Дима проводил её молча, мрачный. У стойки регистрации остановился.
— Я хотел как лучше.
— Знаю. Но не подумал, что «лучше» может быть по-разному.
Она поцеловала его в щёку — коротко, формально — и пошла к стойке регистрации. Обернулась уже у паспортного контроля. Дима стоял там же, руки в карманах, потерянный.
На секунду ей стало жаль его. Но только на секунду.
Италия встретила её снегом и солнцем. Кортина-д’Ампеццо, жемчужина Доломитов, была похожа на открытку — белые склоны, шоколадные шале, запах глинтвейна. Марина поселилась в отеле с видом на горы, распаковала вещи и впервые за три месяца почувствовала, что может дышать полной грудью.
Первое января она встретила на склоне. Спускалась с горы под звёздами, слушая, как снег шуршит под лыжами. Внизу, в долине, взрывались фейерверки — далёкие, игрушечные. Кто-то рядом открыл шампанское, кто-то смеялся. Марина остановилась, сняла шлем, закрыла глаза.
Счастье. Чистое, звенящее, абсолютное.
Дима звонил три раза — она не брала трубку. Потом пришло сообщение: «Я понял. Прости. Мы поговорим, когда вернёшься».
Она не ответила. Не сейчас. Сейчас она просто стояла на вершине мира и вдыхала морозный воздух, который пах свободой.
На третий день она познакомилась с Паоло — инструктором по сноуборду, который помог ей, когда она упала в очереди на подъёмник. Они выпили кофе в горной хижине, и он рассказывал ей о Доломитах так, будто говорил о любимой женщине. Она слушала и понимала — вот оно, то самое. Когда тебя ценят не за то, что ты можешь дать, а просто потому, что ты есть.
Паоло не знал ничего о её проекте, о бонусе, о Диме, о Людмиле Фёдоровне. Он просто улыбался ей, предлагал ещё капучино, показывал лучшие трассы.
— Ты счастлива? — спросил он на ломаном английском в один из вечеров.
Марина задумалась. Посмотрела на заснеженные пики, розовеющие в лучах заходящего солнца.
— Знаешь, — сказала она, — кажется, да.
Седьмого января она вернулась домой. Загорелая, отдохнувшая, со связкой сувениров и памятью о том, как может чувствовать себя человек, когда его желания имеют значение.
Дима встречал её в аэропорту. Постаревший, усталый. Они ехали домой молча, и только у подъезда он спросил:
— Мы будем разговаривать?
— Будем, — кивнула Марина. — Но сначала ты послушаешь. А я расскажу тебе, почему нельзя распоряжаться чужими деньгами. И чужой жизнью. И почему иногда забота о себе — это не эгоизм, а необходимость.
Он кивнул.
А Марина подумала, что седьмое января — отличный день для новых начинаний. Или для окончаний. Время покажет.
Но бонус она потратила правильно. В этом она была уверена абсолютно.
