— Мой сын заслуживает королеву, а не тебя!
Голос Инессы Аркадьевны, будущей свекрови, был лишён даже намёка на вежливость. Он резал воздух в маленьком, почти пустом кафе, где пахло корицей и разочарованием.
Я медленно подняла взгляд от чашки с остывшим латте. Два года я терпела её уколы, списывая всё на материнскую ревность.
Два года я пыталась заслужить её одобрение, потому что отчаянно хотела обрести семью, которой у меня никогда не было.
— Согласна, — мой ответ прозвучал тихо, но от этого не менее весомо.
Она на мгновение опешила. Явно ждала слёз, оправданий, мольбы. Всего того, чем можно было бы питать её уязвлённое самолюбие ещё пару часов.
— Что, прости?
Я полезла в сумочку и достала оттуда небольшую бархатную коробочку. Не ту, что подарил мне Дима — с тонким колечком и скромным камнем. Другую.
Щелчок открываемой крышки прозвучал в оглушающей атмосфере нашего столика как выстрел.
Внутри, на белом атласе, лежал перстень. Огромный, дорогой бриллиант, окружённый россыпью сапфиров. Пошлый до неприличия.
— Я совершенно с вами согласна. Ваш сын, Дима, заслуживает лучшего. А вот его отец, Вадим Игоревич, считает, что королевы достойны его.
Я аккуратно подтолкнула коробочку через стол к ней.
Инесса Аркадьевна смотрела на кольцо так, будто это была ядовитая змея. Её лицо стремительно теряло краски, становясь похожим на пергамент.
Она узнала. Конечно, она узнала этот безвкусный шик своего бывшего мужа, его фирменный почерк — купить самое дорогое, чтобы доказать своё превосходство.
— Что… что это значит?
— Это значит, что я отказала вашему бывшему супругу. Неделю назад.
Я откинулась на спинку стула, впервые за весь наш разговор чувствуя не давление, а странное, холодное спокойствие.
В памяти всплыл тот вечер. Вадим Игоревич, пахнущий дорогим парфюмом и успехом, перехватил меня у подъезда. Он ведь сам нас и познакомил. Год назад, на открытии галереи, он подвёл ко мне Диму со словами: «Вот, сынок, посмотри. Ксения — искусствовед.
Умница, красавица и, что главное, из хорошей, но бедной семьи. Никаких запросов». Тогда я сочла это за неуклюжий комплимент.
Теперь я понимала — это была оценка товара. Он выбрал для сына удобную вещь, а потом решил, что она больше пригодится ему самому.
«Я вижу в тебе огонь, Ксюша. Такому огню нужна золотая клетка, а не съёмная однушка на окраине».
Он говорил, а я смотрела в его глаза и видела не восхищение. Я видела там азарт коллекционера, который нашёл редкую бабочку и уже прикидывал, какого размера булавкой приколоть её к своей доске.
Он протянул мне эту коробочку. Уверенный, что ни одна женщина не устоит.
— Я выбрала вашего сына, Инесса Аркадьевна, — произнесла я, возвращаясь в реальность. — Не потому, что я недостойна большего. А потому, что он — и есть то самое большее.
Она молчала, не в силах отвести взгляд от уродливого великолепия в коробочке.
— Так что вы правы, — закончила я, поднимаясь из-за стола. — Ваш сын действительно заслуживает лучшего, чем женщина, которую пытался купить его собственный отец.
Я оставила её одну. Наедине с кольцом, разрушенной уверенностью и правдой, которая оказалась гораздо страшнее её мелких интриг.
Телефон зазвонил, едва я успела вставить ключ в замочную скважину своей съёмной квартиры. Дима.
Сердце пропустило удар. Я знала, что этот разговор неизбежен, но не думала, что он случится так скоро.
— Ксюш, что произошло? — его голос в трубке был напряжённым. — Мне сейчас звонила мама. Она… она просто в истерике. Кричит, что ты её унизила.
Я прислонилась спиной к холодной двери, медленно сползая вниз.
— Она рассказала тебе свою версию?
— Она сказала, что ты пыталась её шантажировать. Что показала ей какое-то кольцо, намекая, что отец мне изменяет… с тобой! Ксюша, это же бред! Отец бы никогда…
Его слова, полные праведного возмущения, били наотмашь. Он защищал не меня. Он защищал привычную картину мира, в которой его мать была несчастной жертвой, а отец — далёким, но предсказуемым монстром.
— Дима, это не бред. Твой отец действительно предлагал мне… отношения. И это кольцо — от него. Я показала его твоей маме, чтобы она поняла, как сильно ошибается на мой счёт.
На том конце провода повисла тяжёлая пауза. Я слышала его сбивчивое дыхание. Он пытался сопоставить несовместимое.
— Но зачем… зачем она так говорит? Зачем ей врать?
И в этом вопросе была вся суть Димы. Добрый, светлый, не способный поверить, что самые близкие люди могут быть отравлены ядом.
— Может, ты просто извинишься перед ней? — выпалил он наконец. — Скажешь, что погорячилась. Что не хотела её обидеть. Нам ведь не нужна эта война, Ксюш. Я просто хочу, чтобы всё было как раньше.
Как раньше. Эти слова отозвались во мне глухой болью. Раньше — это когда я молча сносила её колкости и обесценивание.
Когда я играла роль тихой и удобной девочки, отчаянно цепляясь за иллюзию семьи, которой у меня никогда не было.
— Я не буду извиняться за правду, Дима.
— Значит, для тебя правда важнее нашего спокойствия? — в его голосе прорезались ледяные нотки.
Не успела я ответить, как на телефон поступил второй вызов. Инесса Аркадьевна. Я сбросила. Она тут же набрала снова.
— Мне звонит твоя мама, — сухо сообщила я Диме.
— Возьми трубку, пожалуйста. Умоляю. Уверен, вы сможете договориться.
Я подчинилась, переключив вызов. Голос свекрови изменился до неузнаваемости. Вместо металла в нём теперь был мёд, смешанный с ядом.
— Ксюшенька, деточка. Прости меня, старую дуру. Я была неправа, наговорила глупостей. Давай всё забудем?
От этой фальши у меня заломило зубы.
— Я предлагаю поужинать всем вместе завтра. В «Метрополе». Ты, я, Димочка. И Вадим. Думаю, нам всем нужно поговорить и расставить точки.
Ловушка захлопнулась. Она приглашала на казнь, называя это ужином примирения. Она хотела собрать всех действующих лиц, чтобы разыграть свой спектакль.
И в центре этой сцены, под перекрёстным огнём, должна была оказаться я. Я знала, что это ловушка. Но идти в неё было единственным способом из неё выбраться.
— Хорошо, — выдохнула я, удивляясь собственному голосу. — Мы будем.
Ресторан «Метрополь» давил своей позолоченной роскошью. Тяжёлые портьеры, хрусталь, блеск столового серебра — всё это казалось бутафорией, декорацией для плохого спектакля.
Вадим Игоревич сидел во главе стола — хозяин жизни, источающий самодовольство. Инесса Аркадьевна рядом с ним, в роли оскорблённой невинности. Дима, мой Дима, сидел напротив меня, сжатый между ними, и его взгляд бегал по сторонам, ни на ком не задерживаясь.
— Ну что ж, раз все в сборе, — начала Инесса Аркадьевна елейным голосом, едва официант отошёл. — Я хотела бы извиниться перед Ксенией. Девочка моя, я погорячилась.
Она сделала паузу, ожидая моей реакции. Я молчала, лишь крепче сжимая под столом салфетку.
— Просто пойми, — продолжила она, обращаясь уже ко всем. — Я мать. Я волнуюсь за своего единственного сына. А Вадим… — она бросила на бывшего мужа испепеляющий взгляд, — он у нас известный шутник. Любит эпатировать публику. Не так ли, дорогой?
Вадим Игоревич лениво усмехнулся.
— Инесса, как всегда, преувеличивает. Я лишь хотел проверить невесту сына на прочность. Убедиться, что её интересует Дима, а не наши деньги. Маленький тест, который Ксения, к слову, не прошла.
Он подмигнул мне, словно мы были старыми сообщниками. Унижение обрушилось на меня ледяным душем. Они разыгрывали партию на двоих, выставляя меня алчной дурочкой, а Диму — наивным простаком.
Я посмотрела на Диму. Он молчал. Он впитывал их ложь, потому что она была удобной. Она позволяла ему не делать выбор.
И тут щёлкнуло. Что-то внутри, что так долго терпело, сгибалось и прощало, наконец-то сломалось. Хватит.
— Знаете, а ведь я вам даже благодарна, — мой голос прозвучал неожиданно ровно и громко. Все трое уставились на меня. — Вы открыли мне глаза.
Я повернулась к Диме.
— Я всё ждала, когда ты что-нибудь скажешь. Когда перестанешь быть просто… сыном. Но ты молчишь. И я поняла, почему. Потому что ты согласен с ними.
— Ксюша, не начинай, — процедил он сквозь зубы.
— Нет, Дима, я закончу.
Я достала из сумочки телефон. И положила его на стол.
— Вадим Игоревич, вы назвали это проверкой. А как вы назовёте вот это?
Я нажала на кнопку воспроизведения. Но сначала в моей памяти снова всплыла та сцена.
Вот я возвращаю ему кольцо. Его лицо на мгновение теряет лоск, превращаясь в злую маску. Он хватает меня за локоть.
От него несёт алкоголем. И я, чувствуя липкий страх, незаметно нажимаю на запись на телефоне в кармане пальто. Просто на всякий случай.
Из динамика полился его голос, лишённый самоконтроля.
«…Да что этот щенок может тебе дать? Он всю жизнь за моей спиной прячется! Я ему бизнес построил, квартиру купил, даже тебя, и ту я нашёл! Думаешь, он бы сам такую женщину заметил? Он же слабак! Ему нужна не жена, а мамка. Вторая Инесса. Так что бери кольцо и не строй из себя святую…»
Запись оборвалась.
За столом воцарилась мертвая пустота. Лицо Вадима Игоревича превратилось в серую маску. Инесса Аркадьевна смотрела на него так, будто увидела впервые.
Но я смотрела только на Диму. На его лице отражалась не просто боль. Там был ужас осознания. Крушение всего мира, построенного на лжи.
Я поднялась. Аккуратно сняла с пальца тонкое колечко, которое он мне подарил. Положила его на стол рядом с телефоном.
— Ты заслуживаешь королеву, Дима. Они правы. Но королеве нужен король, а не принц, вечно ждущий одобрения родителей.
Я развернулась и пошла к выходу, не оглядываясь. За спиной рушилась чужая семья. Но впервые за долгое время я чувствовала, что иду строить свою собственную жизнь. В одиночку.
Ночной воздух ударил в лицо, отрезвляя. Я не бежала. Я шла ровным, размеренным шагом, будто пыталась впечатать каждый свой шаг в новую реальность. Позади остался не просто ресторан, а целая жизнь, построенная на компромиссах с собой.
— Ксюша, постой!
Дима догнал меня у арки, ведущей во двор. Он схватил меня за руку. Его пальцы были ледяными.
— Пожалуйста… не уходи. Я всё понял. Я… я поговорю с ними. Я всё им скажу.
Он смотрел на меня, и в его глазах я видела отчаяние утопающего. Он цеплялся за меня, как за спасательный круг.
— Уже поздно, Дима.
— Нет! Не поздно! Я люблю тебя! Я всё исправлю, клянусь! Я разорву с ними все контакты, если хочешь! Мы уедем!
Его слова были полны искренности. Той самой искренности, которую я так ждала за тем злополучным столом. Но сейчас она была бесполезна.
— Дело не в них, Дима. Уже не в них, — я мягко высвободила свою руку. — Дело в твоём молчании. Пока они строили для меня клетку, ты вежливо держал дверцу открытой.
Он отшатнулся, словно я дала ему пощёчину.
— Я не знал, что сказать… Я растерялся…
— Ты не растерялся, ты выбрал. Ты выбрал спокойствие, привычный мир, где мама и папа всё решают. И в этом мире для меня нет места. Прощай.
Я ушла, и на этот раз он не пошёл за мной.
Прошло полгода. Я сменила квартиру и номер телефона. Уволилась с бесперспективной работы и вложила все свои скромные сбережения в маленькую цветочную мастерскую, о которой всегда мечтала.
Однажды, разбирая старые вещи, я наткнулась на ту самую бархатную коробочку с уродливым перстнем. Я отнесла его в лучший ювелирный салон города.
— Это очень хороший камень, — сказал оценщик, разглядывая его через лупу. — Но оправа… чудовищная. Безвкусица.
— Вы можете сделать из него что-то другое? — спросила я. — Простое. Изящное.
Через неделю я забрала кулон. Маленький, ослепительно чистый бриллиант на тонкой платиновой цепочке. Я надела его на шею. Он не был символом победы или мести. Он был символом перерождения. Напоминанием о том, что даже из чего-то уродливого можно создать красоту, если взять дело в свои руки.
Я не знала, что стало с ними. До меня долетали обрывки слухов, что Вадим Игоревич потерял какой-то крупный контракт, потому что его подвели партнёры.
Что Инесса Аркадьевна перестала появляться в свете. Что Дима ушёл из отцовского бизнеса и пытается начать что-то своё.
Мне не было их жаль. Я не желала им зла. Я просто перестала о них думать.
Я не разрушала их семью. Я просто поднесла им зеркало, и они сами разбили его вдребезги. А я… я собрала самый ценный осколок и сделала из него своё собственное украшение.
Эпилог. Два года спустя.
Моя мастерская «Цветочная Геометрия» гудела, как улей. Мы получили заказ на оформление главной летней веранды города.
Мои флористы носились с охапками гортензий и эвкалипта, а я, стоя посреди этого ароматного хаоса, сверяла сметы на планшете.
— Ксения Андреевна, к вам посетитель.
Я подняла голову. В дверях, переминаясь с ноги на ногу, стоял Дима.
Он изменился. Пропала мальчишеская мягкость, на её месте появилась строгая линия скул и усталость в глазах. Дорогой костюм сменили простые джинсы и рубашка. Он больше не выглядел как наследник империи. Он выглядел как человек, который сам платит по счетам.
— Привет, — сказал он. Голос стал ниже, твёрже.
— Здравствуй, Дима.
Мы помолчали. Прошлое висело между нами, но уже не давило. Оно стало просто фактом биографии, как выцветшая фотография.
— Я не прошу прощения, — начал он, и я благодарно кивнула. — Это было бы бессмысленно. Я пришёл сказать спасибо.
Я удивлённо вскинула бровь.
— Ты устроила тогда пожар, Ксюша. И в нём сгорело всё — бизнес отца, мамины амбиции, моя инфантильность. Всё дотла.
Он смотрел мне прямо в глаза, без тени жалости к себе.
— После того вечера я ушёл. Ото всех. Собрал вещи и уехал в маленький городок, работал на стройке. Нужно было понять, стою ли я чего-то сам, без фамилии и денег.
Оказалось, что стою. Немного, но для жизни хватает. Вспомнил, как в детстве дед учил меня работать с деревом. Отец презирал это, говорил — «занятие для плебеев». А мне нравилось. Вот и решил вернуться к этому.
Он криво усмехнулся.
— Отец так и не оправился. Он пытался спасти то, что осталось, но его империя была построена на блефе и связях.
Когда его репутация рухнула, всё посыпалось. Мама живёт с ним. Они словно два призрака в своём огромном пустом доме.
Он протянул мне небольшой свёрток из крафтовой бумаги.
— Я открыл столярную мастерскую. Делаю мебель. Это тебе. В знак… признательности. За тот урок.
Я развернула бумагу. Внутри была простая, но невероятно изящная деревянная ваза, отполированная до блеска. В ней чувствовались тепло рук и часы кропотливого труда.
— Спасибо, — искренне сказала я. — Она очень красивая.
— А ты… ты выглядишь счастливой, — сказал он, обводя взглядом мою мастерскую. — Настоящей. Ты построила своё королевство.
Он кивнул, словно прощаясь не со мной, а с чем-то внутри себя. И ушёл.
Я поставила вазу на свой рабочий стол. Взяла самую красивую белую розу и поместила в неё. Она смотрелась идеально.
На шее под блузкой холодил кожу маленький кулон. Я прикоснулась к нему. Осколок чужой, рухнувшей жизни стал фундаментом для моей. Но я больше не нуждалась в этом напоминании.
Я сняла цепочку, аккуратно свернула её и положила в ящик стола. Королевами не рождаются и их не назначают. Ими становятся, когда перестают ждать своего короля и начинают строить собственный замок.
