Евгения понимала, что пострадала от своей наивности. Ее сестра, которая была младше на десять лет, всегда умела навлечь неприятности, но после замужества стала спокойнее. И Евгения решила, что сестренка взялась за ум, и исправилась.
Поэтому когда Кира позвонила поздно вечером и прорыдала в трубку, что муж ее выгнал, старшая сестра без раздумий пустила ее к себе.
Это было три месяца назад. Три месяца, которые перевернули всю размеренную жизнь Евгении с ног на голову.
В тот первый вечер Кира приехала с одним чемоданом, заплаканная, с черной тушью под глазами. Евгения встретила ее у порога своей двухкомнатной квартиры на окраине города, обняла, провела на кухню, заварила крепкий чай с мятой.
— Женя, — всхлипывала Кира, держась за кружку дрожащими руками. — Он меня выгнал. Просто выгнал, как собаку. Я ничего не сделала, клянусь!
Евгения гладила сестру по спине, шептала успокаивающие слова, не расспрашивая о подробностях. Время для разговоров еще будет. Сейчас Кире нужна была поддержка, теплота, ощущение, что она не одна.
— Поживешь у меня, — решила Евгения. — Сколько нужно. Разберемся со всем постепенно.
Кира благодарно кивнула, уткнувшись лицом в плечо сестры.
Первая неделя прошла относительно спокойно. Евгения ходила на работу в издательство, где корректировала учебники по медицине, приходила вечером домой и находила Киру в той же пижаме, в которой оставляла утром, за просмотром сериалов. Сестра не готовила, не убирала, только курила на балконе и плакала в подушку по ночам.
Евгения понимала — нужно дать время. Развод, даже если он не оформлен официально, это всегда травма. Она сама прошла через это пять лет назад, знала, каково это — когда рушится всё, во что веришь.
Но прошла вторая неделя, третья, месяц. Кира не предпринимала никаких попыток как-то изменить ситуацию. Она не искала работу, не звонила мужу, не пыталась забрать свои вещи. Она просто существовала в квартире Евгении, как привидение, оставляя за собой следы — грязную посуду, разбросанную одежду, окурки на балконе.
— Кира, — осторожно начала Евгения однажды вечером, — может, тебе стоит… ну, я не знаю, позвонить Максиму? Поговорить спокойно?
— Не хочу, — отрезала та, не отрываясь от экрана. — Он сам меня выгнал. Пусть первый и звонит.
— Но ты же не можешь так вечно…
— А что я могу? — резко обернулась Кира, и в ее глазах полыхнул гнев. — Куда мне идти? У меня нет денег, нет работы. Ты хочешь выгнать меня на улицу, как он?
— Нет, конечно нет, — испугалась Евгения. — Я просто думаю о твоем будущем.
— Вот и не думай, — Кира снова повернулась к телевизору. — Я сама разберусь.
Но она не разбиралась. Проходили недели, а Кира оставалась все той же — апатичной, безучастной ко всему, кроме сериалов и сигарет.
Евгения начала уставать. Уставать морально — от того, что приходится быть вечно понимающей, терпеливой. Уставать физически — от того, что приходится убирать за двоих, готовить на двоих, оплачивать счета за двоих.
Ее зарплата была неплохой, но не настолько, чтобы безболезненно содержать еще одного человека. К тому же Кира умудрялась создавать дополнительные расходы — то ей нужна новая пижама, то крем для лица закончился, то захотелось суши.
— Кира, у меня нет денег на суши, — устало сказала Евгения, глядя на очередное сообщение от сестры с просьбой заказать ей еду. — Я сегодня оплатила коммуналку, осталось только на продукты на неделю.
— Ну Женя, ну пожалуйста, — ныла Кира. — Я так хочу суши. Я весь день ничего не ела.
— В холодильнике полно продуктов. Могла бы что-то приготовить.
— Я не умею готовить.
— Научись.
— Ты злая стала, — обиженно надула губы Кира. — Раньше такой не была.
Евгения сжала губы, чтобы не сказать лишнего. Раньше она жила одна, спокойно, размеренно. Раньше она не чувствовала себя няней для взрослого человека.
Но она промолчала. Потому что Кира — ее сестра. Единственная родная кровь после смерти родителей. И как можно отказать единственному близкому человеку?
Переломный момент наступил во вторник вечером, через два с половиной месяца после приезда Киры.
Евгения вернулась домой раньше обычного — в издательстве отменили планерку. Открыв дверь своим ключом, она услышала голоса. Мужской и женский.
Сердце противно екнуло. Сбросив туфли, Евгения прошла в гостиную.
На ее диване, на ЕЕ диване, полулежал незнакомый мужчина лет тридцати с небольшим, в джинсах и расстегнутой рубашке. Рядом с ним, свернувшись калачиком, сидела Кира в коротких шортах и топе на тонких бретельках. На журнальном столике красовались пустые бутылки из-под пива и остатки пиццы.
— Женя! — Кира вскочила, явно застигнутая врасплох. — Ты так рано…
— Кто это? — спросила Евгения, глядя на мужчину, который медленно поднимался с дивана, застегивая пуговицы.
— Это… это Денис. Мы познакомились в интернете. Он просто зашел…
— Просто зашел в МОЮ квартиру, — холодно произнесла Евгения. — Без моего разрешения.
— Привет, — Денис протянул руку. — Извините за вторжение, я не знал…
— Выйдите, — попросила Евгения. — Пожалуйста.
Денис переглянулся с Кирой, схватил куртку и быстро ретировался. Хлопнула входная дверь.
Повисла тяжелая тишина.
— Как ты могла? — тихо спросила Евгения. — Привести чужого мужика в мою квартиру?
— Я же не знала, что ты так рано придешь, — защищалась Кира. — Мы просто общались…
— ОБЩАЛИСЬ?! — голос Евгении сорвался на крик. — На моем диване, в полураздетом виде, с пивом и пиццей, оплаченными, я уверена, моими деньгами из тумбочки!
Кира побледнела.
— Я… я верну…
— Верну, верну! — Евгения закрыла лицо руками, пытаясь успокоиться. — Кира, что с тобой происходит? Почему ты так себя ведешь?
— Я ничего такого не сделала! — взвилась та. — Я имею право на личную жизнь!
— Имеешь. Но не за мой счет. И не в моем доме. Ты живешь здесь больше двух месяцев. За это время ты ни разу не убралась, не приготовила ужин, не предложила помощь. Ты только берешь, берешь, берешь!
— Я в тяжелой ситуации! — заплакала Кира. — У меня депрессия! А ты… ты меня не понимаешь!
— Я понимаю, — устало сказала Евгения. — Я понимаю, что ты привыкла, чтобы за тебя все решали. Сначала родители, потом Максим, теперь я. Но я не могу так больше, Кира. У меня нет сил.
Она прошла в свою комнату и закрыла дверь. Села на кровать, уронив голову на руки. Усталость навалилась такой тяжестью, что казалось, невозможно дышать.
В дверь робко постучали.
— Женя, — тихо позвала Кира. — Прости. Прости меня, пожалуйста. Я… я действительно не подумала. Ты права во всем.
Евгения не ответила.
— Я постараюсь. Обещаю. Найду работу, начну помогать по дому. Только не выгоняй меня. Пожалуйста.
В голосе сестры звучало отчаяние, и сердце Евгении дрогнуло. Она открыла дверь.
Кира стояла на пороге, заплаканная, жалкая. Такая же, как в тот первый вечер.
— Хорошо, — сказала Евгения. — Но с завтрашнего дня ты ищешь работу. Любую. И никаких гостей без моего разрешения.
— Хорошо, — закивала Кира. — Обещаю.
Но обещание снова осталось обещанием. Кира действительно пару дней листала сайты с вакансиями, но дальше этого дело не пошло. То опыта не хватает, то график не подходит, то зарплата маленькая.
— Кира, — в очередной раз попыталась достучаться Евгения, — ты не ищешь идеальную работу. Ты ищешь любую работу, чтобы хоть что-то зарабатывать.
— Ну я же не пойду посудомойкой мыть тарелки, — скривилась та. — У меня образование.
— Образование психолога, которым ты не пользовалась ни дня в жизни.
— И что? Это не значит, что я должна идти на любую помойку.
Евгения сдалась. Спорить с Кирой было бесполезно — она всегда находила оправдание своему бездействию.
Напряжение между сестрами росло. Они почти не разговаривали, общаясь только по необходимости. Кира ходила обиженная, Евгения — измученная.
И вот однажды, в очередную субботу, когда Евгения вернулась из магазина с пакетами продуктов на последние деньги до зарплаты, она обнаружила Киру в гостиной с новым телефоном.
— Что это? — спросила она, кивая на блестящий айфон последней модели.
— А, это, — Кира небрежно пожала плечами. — Купила.
— Купила? На какие деньги?
— Максим прислал. Мы помирились.
Мир вокруг Евгении качнулся.
— То есть… у тебя есть деньги? И ты не считала нужным сказать мне об этом? Поделиться хотя бы на продукты?
— Ну, это же мои деньги, — удивилась Кира. — Он мнеих дал на личные нужды.
Что-то лопнуло внутри Евгении. Что-то терпеливое, понимающее, сестринское.
— Собирай вещи, — ровно сказала она.
— Что?
— Собирай вещи и уезжай. К Максиму, к подруге, куда хочешь. Но из моей квартиры.
— Ты не можешь так! — Кира вскочила с дивана.
— Могу. И делаю это.
— Женя, ну пожалуйста, я не хотела…
— Три месяца, Кира. Три месяца я тебя кормила, одевала, терпела. А ты все это время получала деньги от Максима и тратила их на себя. На телефоны. На встречи с этим… Денисом. На все что угодно, кроме помощи мне.
— Ну я же не просила тебя! — выкрикнула Кира. — Ты сама предложила!
— Я предложила ПОМОЧЬ! — крикнула в ответ Евгения. — Не содержать тебя, не быть твоей прислугой! Я думала, ты в беде, а ты просто использовала меня!
Повисла тяжелая тишина. Кира стояла, тяжело дыша, с налитыми яростью глазами.
— Значит, так, — тихо, с холодной злостью произнесла она. — Помни, что ты сама меня выгнала. Когда тебе понадобится помощь — не проси. Ты для меня больше не сестра.
Она схватила телефон и выскочила из комнаты.
Через час Кира уехала, хлопнув дверью и оставив после себя раскиданные вещи и полную пепельницу окурков на балконе.
Евгения села на диван в опустевшей квартире и заплакала. От облегчения. От боли. От осознания того, что только что потеряла единственного близкого человека.
Но внутри, где-то глубоко, шевельнулось что-то другое. Что-то похожее на освобождение. На возвращение к себе настоящей.
Прошло две недели. Жизнь постепенно входила в привычное русло. Евгения снова могла позволить себе расслабиться в собственном доме, не ходить на цыпочках, не переживать о лишних расходах.
Она почти смирилась с произошедшим, когда в дверь позвонили.
На пороге стоял Максим, муж Киры. Высокий, худощавый мужчина с усталым лицом.
— Можно войти? — спросил он.
Евгения молча посторонилась.
Они сели на кухне. Максим долго молчал, крутя в руках чашку с чаем.
— Кира сказала, что вы поругались, — наконец произнес он.
— Да.
— Она живет со мной. Вернулась. Но… — он помолчал. — Евгения, я должен сказать вам правду. О том, почему я ее выгнал тогда.
И он рассказал. Рассказал о том, что Кира изменяла ему больше года. Что тратила его деньги на любовника. Что врала ему постоянно, беззастенчиво, даже когда он находил доказательства.
— Я не выгонял ее просто так, — устало сказал Максим. — Я дал ей последний шанс. Сказал: или ты уходишь к нему, или остаешься со мной, но тогда полная честность. Она выбрала уйти. А через неделю этот парень бросил ее. Вот она и прибежала к вам.
Евгения сидела, ощущая, как холод разливается по телу.
— Почему вы мне это говорите?
— Потому что знаю Киру. Она наверняка представила все так, будто я чудовище. Я не хочу, чтобы вы думали, что во всем виноват я. И потому что… — он вздохнул, — вы хороший человек. Вы не заслуживаете того, как она с вами поступила.
Максим ушел, оставив Евгению наедине с новой реальностью. С пониманием того, что сестра, которую она так любила, не просто использовала ее. Она обманывала с самого начала.
Евгения так и не ответила на многочисленные сообщения Киры в следующие месяцы. Не взяла трубку, когда та звонила перед Новым годом. Не приехала на примирение, которое предлагала сестра.
Она не злилась больше. Она просто отпустила. Отпустила иллюзию о близости, которой не было. О сестре, которая существовала только в ее воображении.
Потому что ты не обязана спасать тех, кто не хочет спасаться. Даже если это твоя сестра.
