Шум в зале напоминал гудение растревоженного улья. Десятки голосов, звон бокалов и тихая музыка смешивались в один плотный, давящий звук.
— Анечка, милая, ну что же ты стоишь в углу, как неродная? — Голос свекрови, Ирины Павловны, был сладким, как патока, но с ядовитой ноткой. — Иди, пообщайся. Хотя о чем тебе с ними говорить…
Она обвела рукой зал, полный людей в дорогих костюмах и платьях. Ее взгляд задержался на мне с плохо скрываемым презрением.
Мой муж, Вадим, стоявший рядом, лишь криво усмехнулся.
— Мама, не начинай. Аня просто не привыкла к такому обществу. Она у нас девушка простая, деревенская.
Слово «деревенская» он произнес с нажимом, и несколько их друзей, стоявших поблизости, тихо фыркнули.
Я почувствовала, как щеки заливает краска. «Деревенщина без роду и племени» — так они называли меня за спиной. Иногда, как сейчас, почти в лицо.
Я вышла за Вадима по большой любви, как мне казалось. Но очень скоро поняла, что для его семьи я — всего лишь досадное недоразумение, временная прихоть их сына.
Девочка из приюта, без связей, без громкой фамилии.
Я сделала несколько шагов в сторону, пытаясь скрыться за высокой искусственной пальмой. Хотелось стать невидимой.
В центре зала царило оживление. Отец Вадима, крупный бизнесмен, рассыпался в любезностях перед высоким мужчиной с благородной сединой и смуглой кожей.
Гость был одет в европейский костюм, но его осанка и властный взгляд выдавали в нем человека иного склада. Это был тот самый арабский шейх, партнер, которого так хотел заполучить свекор.
Я мельком взглянула на него и тут же отвела глаза. Наши миры были слишком разными.
Но вдруг я почувствовала на себе чей-то пристальный взгляд. Я подняла голову и встретилась глазами с тем самым шейхом.
Он смотрел не на свекра, не на окружавшую его толпу. Он смотрел прямо на меня.
Его лицо показалось мне смутно знакомым, будто я видела его во сне. Взгляд его был пронзительным, изучающим, и в его глубине таилась какая-то непонятная мне тоска.
Свекор, заметив направление его взгляда, что-то быстро заговорил, пытаясь вернуть внимание важного гостя, но тот его словно не слышал.
Шейх медленно, с достоинством отстранился от толпы и пошел прямо ко мне.
Вокруг на мгновение все замерло. Я видела недоуменное лицо Ирины Павловны, растерянность Вадима. Что ему нужно от меня?
Он подошел почти вплотную. От него пахло дорогим парфюмом и чем-то еще, незнакомым — запахом пустыни и пряностей.
— Простите мою настойчивость, — его голос был низким, с легким акцентом, но говорил он по-русски почти идеально.
Он не смотрел мне в глаза. Его взгляд был прикован к моей шее, к маленькому кулону в виде полумесяца, который я носила с самого детства. Это единственное, что осталось у меня из прошлой жизни, до приюта.
Он протянул руку, словно хотел дотронуться до него, но в последний момент остановился.
— Скажите, дитя мое… — начал он, и его голос дрогнул. — Откуда у вас это украшение? Его подарила вам… ваша мать?
Я растерянно моргнула, не зная, что ответить. Вопрос застал меня врасплох.
— Я… я не знаю. У меня нет матери. Я выросла в приюте, и этот кулон был со мной, сколько я себя помню.
Слова повисли между нами. Шейх побледнел, его рука так и застыла в воздухе. Он смотрел на кулон так, словно видел призрака.
— Простите, — вклинился в разговор свекор, подскочив к нам. Его лицо выражало крайнюю степень беспокойства. — Прошу прощения за мою невестку, она немного не в себе. Давайте вернемся к нашему разговору.
Но шейх, даже не повернул головы. Все его внимание было поглощено мной.
— В приюте… — повторил он шепотом. — Этого не может быть.
— Что не может быть? — вмешался Вадим. Его тон был резким, он явно был раздражен этой сценой.
— Уважаемый, вы пугаете мою жену. Это просто дешевая безделушка, она носит ее с детства.
— Безделушка? — шейх медленно перевел на него взгляд, и в глазах его сверкнула холодная ярость. — Молодой человек, вы понятия не имеете, о чем говорите. Это не безделушка.
Это уникальная работа, рубин «голубиная кровь» и белое золото. Таких кулонов всего два в мире.
Один у меня. А второй… второй я подарил одной девушке. Очень давно. Здесь, в России.
Он снова посмотрел на меня, и его взгляд потеплел. В нем была боль и надежда.
— Ее звали Мария. Она была художницей. У нее были такие же глаза, как у вас. Цвета летнего неба.
Я должен был уехать, но обещал вернуться. Я писал ей, но письма оставались без ответа. Я искал ее много лет… Мне сказали, что она умерла.
Ирина Павловна издала смешок.
— Какая сентиментальная история. Только при чем здесь Аня? Мало ли в России девушек с голубыми глазами?
— Но не у каждой на шее кулон, который я заказал у лучшего ювелира Дамаска для своей любимой, — отрезал шейх.
Его голос обрел стальную твердость. Он сделал шаг ко мне, игнорируя оцепеневшую семью мужа.
Он заглянул мне в лицо, и я увидела, как по его щеке скатилась слеза. Одна, скупая, мужская.
— Я искал тебя всю жизнь… — прошептал он. — Моя кровь. Моя потерянная принцесса. Моя дочь.
Эти слова прозвучали как гром среди ясного неба. Свекор замер с открытым ртом. Ирина Павловна вцепилась в руку Вадима, ее лицо превратилось в маску ужаса и недоверия.
Вадим смотрел то на меня, то на шейха, и я видела, как в его голове не укладывается происходящее.
А я стояла, и земля уходила у меня из-под ног. Вся моя жизнь, все насмешки, все унижения — все это вдруг показалось таким мелким и незначительным.
В голове билась только одна мысль, одно слово, которое произнес этот могущественный незнакомец.
Дочь.
Первой опомнилась Ирина Павловна. Ее лицо за секунду сменило с десяток выражений — от шока и отрицания до алчного блеска в глазах.
— Дочь? Ваше высочество, это… это какая-то ошибка! Анечка, скажи ему! — она подтолкнула меня локтем, но ее голос уже не был прежним. В нем зазвучали заискивающие, медовые нотки.
Шейх, мой… отец?.. выпрямился и смерил ее ледяным взглядом.
— Я не с вами разговариваю, мадам.
Он снова повернулся ко мне. Его помощники уже окружили нас плотным кольцом, отсекая от любопытных гостей.
— Мы сделаем тест ДНК, если потребуются формальности. Но я знаю. Мое сердце знает. Ты — дочь Марии.
Вадим шагнул вперед, на его лице была самая фальшивая улыбка, которую я когда-либо видела.
— Папа… — он обратился к шейху, и меня передернуло от этого слова. — То есть, ваша светлость! Какая новость! Мы так рады! Анечка, любимая, почему ты молчала, что у тебя такой… такой выдающийся отец?
Я посмотрела на мужа. На человека, который еще пять минут назад называл меня «деревенщиной».
На его мать, которая считала меня пустым местом. Их лица светились от восторга и жадности. Они уже прикидывали в уме, какие выгоды сулит им это невероятное родство.
И в этот момент что-то во мне окончательно изменилось. Годы обид, унижений, попыток заслужить их любовь и уважение — все это сгорело дотла в огне осознания.
Я посмотрела на Вадима. Потом на его мать. И рассмеялась. Тихо, но так, что они оба вздрогнули.
— Я не знала, что вышла замуж за человека, который будет ценить меня только за потенциальные связи и деньги.
— Анечка, что ты такое говоришь! — взвизгнула Ирина Павловна. — Мы тебя всегда любили! Как родную!
— Родную? — я подняла бровь. — Вы называли меня «безродной». За моей спиной и в лицо. Вы смеялись над каждым моим словом, каждым жестом. Вы думали, я этого не замечала?
Я повернулась к шейху. К своему отцу.
— Я хочу сделать тест. Я хочу знать правду.
— Мы сделаем его немедленно, — кивнул он. — Мои люди все организуют. Поедем отсюда.
Он мягко взял меня под руку. Его прикосновение было теплым и сильным. Впервые за долгие годы я почувствовала себя защищенной.
— Постойте! Куда вы?! — закричал Вадим, пытаясь преградить нам дорогу. — Аня — моя жена! Она никуда не поедет!
Шейх остановился. Он не повысил голоса, но в его словах прозвучал металл, от которого Вадим попятился.
— Ваша жена? Вы уверены, что после всего сказанного и сделанного у вас есть право так ее называть? Моя дочь сама примет решение.
Он посмотрел на меня, и в его глазах был немой вопрос.
Я посмотрела на Вадима, на его перекошенное от злости и страха лицо. На его родителей, которые смотрели на меня с мольбой и ужасом.
Они боялись упустить свой счастливый билет.
— Я ухожу, Вадим, — сказала я твердо и спокойно. — С этого дня я больше не «деревенщина без роду и племени». Я — дочь своего отца. И я уезжаю с ним. Развод.
Я развернулась и, не оглядываясь, пошла к выходу под защитой моего вновь обретенного отца и его людей, оставляя позади свою прошлую жизнь и семью, для которой я так и не стала своей.
Впереди была неизвестность, но впервые в жизни я чувствовала, что иду домой.
