— Вон.
Слово, брошенное свекровью, Зинаидой Борисовной, повисло в ледяном воздухе прихожей.
Ростислав, мой муж, стоял рядом с ней, вжимая голову в плечи. Он не смотрел на меня. Его взгляд был прикован к узору на обоях, словно там был написан ответ на главный вопрос его жизни.
— Ростик? — мой голос был едва слышен.
На руках у меня плакал пятилетний Миша, цепляясь за мою куртку.
— Я так больше не могу, Ксюша. Я устал, — процедил он, так и не повернувшись. — Устал от безденежья, от твоей вечной экономии, от детского плача. От всего.
Зинаида Борисовна сделала шаг вперед. Ее лицо, обычно поджатое, сейчас походило на маску из гипса.
— Он тебе русским языком говорит. Ты для него теперь — пустое место. Гиря на ногах. Из-за тебя и твоего выводка наш бизнес на дне!
Она подтолкнула меня к открытой двери, откуда несло промозглой стужей.
— Но куда мы пойдем? Зима же… У нас никого нет в этом городе.
— А это уже не наши проблемы, — отрезала она. — Надо было раньше думать, а не виснуть на шее у моего сына. Он достоин лучшей жизни. И лучшей женщины, которая принесет в дом деньги, а не расходы.
Ростислав наконец поднял на меня глаза. Пустые, чужие. В них не было ни капли сожаления, только глухая усталость и раздражение.
— Я от тебя ухожу, Ксюша. И от него тоже.
Он кивнул на Мишку, и сердце мое, казалось, раскололось на тысячи ледяных осколков.
— Он же твой сын…
— Обуза, — выплюнула свекровь, выставляя за дверь наспех собранную сумку с нашими вещами. — Мы начинаем новую жизнь. Без вас.
Дверь захлопнулась. Замок щелкнул с оглушительной окончательностью.
Мы с Мишей остались одни на тускло освещенной лестничной клетке. Сын перестал плакать и теперь только тихо всхлипывал, уткнувшись мне в плечо.
Я стояла неподвижно, глядя на обшарпанную дверь, за которой осталась вся моя прошлая жизнь. Холод пробирал до костей, но я его почти не замечала.
В голове билась одна-единственная мыль, четкая и ясная.
Муж и свекровь только что выставили меня с ребенком на улицу, в самую стужу. Они решили, что могут просто стереть нас из своей жизни, как ненужную запись в блокноте.
В тот момент я еще не знала о наследстве от дальней родственницы, о котором мне сообщат через неделю. Не знала, что у меня появятся деньги, способные перевернуть мир.
Я знала лишь одно.
Однажды они очень сильно пожалеют об этом дне. Они будут умолять меня о помощи.
А я не прощу. Никогда.
Первые несколько часов были похожи на вязкий, дурной сон. Я поймала такси, назвав первый пришедший в голову адрес — недорогая гостиница на окраине города.
В кошельке — несколько мятых купюр. Хватит на одну ночь. Может, на две. А дальше? Дальше была пустота.
Миша уснул в номере сразу, измученный слезами и страхом. Я сидела на краю жесткой кровати и смотрела в окно на летящий снег.
Утром я совершила ошибку. Последнюю ошибку, продиктованную старой, наивной верой в то, что в Ростиславе осталось хоть что-то человеческое. Я позвонила ему.
Трубку взяла Зинаида Борисовна.
— Чего тебе? — ее голос сочился плохо скрываемым злорадством.
— Позовите Ростислава. Мне нужны деньги. Хотя бы на первое время. Для Миши.
В трубке раздался ее мерзкий смешок.
— Деньги? Ты не получишь от нас ни копейки. Мы с Ростиком вчера отметили ваше отбытие. Открыли шампанское. Он сказал, что наконец-то сможет дышать свободно.
Она сделала паузу, наслаждаясь моментом.
— Ты для него — пройденный этап. Забудь этот номер.
Короткие гудки.
Я опустила телефон. Отчаяние подкатило к горлу ледяным комом.
Прошла неделя. Неделя унижений, страха и холодных ночей в дешевых мотелях. Деньги таяли. Я уже начала смотреть на вывески ломбардов, прикидывая, сколько дадут за мое скромное обручальное кольцо.
Именно в тот момент, когда я сидела на скамейке в парке, наблюдая за играющим Мишей и понимая, что вечером нам некуда идти, зазвонил телефон.
Незнакомый номер.
— Ксения Андреевна Воронова? — спросил сухой мужской голос.
— Да, это я.
— Меня зовут Фролов Игнатий Валерьевич, я нотариус. Мне нужно сообщить вам, что ваша двоюродная бабушка, Аглая Захаровна, оставила вам все свое состояние.
Я молчала, не понимая. Бабу Аглаю я видела пару раз в глубоком детстве.
— Какое состояние? — выдавила я.
Нотариус назвал сумму. Сумму с таким количеством нулей, что мой мозг на мгновение отказался ее воспринимать. А потом добавил про две квартиры в центре Москвы и загородный дом.
— Ксения Андреевна, вы меня слышите? Вам нужно будет подъехать для оформления документов.
Я смотрела, как Миша лепит снеговика. Холодный ветер трепал его светлые волосы.
Телефон выпал из моих ослабевших пальцев в снег.
Я подняла его. Набрала номер Ростислава. Снова ответила его мать.
— Я же сказала тебе, не…
— Передай своему сыну, — мой голос был спокоен, как поверхность замерзшего озера, — что он совершил самую большую ошибку в своей жизни.
Я отключилась, не дослушав ее возмущенных воплей.
Слезы высохли. Боль ушла. На ее месте появилось что-то другое. Твердое, как сталь.
Я посмотрела на свои руки. Нет, я не буду продавать кольцо. Я куплю весь этот паршивый ломбард вместе с его владельцем.
А потом я куплю их маленький семейный бизнес. Их автомастерскую, их гордость.
И сделаю это так, что они до последнего момента не поймут, кто стоит за их крахом.
Сменив внешность, я скуплю их дело за копейки. Они даже не узнают меня.
Прошел год.
В закрытом зале дорогого столичного ресторана сидела женщина, в которой никто бы не узнал прежнюю Ксению.
Пепельный блонд вместо русых волос. Идеально скроенный брючный костюм вместо застиранных джинсов. Холодный, оценивающий взгляд вместо испуганного и затравленного.
Я стала другим человеком. Юридически я осталась Ксенией Вороновой, но для делового мира я создала псевдоним — Ангелина Морозова. Фамилию взяла в память о том дне.
Первые месяцы после получения наследства я потратила не на месть, а на себя и сына. Лучшие врачи для Миши, новая квартира, полная игрушек, гувернантка. Я хотела вытравить из него воспоминания о той ночи.
Остальное время я работала над собой как одержимая. Стилисты, психологи, интенсивные курсы по управлению бизнесом и враждебным поглощениям. Я лепила из себя ту, кто сможет растоптать их, не моргнув глазом.
Напротив меня сидел Аркадий Львович, человек с глазами акулы и безупречной репутацией корпоративного рейдера.
Его мне порекомендовал нотариус Фролов со словами: «Если нужно снести здание, зовут строителей. Если нужно снести бизнес — зовут Аркадия».
— Их бизнес — автомастерская «Гарант-Авто», — докладывал он, листая папку. — Дела идут ни шатко ни валко. Кредиты, долги перед поставщиками. Еле держатся на плаву.
— Я хочу, чтобы они оказались на дне, — произнесла я, отпивая воды. — Быстро и болезненно.
Аркадий Львович хищно улыбнулся.
— Есть пара идей. План из трех этапов. Сначала откроем через дорогу конкурирующую фирму.
Демпинг, переманивание мастеров. Это займет пару месяцев. Затем надавим на поставщиков, чтобы они потребовали вернуть долги немедленно. Это еще месяц. И финальный аккорд — слух о банкротстве, который отпугнет последних клиентов.
— Делайте, — решила я. — Я хочу, чтобы это выглядело как цепь трагических случайностей.
План пришел в исполнение.
Через дорогу от «Гарант-Авто» открылся сияющий боксами «Премиум-Сервис», который предлагал диагностику за полцены. Лучшие механики Ростислава, недолго думая, перешли туда на тройную зарплату.
Аркадий докладывал мне об их реакции. Сначала они злились, потом паниковали. Пытались снижать цены, но лишь уходили в больший минус.
Затем, как по команде, поставщики запчастей потребовали немедленного погашения всех долгов, угрожая судом.
Ростислав метался в панике. Зинаида Борисовна, как сообщали люди рейдера, пыталась брать новые кредиты, но банки отказывали один за другим.
Последней каплей стало то, что сломало во мне остатки любых колебаний.
Ростислав, доведенный до исступления, нашел мою старую, заброшенную страницу в соцсетях. И под последней фотографией, где мы с Мишей улыбались, написал комментарий, который увидели все наши бывшие общие знакомые.
«Вот так и улыбалась, пока сидела на моей шее. Никчемная жена и мать-кукушка. Хорошо, что избавился от вас».
В тот момент, когда я прочитала эти слова, я поняла, что пощады не будет.
Аркадий Львович позвонил им на следующий день.
— Добрый день. Меня уполномочила мой клиент, госпожа Морозова. Ей известно о ваших трудностях. Она готова выкупить ваш бизнес.
В трубке на том конце, по его словам, повисло недоуменное молчание.
— Выкупить? — переспросил Ростислав.
— Да. За символическую сумму. Которой, впрочем, хватит, чтобы покрыть ваши самые срочные долги и не оказаться на улице. Моя клиентка не любит долго ждать. Вы либо соглашаетесь завтра, либо тонете дальше.
Я сидела в своем кабинете с видом на центр города и слушала запись разговора.
Они были в ловушке.
И я знала, что они согласятся. А потом я приду к ним на подписание документов. И посмотрю им в глаза.
Я вошла в их обшарпанный кабинет без стука.
Ростислав и Зинаида Борисовна сидели за столом, заваленным бумагами. Оба постаревшие, осунувшиеся. На их лицах застыло выражение затравленной покорности судьбе.
Они подняли на меня глаза. Пустые, безразличные. Они смотрели на эффектную блондинку в дорогом костюме и не видели ничего, кроме денег и власти.
Они не узнали меня.
— Ангелина Морозова, — представилась я, протягивая руку Аркадию, который уже ждал меня внутри.
Ростислав неуклюже вскочил, попытался изобразить улыбку.
— Ростислав. А это моя мама, Зинаида Борисовна. Мы… мы очень благодарны за ваш интерес.
Документы подписали молча. Они даже не читали их, торопливо ставя свои подписи там, где указывал Аркадий. Их руки дрожали.
Когда последняя подпись была поставлена, Аркадий Львович собрал бумаги в папку и кивнул мне.
— На этом все, — сказал он им. — Деньги поступят на счет для погашения долгов в течение часа. Помещение вы должны освободить до завтрашнего вечера.
Он вышел, оставив нас троих.
Зинаида Борисовна посмотрела на меня с заискивающей надеждой.
— Госпожа Морозова… может быть, вы возьмете Ростислава на работу? Управляющим? Он хорошо знает это дело…
Я медленно сняла темные очки.
И посмотрела на них. Долго, в упор. Я видела, как в глазах Ростислава сначала мелькнуло недоумение, потом — узнавание, а затем — животный ужас.
Он побледнел и осел обратно на стул, открывая и закрывая рот, как выброшенная на берег рыба.
— Ксю… Ксюша?
Зинаида Борисовна вцепилась в стол. Ее лицо исказилось.
— Не может быть…
— Может, — ответила я спокойно. — Помнишь, Зинаида Борисовна, ты сказала, что я пустое место? Вот это пустое место только что купило дело всей твоей жизни. За копейки.
Я повернулась к бывшему мужу.
— А ты, Ростислав, назвал меня никчемной женой и матерью-кукушкой. И сказал, что мой сын — обуза. Так вот, этой «обузе» я теперь могу дать все, о чем он только мечтал. А кем стал ты?
Он молчал, раздавленный.
Зинаида Борисовна первой пришла в себя. В ее глазах вспыхнула ярость, смешанная с отчаянием.
— Ты… Ты все это подстроила! Ты нас разорила!
— Я? — я изобразила удивление. — Я всего лишь сделала выгодное предложение. А вы согласились. Вы же сами говорили, что устали от такой жизни. Вот она, новая жизнь. Без бизнеса, без денег. Наслаждайтесь свободой.
Ростислав вдруг подался вперед, его взгляд был полон мольбы.
— Ксюша, прости… Я был неправ. Я был идиотом. Помоги нам. Ради… ради Миши.
Я рассмеялась. Холодным, чужим смехом.
— Ради Миши? Ты вспомнил о нем? Слишком поздно. Для меня вы — пройденный этап. Забудьте мое имя.
Я повернулась и пошла к выходу.
— Постой! — крикнула мне в спину Зинаида Борисовна, срываясь на визг. — Ты не можешь так с нами поступить! Мы же семья!
Я остановилась в дверях, не оборачиваясь.
— Семью вы выгнали на мороз год назад. А теперь пожинайте плоды.
Я вышла на улицу, где меня ждал личный водитель. Яркое солнце ударило в глаза.
Я села в машину и впервые за долгое время почувствовала не злорадство, а облегчение. Словно с плеч упал тяжелый груз.
Это была не месть. Это было восстановление справедливости.
Они не кусали локти. Они выли от бессилия. Звонили, писали, умоляли. Но их номера давно были в черном списке.
Я не стала свободной, потому что и не была в рабстве. Я просто вернула себе то, что у меня отняли — достоинство. А им оставила то, что они заслужили — пустоту.
Прошло три года.
Имя Ангелина Морозова почти стерлось, оставшись лишь в учредительных документах нескольких успешных компаний. Я снова стала Ксенией. Не той, прежней, забитой и испуганной, а новой. Уверенной в себе женщиной, которая знала цену предательству и себе.
Мы с Мишей жили в загородном доме, том самом, из наследства. Вокруг был сосновый лес, а по утрам пели птицы. Миша, которому исполнилось восемь, гонял на велосипеде по участку, и его счастливый смех был лучшей музыкой.
Он почти не вспоминал отца. Психолог, с которым он работал первый год, помог ему пережить травму. Теперь его мир был полон друзей, школы, секции картинга и мамы, которая всегда была рядом.
Однажды, забирая сына из школы, я случайно увидела его. Ростислава.
Он работал охранником в супермаркете напротив. Стоял у входа в мешковатой форме, с потухшим взглядом. Он сильно сдал, похудел, на висках появилась седина.
Наши глаза встретились на долю секунды. Он узнал меня. Я видела, как он вздрогнул и торопливо отвернулся, пряча лицо. В его взгляде не было ненависти. Только стыд и бесконечная усталость.
Мне не было его жаль. Я не чувствовала ничего. Он был просто частью пейзажа. Прохожим.
Вечером того же дня мне на почту пришло письмо с незнакомого адреса. От него.
«Ксюша. Я знаю, что не имею права. Я не прошу денег или помощи. Я просто хотел сказать… Мамы не стало полгода назад. Сердце. Она так и не смогла смириться. Я теперь совсем один.
Я каждый день думаю о том, что наделал. Я знаю, что Миша никогда меня не простит. Просто… если можешь, скажи ему, что его отец был трусом и идиотом. Может, ему станет понятнее. Прости».
Я прочитала письмо и удалила его, не отвечая.
Не из-за злости. Просто это было уже неважно. Его покаяние было нужно ему, а не мне. Наша история закончилась в тот день, когда за нами захлопнулась дверь.
Я закрыла ноутбук и пошла в комнату к сыну. Он уже спал, обнимая плюшевого енота. Я поправила ему одеяло и поцеловала в лоб.
В тот момент я поняла простую вещь. Месть не приносит счастья. Она лишь выжигает пустоту внутри, чтобы на ее месте могло вырасти что-то новое.
Моей целью было не разрушить их жизнь. Моей целью было построить нашу. И я с ней справилась.
Я не думала о том, кусают ли они локти. Я вообще о них не думала. Потому что в моей новой, настоящей жизни для них просто не осталось места.
