— У тебя есть талант, Люда, на самом деле есть. Но не в литературе, — произнёс Дмитрий, продолжая смотреть в монитор ноутбука.
— Почему ты так считаешь? — я подняла взгляд от книги.
Когда слова становятся твоей сутью, учишься экономить их в обычной жизни. Особенно дома, особенно с ним — человеком, который коллекционировал мои книги, не зная, что они мои.
Мой первый роман родился из трёх черновиков и двадцати бессонных ночей. Я отправила его в издательство под псевдонимом «L. Stone» — инициал моего имени и буквальный перевод фамилии на английский.
Маленькая игра, которая скоро переросла в нечто грандиозное.
Когда роман стал бестселлером, в моей жизни почти ничего не изменилось. Разве что стал расти тайный счёт, а в шкафу появилась особая полка, куда я прятала свои собственные книги в разных переводах.
Муж не замечал — он видел только то, что хотел видеть.
Отец заметил изменения первым. Мы сидели на веранде родительского дома, когда он спросил:
— Твоя улыбка стала другой. Что произошло?
Я колебалась лишь мгновение. Достала из сумки книгу.
— Это написала я.
Он взял томик, погладил обложку. Открыл, прочитал первые строки. Его взгляд изменился — будто за секунду он увидел во мне не просто дочь, а целую вселенную.
— Я всегда знал. Просто молчал, чтобы не спугнуть.
В тот день я плакала у него на плече впервые с десяти лет.
Когда бизнес отца оказался на грани банкротства, я без колебаний перевела ему сумму с шестью нулями — гонорар за международные права.
Он принял деньги с достоинством человека, который понимал, что это не одолжение, а инвестиция.
За два года он вернул всю сумму с процентами, хотя я не просила. А Дмитрий спустя время решил решил, что мы «живём за счёт отца». Что у меня деньги от него. Я не стала разубеждать.
Познакомились мы вот так:
Мой муж узнал меня на литературном вечере. Я задавала вопросы начинающим авторам, он — пришёл поддержать коллегу.
К концу вечера мы разговорились, обменялись телефонами. Отдельный мир, где я была просто Людмилой — учительницей литературы в отпуске.
Ему нравилось рассказывать мне о своих проектах, я — слушала. Когда настал момент говорить о себе, я подарила ему сборник своих ранних рассказов, опубликованных под другим именем.
Лирические истории, которые не имели ничего общего с мрачными психологическими детективами L. Stone. Он прочитал их за два дня и сказал: «Интересно. Но немного наивно».
Я не обиделась. Возможно, следовало. Но тогда, в начале отношений, его мнение казалось одним из многих голосов. Даже когда мы поженились два года спустя, я не открыла своей тайны.
Мой псевдоним стал щитом, за которым я могла быть свободной — без его снисходительных взглядов, без необходимости объяснять вдохновение.
Каждый четверг я публиковала новую главу в сетевом литературном проекте. Каждый четверг Дмитрий садился в кресло с планшетом и погружался в мир, созданный мной, не подозревая об этом.
Его восхищение L. Stone было искренним, безоговорочным — тем самым, что он так щедро отказывался дарить мне напрямую.
Солнце медленно исчезало за горизонтом, окрашивая гостиную в янтарные тона. Я заканчивала редактировать новую главу детектива — сложный момент, где главный герой делает неожиданное признание.
Его прототипом был Дмитрий, с той же манерой говорить, с теми же красивыми, но порой бессмысленными жестами, с тем же взглядом человека, уверенного в своей правоте.
Входная дверь хлопнула — Дмитрий вернулся с работы раньше обычного. Я быстро сохранила файл и закрыла ноутбук.
— Ты рано сегодня, — улыбнулась я, отложив работу.
Он кивнул, рассеянно поцеловал меня в щёку и опустился в кресло напротив.
— Презентация прошла блестяще. Финансовый директор лично поблагодарил. — В его голосе звучала привычная гордость.
— Поздравляю. — Я действительно гордилась им. Несмотря ни на что, он был хорошим финансистом.
Дмитрий взял с журнального столика мою рукопись — несколько рассказов, которые я написала под своим вторым псевдонимом специально для него.
Лёгкие, немного наивные истории о любви и повседневных чудесах. Его брови нахмурились, пока он пролистывал страницы.
— Ты что-то хочешь сказать? — спросила я, чувствуя, как напрягаются плечи.
Он поднял взгляд, и я увидела в нём то особое выражение — смесь снисхождения и легкой жалости, которую он приберегал для моих литературных попыток.
— Люд, я всё думал… — он положил листы обратно на стол, — может, тебе стоит найти нормальную работу? Это… не твоё. Правда. Без обид.
Каждое слово впивалось, как крошечная игла. Не смертельно, но ощутимо.
— Эти рассказы — ну… сырые, — продолжил он. — А мы ведь живём за счёт твоего отца и меня. Ты могла бы поддерживать семью, а не… витать в облаках.
Я смотрела на свои руки. Руки, которые написали семнадцать романов, переведённых на тридцать два языка. Руки, держащие премии, о которых большинство писателей только мечтает.
— Ты правда так думаешь? — мой голос звучал ровно, несмотря на бурю внутри.
— Ну да. Прости. — Он пожал плечами, словно говорил об очевидных вещах. — Но не все же должны быть писателями. Вот L. Stone — вот это я понимаю. Мастер. Каждый четверг жду новую главу. Вот это талант.
Моё сердце замерло на секунду. Звук собственного имени из его уст — моего тайного имени — пронзил меня, словно острие ножа.
Воздух внезапно стал густым, как воды океана на большой глубине, где давление может раздавить любого, кто не готов.
— Хорошо, — произнесла я так тихо, что он подался вперёд, чтобы услышать. — Тогда дождись четверга. Я подарю тебе нечто особенное.
Его лицо просияло — он решил, что я согласилась с ним. Я встала и направилась к нашей спальне.
Внутри меня клубился вихрь эмоций — не ярость, но ледяная решимость. Решимость наконец сбросить маску, которая превратилась из защиты в кандалы.
Закрыв за собой дверь, я достала телефон и набрала номер своего издателя.
— Виктор? Это я. Помнишь, мы говорили о возможном раскрытии личности? — сказала я. — Я готова. Да, в этот четверг. И мне понадобится одна особенная копия первого издания.
В четверг я ушла из дома рано утром. Дмитрий ещё спал, когда я бесшумно закрыла за собой дверь. У меня было много дел — интервью для литературного журнала, встреча с редактором, фотосессия.
Впервые в жизни я показала своё настоящее лицо камерам. Не как Людмила Каменева, жена финансового аналитика, а как L. Stone, автор, чьи книги продаются миллионными тиражами.
— Почему сейчас? — спросил журналист, пока фотограф настраивал свет.
— Пришло время перестать прятаться, — ответила я. — Иногда маски, которые мы носим для защиты, становятся нашими тюремщиками.
Вернулась я домой после шести, зная, что Дмитрий уже должен был прийти с работы. На столике в прихожей лежала подарочная коробка, перевязанная синей лентой — цвета обложек моей детективной серии.
Внутри — первое издание моего дебютного романа с автографом. Настоящим. И все документы, подтверждающие, кто я есть.
Стряхнув с пальто последние капли апрельского дождя, я на мгновение замерла у порога гостиной. Дмитрий, погружённый в экран планшета, хмурил брови в той особой манере, которая выдавала его увлечённость.
Четверг. День, когда мой псевдоним встречался с моим мужем.
— Привет, — сказала я. — Нашёл мой подарок?
Он поднял голову, улыбнулся:
— Какой подарок?
— В прихожей. Синяя коробка.
Дмитрий отложил планшет и вышел. Из прихожей донеслись звуки — сначала мягкий шорох упаковочной бумаги, потом резкий, прерывистый вдох, словно человек, нырнувший в ледяную воду.
А после — звенящее безмолвие, в котором, казалось, замерло даже время.
Через минуту, показавшуюся вечностью, он вернулся. В руках держал мою книгу, раскрытую на первой странице, где красовалась надпись: «Для Дмитрия. Спасибо, что веришь в моё перо. Твоя Людмила».
Его лицо побледнело, взгляд метался между мной и книгой, будто пытаясь соединить две параллельные реальности.
— Это… ты?.. — его голос звучал надломленно.
— Всегда была, — я позволила себе лёгкую улыбку. — Именно ты вдохновлял меня на детали. Ты стал прототипом моего самого противоречивого героя.
Он молча листал документы — контракты с издательствами, банковские выписки с астрономическими суммами гонораров, письма от переводчиков и редакторов.
— Тот кризис в бизнесе отца… — начал он.
— Я помогла ему собственными деньгами. Он вернул всё до копейки. А ты решил, что мы живём за его счёт.
Дмитрий вдруг опустился на колени прямо передо мной, держа книгу, как священную реликвию.
— Прости. Я не знал. Я вёл себя как идиот.
— Ты вёл себя как человек, который не верит в свою жену, — сказала я спокойно. — И не удосужился узнать её ближе.
— Я всё исправлю, — он схватил мои руки. — Я был слеп. Глуп. Дай мне шанс.
Я смотрела на него — человека, которого любила, несмотря на всё. Который восхищался моим умом, талантом, фантазией, но только когда думал, что они принадлежат кому-то другому.
— Один, — ответила я. — Последний. Но с этого дня — я не нуждаюсь в одобрении. Я нуждаюсь в уважении.
Он кивнул. В его глазах читалось потрясение — и восхищение.
— Мне нужно многое наверстать, — сказал он тихо.
— У нас есть время.
***
Прошло три месяца. Мир литературных критиков, прежде наблюдавший меня лишь через призму псевдонима, теперь разглядывал моё настоящее лицо на обложках журналов.
Бесконечная вереница интервью и автограф-сессий закружила меня в новом ритме жизни.
Но за этой публичной метаморфозой крылись перемены куда более значимые — те, что происходили между стенами нашего дома.
Однажды вечером, вернувшись из издательства, я обнаружила Дмитрия в кресле у окна.
Его пальцы бережно переворачивали страницы моей новой рукописи — первого романа, который я подписала собственным именем.
— Каков вердикт? — спросила я, опускаясь на подлокотник его кресла.
Он посмотрел на меня — по-настоящему посмотрел.
— Это… непередаваемо, — он покачал головой. — Как я мог не видеть?
Я позволила улыбке коснуться глаз.
— Потому что иногда мы видим только то, что готовы увидеть.
Он придвинулся ближе, взял мою руку.
— Спасибо, что дала мне шанс разглядеть настоящую тебя.
Я переплела наши пальцы.
— Шанс был всегда. Просто теперь ты его заметил.
Впервые за долгое время мы говорили на равных — не как блестящий финансист и его милая, не очень талантливая жена, а как два человека, уважающих миры друг друга.
Он увидел во мне писателя только когда узнал имя.
Но теперь он видел меня — и по-настоящему.
