Дверь хлопнула с безразличной громкостью, отрезая звуки лестничной клетки. Вадим шагнул в сторону, пропуская её вперед. Девушку. Я знала, что они придут.
Он позвонил днем, его голос был пропитан той самой деловой бодростью, которую я научилась ненавидеть, и сообщил, что вечером меня ждет «важный разговор и сюрприз». В тот момент я поняла — время пришло.
Она вошла в мою квартиру, и первое, что я почувствовала — её запах. Сладкий, как перезрелый персик, оставленный на солнце. Дешёвый и навязчивый, он мгновенно начал вытеснять привычный аромат моего дома — тонкий, с нотами сандала и старых книг.
Она огляделась с плохо скрываемым превосходством, словно прикидывая, какие из моих штор лучше всего подойдут к цвету ее волос.
Вадим, не разуваясь, прошел в гостиную. Его дорогие ботинки оставляли на паркете грязные следы. Его голос был ровным, почти будничным. Эта уверенность в нем была новой, пугающей.
Последние полгода, после его крупной сделки, он словно решил, что поймал бога за бороду и теперь ему дозволено все. Он перестал быть моим мужем и стал хозяином жизни. Своей, и, как он думал, моей тоже.
— Лена, познакомься. Это Катя.
Он обвел рукой комнату, диван, книжные полки, меня. Жест собственника, указывающего на свои владения.
— Теперь она тут хозяйка.
Я не вздрогнула. Не закричала. Внутри все омертвело задолго до этого вечера. Я просто кивнула, принимая его слова как данность. Как прогноз погоды, который ты слышал еще утром. Этот звонок и стал сигналом, последней точкой в моем многомесячном плане.
Девушка, Катя, окинула меня быстрым, оценивающим взглядом. В её глазах плескалось торжество победительницы.
Она была молода, и эта молодость казалась ей непробиваемой броней. Она видела во мне лишь увядающий фон для своего триумфа.
Я медленно подошла к старинному комоду из темного дуба, доставшемуся мне от бабушки. Мои пальцы легко, без дрожи, открыли потайное отделение под резным карнизом, о котором Вадим даже не догадывался.
Там лежали два плотных черных конверта. Результат трех месяцев моей тихой, невидимой работы.
Я взяла один. Протянула его Кате. Мой голос прозвучал спокойно, может быть, даже слишком спокойно.
— Добро пожаловать. Это тебе.
Её рука на мгновение замерла. На ухоженном лице мелькнуло недоумение, быстро сменившееся снисходительной усмешкой. Она, видимо, решила, что это жалкая попытка откупиться или передать какие-то документы.
— Что это? — спросила она, вертя в пальцах гладкий картон.
— Открой, и узнаешь, — ответила я.
Вадим нахмурился. Он ожидал слёз, истерики, скандала. Всего того, чем можно было бы управлять, что можно было бы презрительно игнорировать. Моё самообладание сбивало его с толку.
— Лена, не начинай, — процедил он. — Не устраивай сцен.
— Я и не начинала, Вадим. Я заканчиваю.
Катя с любопытством дернула за край конверта. Внутри лежал не один лист, а стопка глянцевых фотографий. Она вытащила верхнюю.
Её лицо изменилось мгновенно. Усмешка сползла, губы некрасиво скривились. Она быстро-быстро начала перебирать снимки, и с каждым новым её дыхание становилось прерывистым, шумным.
Запах переспелых персиков в комнате вдруг стал удушливым, невыносимым.
Её пальцы ослабли, и глянцевые карточки веером посыпались на паркет.
Неприглядная мозаика чужой жизни: обшарпанные интерьеры с коврами на стенах, мужчины с сальными волосами и тяжелыми, плотоядными взглядами, неприметная дверь с вывеской «массажный салон», из которой она выходит, поправляя дешевую куртку.
— Что это за цирк, Лена? Откуда это? — ярость и растерянность боролись на лице Вадима. Он сделал шаг к фотографиям, но мой голос его остановил.
— Это ложь! Фотошоп! — взвизгнула Катя, ее голос сорвался на неприятные, высокие ноты.
— Фотошоп? — я медленно покачала головой. — Вадим в погоне за эффектной внешностью забыл упомянуть, что до брака я десять лет работала ведущим финансовым аналитиком в серьезной компании?
Я умею собирать и анализировать информацию. И у меня были на это собственные средства, с продажи дачи моих родителей, помнишь? Я просто наняла очень хорошего частного детектива.
И он готов подтвердить подлинность каждого снимка в суде. Как и Семён Аркадьевич, который на третьем фото. Он очень разговорчив, когда ему намекают на возможные проблемы с налоговой инспекцией.
Имя, брошенное в пространство, подействовало как удар. Катя отшатнулась. Вадим перевел на нее брезгливый взгляд. Теперь он смотрел не на красивую игрушку, а на грязный, компрометирующий его актив.
— Кто такой Семён Аркадьевич? Катя, я жду объяснений.
Она начала задыхаться. Маска уверенной хищницы рассыпалась, обнажая испуганную девчонку из провинции, пойманную на дешевом обмане.
— Вадим… Милый, не слушай ее…
Я подошла к комоду и взяла второй конверт.
— Она тебе не всё рассказывала, Вадим. Детектив, когда увлекся, копнул и твою жизнь тоже. На всякий случай. Оказалось, там тоже много интересного.
Я держала конверт двумя пальцами, словно взвешивая его на весах.
— Тот конверт был для нее. Чтобы она поняла, что игра окончена.
Пауза повисла, густая и тяжелая. Катя смотрела на меня с животным ужасом. Вадим — с плохо скрываемым отвращением и растущей тревогой.
— А это, Вадим, для тебя. Здесь твоя часть истории. Гораздо более детальная.
С выписками по счетам, с офшорными переводами.
И с именами твоих деловых партнеров и то как ты их обманывал.
Рука Вадима замерла. Его лицо превратилось в жесткую, серую маску.
— Ты мне угрожаешь? В моем собственном доме?
— В моем доме, Вадим. Эта квартира, если ты забыл, досталась мне от родителей. И ты здесь просто… проживал. Очень комфортно проживал.
Катя, всхлипывая, рухнула на колени передо мной. Жалкая, раздавленная.
— Прошу вас… не надо… Я всё отдам… Я уеду, вы меня больше никогда не увидите…
Я не смотрела на нее. Весь мой мир был сосредоточен на мужчине, с которым я прожила пятнадцать лет и которого, как оказалось, совсем не знала.
— Шантаж — это некрасиво, Лена.
— А приводить любовницу в дом, где живет твоя жена, — это красиво? Это поступок порядочного человека?
Он с отвращением оттолкнул Катю, которая пыталась обнять его ноги. Она была больше не призом, а проблемой. Дорогостоящей ошибкой, которая могла разрушить все.
— Заткнись, — бросил он ей, а потом снова посмотрел на меня. Во взгляде промелькнуло уважение хищника к более сильному хищнику. — Что ты хочешь?
— Чтобы этого недоразумения здесь не было. Через пять минут.
Вадим рывком поднял Катю с пола и буквально вышвырнул на лестничную клетку.
— Вещи свои заберешь завтра!
Дверь захлопнулась. Он тяжело дышал, прислонившись к ней.
— Теперь поговорим.
Он сел в свое любимое кресло. Хозяин. Даже сейчас он пытался им быть.
— Я не возьму этот конверт, Лена. Мы же взрослые люди. Давай договоримся.
— Я не собираюсь договариваться. Я собираюсь начать новый лист. Без тебя.
— Развод? Половина имущества? Я согласен.
— Я хочу, чтобы ты ушел. Сейчас. С одной дорожной сумкой. Ты подпишешь отказ от любых претензий на эту квартиру и все, что в ней. Взамен… — я кивнула на черный конверт, — …это останется между нами.
Наступило молчание. Молчание шахматной партии, в которой одна из фигур получила мат.
— Ты все продумала, — сказал он без всякого выражения.
— У меня было много времени, пока ты строил новую жизнь.
Он встал. Впервые за вечер я увидела в нем не самоуверенного самца, а просто уставшего, постаревшего мужчину. Вся его напускная сила держалась на моей слабости. Когда слабость исчезла, он сдулся.
Он молча прошел в спальню. Я слышала, как он открывает шкаф, как щелкают замки на сумке. Через десять минут он вышел с небольшой сумкой. Остановился у порога.
— Прощай, Лена.
Я не ответила. Смотрела, как он тихо закрывает за собой дверь. Я подошла к комоду, взяла черный конверт и бросила его в камин. Мне больше не нужны были рычаги давления. Я просто хотела, чтобы он ушел.
Прошло два года.
Первый год был годом тишины и возвращения к себе. Я выбросила всю мебель, которую покупал Вадим.
Переклеила обои. Я много гуляла, читала книги, которые откладывала годами, восстановила профессиональные контакты и даже взяла несколько крупных проектов на аутсорсе.
Я заново знакомилась с женщиной, которой стала — сильной, независимой, ценящей свое уединение.
А потом в моей жизни появился Никита. Простой, немногословный инженер, с которым я столкнулась в книжном магазине — мы одновременно потянулись к последнему экземпляру сборника стихов Бродского.
Мы часами говорили о литературе, о жизни, о прошлом. Он один воспитывал сына после внезапной смерти жены от болезни. Мы сближались медленно, осторожно, как два человека, знающие цену потерь.
В той же гостиной пахло не сандалом, а свежесваренным кофе и чем-то неуловимо детским. На диване была крепость из подушек.
Дверь открылась, и вошел Никита. Он нес пакеты с продуктами и маленькую заводную собачку.
— Мы с Егоркой решили, что нашему гарнизону не хватает сторожевого пса, — улыбнулся он.
Из-за его спины выглянул шестилетний мальчуган.
— Лена, а он лает? — спросил он, протягивая ручки к игрушке.
Я присела, завела собачку. Она смешно запрыгала по паркету. Егорка рассмеялся. И в этом смехе я поняла, что такое настоящая победа. Это не месть. Это возможность сидеть на полу в собственной квартире и слушать, как лает игрушечная собака. И чувствовать себя на своем месте.
***
Прошло еще три года.
Осенний свет заливал кухню. Пахло творожной запеканкой с изюмом — фирменное блюдо Никиты, которое обожал Егор.
Сам Егор, которому уже исполнилось девять, сосредоточенно собирал сложную модель парусника за большим дубовым столом, который мы купили вместе.
Я сидела в плетеном кресле, читая книгу, и наблюдала за ними. Гармония этого момента была настолько полной, что прошлая жизнь казалась сюжетом плохого, неправдоподобного фильма.
Слухи о Вадиме долетали редко. Его бизнес не развалился, но сильно просел. Без моих связей и аналитического ума, который он привык бесплатно эксплуатировать, он потерял хватку, уверенность, блеск в глазах.
Говорили, он так и не женился, меняя одну молодую копию Кати на другую. Он не стал несчастным бродягой, он просто превратился в пустое место, в тень своего былого величия.
Катя написала однажды. Длинное, путаное сообщение. «Я все поняла… Он меня обобрал…
Помогите, ради всего святого, хоть немного денег на билет домой…» Я заблокировала ее, не отвечая. Это был чужой мусор, который я не собиралась тащить в свой дом.
— Лена, смотри! — Егор подбежал ко мне, показывая почти готовый парусник с алыми парусами. — Мы его назовем «Надежда»!
Я обняла его. Никита подошел, поцеловал меня в макушку.
— Запеканка готова. Пора пить чай.
И мы сели за стол. Мужчина, которого я любила. Мальчик, который стал мне родным. Я смотрела на них и понимала главный вывод. Сила — не в том, чтобы разрушить жизнь врага.
Истинная сила — в том, чтобы построить свою собственную. Каменщик, который кропотливо, кирпичик за кирпичиком, возводит стены своего дома, всегда будет сильнее того, кто умеет лишь эффектно взрывать чужие.
Потому что после взрыва остается только пепел. А дом — он остается стоять. И в его окнах всегда будет гореть свет.
