— Ваше следующее заявление — откровенная ложь, — адвокат Кирилла, лощёный мужчина с фамилией Орлов, брезгливо поджал губы.
Он смотрел на меня так, будто я была грязным пятном на его безупречном костюме за несколько тысяч евро.
Кирилл, мой почти бывший муж, тихо фыркнул. Сидящая рядом с ним Оксана — его новая, улучшенная версия жены — изящно прикрыла рот ладошкой, но её плечи предательски дрожали от беззвучного смеха. Они наслаждались этим фарсом.
Их веселило, как меня, Веронику Лебедеву, размазывают по этому паркету, как методично и грязно отбирают всё, что я считала своим.
Наш дом. Нашу компанию. Нашу жизнь.
— Моя подзащитная утверждает, что господин Соколов систематически выводил средства из семейного бизнеса на счета третьих лиц, — спокойно, но твёрдо парировал мой адвокат, Илья Мухин, невысокий мужчина с умными, пронзительными глазами.
— На какие ещё «третьи лица»? — Орлов картинно вскинул брови, обращаясь к судье. — Речь о няне для нашего общего сына? Или о репетиторе по математике? Кирилл, — он нарочито громко повернулся к мужу, — вы нанимали для Павла репетитора?
Кирилл важно кивнул, изображая оскорблённую невинность.
— Конечно. Паше нужно лучшее. Вероника, к сожалению, всегда на нём экономила.
Ложь. Наглая, густая, как смола. Я до боли сжала под столом ладони. Я помнила каждый чек, каждую урезанную трату на себя, чтобы оплатить лучшую частную школу для Паши, пока Кирилл покупал Оксане её очередной браслет от Cartier, называя это «представительскими расходами».
— Кроме того, мы настаиваем на полной опеке, — продолжил Орлов, переходя к главному удару. — Мать находится в нестабильном эмоциональном состоянии, что подтверждается её необоснованными обвинениями. Это может нанести непоправимый вред психике ребёнка.
Смех Оксаны стал почти несдерживаемым. Она наклонилась к Кириллу и что-то прошептала ему на ухо.
Он громко рассмеялся, даже не пытаясь скрыть этого. Прямо здесь. В зале суда. Показывая всем, насколько я жалка и бессильна.
Судья, пожилая женщина с усталым, ничего не выражающим лицом, подняла голову от бумаг.
— У суда есть показания свидетеля, которые могут прояснить ситуацию с эмоциональной атмосферой в семье.
Орлов самодовольно улыбнулся.
— Конечно, ваша честь. Мы готовы выслушать.
Он был уверен, что речь идёт об их соседях, которым Оксана носила домашнюю выпечку и жаловалась на меня, «невротичку». Или о школьном психологе, которому Кирилл пожертвовал крупную сумму на новый кабинет.
Но судья взяла в руки другой документ.
— Это расшифровка беседы с несовершеннолетним Павлом Кирилловичем Соколовым, девяти лет, проведённая судебным психологом в присутствии представителя органов опеки.
Лицо Кирилла не дрогнуло. Оксана лишь поправила идеальную укладку, уверенно улыбаясь. Они не боялись. Они были уверены в своём сыне. Они были уверены, что он их не предаст.
— Зачитайте, пожалуйста, — снисходительно кивнул Орлов.
Судья прокашлялась и начала читать ровным, безэмоциональным голосом. И с первыми же словами улыбка медленно сползла с лица Оксаны. Кирилл напрягся, подавшись вперёд.
— Психолог: «Паша, расскажи, пожалуйста, о своей новой комнате в доме у папы». Ответ Павла: «Она большая. Но тётя Оксана говорит, что маме про неё рассказывать нельзя. Говорит, это наш секрет, а то мама расстроится и снова будет плакать. А папа не любит, когда она плачет».
В зале повисла напряжённая пауза. Орлов вскочил.
— Протестую! Это попытка манипуляции словами ребёнка! Психолог явно задавал наводящие вопросы!
— Сядьте, адвокат, — отрезала судья и продолжила. — Психолог: «А что ещё тётя Оксана просит держать в секрете от мамы?»
Ответ Павла: «Когда мы ездили на море без неё. И когда папа подарил тёте Оксане новую машину.
Она сказала, что мама очень больна, у неё нервы, и такие новости могут сделать ей хуже. Сказала, что мы должны её беречь и поэтому иногда немного врать. Для её же блага».
Оксана вцепилась в руку Кирилла. Её лицо стало белым, как бумага. Кирилл испепелял меня взглядом, в котором больше не было насмешки. Только чистая, неприкрытая ненависть и изумление. Как я посмела?
— Он ребёнок! Он всё придумал! Или она его научила! — выкрикнула Оксана, но тут же осеклась под стальным взглядом судьи.
Мой адвокат, Илья, положил руку мне на плечо, едва заметно сжав его. Держись.
Суд не вынес окончательного решения по опеке в тот день. Назначили дополнительные психологические экспертизы. Для всех. И для меня, и для Кирилла с Оксаной. Маленькая победа, от которой на вкус была только горечь.
В коридоре Кирилл догнал меня. Он схватил меня за локоть, сильно, до боли.
— Что ты сделала? Ты настроила его против нас!
Его лицо было в нескольких сантиметрах от моего. Я чувствовала запах его дорогого парфюма, который теперь казался удушливым запахом предательства.
— Я ничего не делала, Кирилл. В отличие от вас. Я просто попросила его говорить правду.
— Ты хоть понимаешь, что ломаешь сыну жизнь? Втягиваешь его в эти грязные игры? — шипел он, оглядываясь по сторонам.
Я попыталась вырвать руку.
— Это ты втянул его, когда привел в наш дом любовницу и научил его врать мне!
— Давай по-хорошему, Вероника, — его голос резко изменился, стал вкрадчивым, тем самым, которым он когда-то убеждал меня в своей любви. — Откажись от претензий на компанию.
Забирай квартиру, я оставлю тебе машину и хорошее содержание. И мы договоримся по опеке. Пятьдесят на пятьдесят. Зачем нам всем этот цирк? Ты же умная женщина, ты должна понимать.
Это был его коронный приём. Унизить, а потом предложить жалкую подачку. Раньше я бы согласилась. Лишь бы избежать конфликта.
— Я хочу то, что принадлежит мне по закону. Половину всего, что мы нажили. И полную опеку над сыном.
Кирилл рассмеялся. Холодно и жестоко.
— Ты ничего не получишь. Я уничтожу тебя. Ты останешься ни с чем, а Паша будет жить со мной. И с Оксаной. Потому что у нас есть деньги и связи, а у тебя — только голые эмоции.
Он отпустил мой локоть, оставив на коже красные следы.
Оксана подошла и прижалась к нему, с победным видом глядя на меня.
— Бедный мальчик, — пропела она. — Такая мать — настоящее горе.
Они развернулись и пошли прочь по гулкому коридору. Я смотрела им вслед, и во мне что-то медленно застывало, превращаясь в камень.
Он был прав. Попытки договориться были унизительной ошибкой. Они не оставят мне ничего. Если я сама это не заберу.
В субботу я должна была забрать Пашу. Я ждала его у ворот их нового, арендованного особняка, сжимая в руках коробку с конструктором, о котором он мечтал.
Дверь открыла Оксана. Она была в шёлковом халате, с идеальной укладкой. Она лениво окинула меня взглядом с ног до головы.
— А, это ты.
— Где Паша? — спросила я, стараясь, чтобы голос не дрожал.
— Он не хочет тебя видеть, — бросила она, рассматривая свой маникюр.
Моё сердце пропустило удар.
— Что? Это неправда. Позовите его.
— Вероника, не устраивай сцен, — из-за её плеча появился Кирилл. — Мы поговорили с сыном. Он решил, что ему лучше пока пожить без тебя. Твои… истерики его травмируют.
Он сказал это так спокойно, так буднично, будто обсуждал погоду.
— Вы ему это внушили! — я шагнула к двери. — Паша! Сынок!
Оксана выставила руку, преграждая мне путь.
— Мы записали его к очень хорошему психотерапевту. Специалист поможет ему справиться с последствиями жизни с тобой. Избавит его от твоих токсичных установок.
Токсичных. Установок. Она говорила о моём сыне. О моей любви к нему. Будто это какая-то болезнь, которую нужно лечить.
В этот момент что-то внутри меня оборвалось. Все страхи, все сомнения, вся многолетняя привычка быть «хорошей», понимающей, уступчивой — всё это сгорело дотла. Остался только холодный, звенящий пепел.
Я молча развернулась. Я не сказала больше ни слова. Я села в машину и уехала, оставив коробку с конструктором на холодном асфальте.
Всю дорогу домой я не плакала. Я просто смотрела на дорогу.
А в голове из самых тёмных закоулков памяти начали всплывать образы: старый сейф в кабинете, который Кирилл считал пустым, флешка в брелоке от ключей, которую он подарил мне на заре нашего романа и о которой давно забыл, папки с двойной бухгалтерией, которые он просил меня прятать в первые, самые рискованные годы бизнеса.
Он думал, что я просто «девочка-помощница». Он забыл, что именно я была его памятью и его страховкой.
Я приехала домой и налила себе стакан воды. Руки не дрожали.
Я открыла старую шкатулку, где хранила всякий хлам. На самом дне лежал тот самый брелок. Я подключила его к ноутбуку.
Пароль — дата нашего первого свидания. Наивно. И так в его стиле. Флешка была заполнена сканами. Договоры, счета, оффшорные схемы.
Я достала телефон и набрала номер Ильи.
— Илья, здравствуйте. У вас есть чем записывать?
— Вероника? Что-то случилось? — его голос был встревоженным.
— Да. Случилось. Я передумала играть по правилам. Записывайте. Фамилия — Дегтярёв. Семён Аркадьевич.
Это номинальный владелец трёх офшорных компаний. А теперь найдите в документах за позапрошлый год тендер для «СтройИнвеста». Официально мы его проиграли. Неофициально — выиграли, через фирму-однодневку «Велес». Откат заплатили наличными. У меня есть доказательства.
Я говорила и говорила. Названия фирм, даты, суммы. Я выкладывала ему всё, что так долго хранила, считая ядовитым мусором прошлого. Теперь это было моим оружием.
— Вероника… — Илья молчал несколько секунд. — Это… это бомба. Это не просто раздел имущества. Это мошенничество в особо крупном размере. Уголовное дело. Для них обоих.
— Я знаю, — спокойно ответила я. — Именно это мне и нужно.
На следующем заседании атмосфера была другой. Кирилл и Оксана больше не смеялись. Они сидели напряжённо. Орлов выглядел самоуверенным, очевидно, полагая, что все мои козыри уже на столе.
— Ваша честь, — начал Илья. — У нас появилось ходатайство о приобщении к делу новых документов, имеющих прямое отношение к источникам доходов ответчика.
Орлов лениво поднялся.
— Протестую. Мой клиент уже предоставил все справки.
Илья проигнорировал его. Он положил на стол судьи увесистую папку.
— Речь идёт о деятельности ряда офшорных компаний и фиктивных тендерах…
Я наблюдала за Кириллом. Сначала он не понял. Потом его лицо медленно начало меняться.
Краска отхлынула от него так стремительно, что кожа приобрела сероватый оттенок. Оксана дёрнула его за рукав, что-то испуганно шепча, но он её не слышал. Он смотрел на меня. В его глазах был уже не гнев, а животный страх.
— Это… это клевета! — выкрикнул он.
— У нас есть показания номинальных директоров, которые решили сотрудничать со следствием, — ледяным тоном добавил Илья. — Думаю, налоговую инспекцию это очень заинтересует.
Орлов замер с открытым ртом. Он понял, что игра окончена.
Судья объявила перерыв.
В коридоре меня догнал Орлов.
— Вероника Павловна, — его тон был предельно вежливым. — Мой клиент готов обсудить условия мирового соглашения. Любые.
Из-за его спины выглядывал Кирилл. Раздавленный, униженный.
— Мои условия очень просты. Полная и безоговорочная опека над сыном. Дом и квартира остаются мне.
Компания продаётся, и я получаю семьдесят процентов её стоимости. Вы оба подписываете отказ от любых претензий и обязательство не приближаться ко мне и моему сыну.
— Семьдесят процентов? Это грабёж! — прохрипел Кирилл.
— Это плата за моё молчание, — отрезала я. — Можете отказаться. Тогда эта папка сегодня же ляжет на стол следователю. И делить вы будете уже не бизнес, а тюремную камеру. Оксана, кстати, пойдёт как соучастница.
Через два дня он подписал всё.
А ещё через месяц я сидела в гостиной своего дома. Паша рядом собирал конструктор. Он был спокоен.
Он больше не должен был врать. Я смотрела на него, и впервые за долгие годы не чувствовала ни страха, ни тревоги.
Ощущение твёрдой почвы под ногами, которую я отвоевала сама. Я стала матерью, которая защитила своего ребёнка. И женщиной, которая вернула себе себя.
Эпилог. Два года спустя.
Прошло два года. Я продала компанию. На вырученные деньги открыла небольшое, но очень уютное ивент-агентство. То, о чём мечтала до брака. Оказалось, у меня талант.
Однажды, пролистывая ленту новостей, я наткнулась на профиль Оксаны. Последний пост — полгода назад. Фотография её руки с дешёвым кольцом и подпись: «Счастливы вместе». Похоже, она нашла нового «принца».
Из любопытства я зашла на страницу Кирилла. Она была почти пустой. Пара перепостов из групп про «мужской путь».
И одна фотография: он стоит у чужой дорогой машины, в костюме, который ему велик. Пытается казаться успешным. Но взгляд… Пустой, затравленный.
Вечером мне позвонила Лена, жена бывшего партнёра Кирилла.
— Вероника, привет. Кирилла видела. Работает торговым представителем. Ездит по области, косметику предлагает.
Говорят, пьёт. А Оксана от него ушла почти сразу. Сказала, что не для того «цветы своей молодости губила», чтобы с неудачником жить.
Я поблагодарила её. Положив трубку, я подошла к окну. Там, во дворе, Паша играл с друзьями. Ему было уже одиннадцать. Он громко смеялся.
Я не почувствовала злорадства. Не почувствовала и жалости. Я не почувствовала ничего. Он был страницей из книги, которую я давно дочитала.
Моя победа была не в том, что я его уничтожила. Она была в том, что я построила свою жизнь заново.
Без него. Я больше не оглядывалась назад. Я смотрела только вперёд, где было много света, работы, планов. И звонкий смех моего сына. Это было не похоже на свободу. Это было похоже на жизнь. Настоящую. Ту, которую я выбрала сама.
