Уже двенадцать лет одна из самых знаменитых и, казалось бы, успешных артистических династий России живет с незаживающей раной. Двенадцать лет они хранят молчание, пресекая любые попытки журналистов узнать правду.
Но что на самом деле происходит за высоким забором их загородного дома? Пока Юлия Высоцкая улыбается с экранов в своих кулинарных шоу, а Андрей Кончаловский получает призы на кинофестивалях, их дочь Маша ведет свою, отдельную, тихую битву.
Правда, которую так тщательно скрывают от посторонних, страшнее любых домыслов. Это ежедневный, ежечасный подвиг веры, идущий вразрез со всеми законами медицины.
Расколотый мир: «До» и «После»
Тот день, 12 октября 2013 года, должен был стать просто еще одной страницей их счастливой французской осени. Андрей Кончаловский, уже пожилой, но полный энергии мэтр, и его 14-летняя дочь Маша. Они взяли напрокат «Мерседес» и куда-то ехали, обсуждая планы.
Никто не мог предвидеть, что через мгновение их мир расколется.
Машина шла на скорости под 80 км/ч, когда ее внезапно бросило на встречную полосу (прямо в летящий навстречу грузовик!). Удар был страшным — «Мерседес» превратился в груду металла. Кончаловский, пристегнутый, получил переломы, а Маша… Маша пристегнута не была.
Этот простой, бытовой и оттого еще более страшный факт станет для режиссера его личным, персональным адом, незаживающим чувством вины до конца жизни. Ведь он был за рулем…
Спасателям потребовалось полтора часа, чтобы извлечь искалеченное тело девочки из груды металла. Тяжелая черепно-мозговая, множество переломов, повреждения внутренних органов. Вердикт врачей в марсельской больнице был безжалостен.
Четырехчасовая операция, после которой Маша впала в глубокую кому. Врачи разводили руками: шансов практически нет, мозг получил необратимые повреждения.
Для семьи Кончаловского и Высоцкой это означало только одно: война начинается.
Чудо и откат: «Мама»
Сначала больницы слились в один бесконечный кошмар: Марсель, Ницца, лучшие клиники Москвы… И в каждом кабинете они слышали одни и те же казенные, страшные слова: «стабильно тяжелое».
Это была не кома или сон, врачи называли это «минимальным сознанием». Страшное состояние, когда ты знаешь, что человек тебя слышит — мозг реагирует на звук, на прикосновения, — но он заперт, тело просто не отвечает.
И вот, спустя месяцы этой оглушающей тишины, когда казалось, что надеяться уже не на что, случилось то, что они до сих пор считают настоящим чудом. Юлия Высоцкая, которая буквально жила в палате, по привычке что-то ей рассказывала, читала, делилась новостями. И вдруг в ответ едва слышный шепот: «Мама».
Это слово тут же записали на диктофон. Запись потом включили 76-летнему Кончаловскому прямо на съемках. Рассказывают, что мэтр, который всегда казался таким суровым и несгибаемым, просто не смог сдержать эмоций и заплакал.
Но едва эта надежда родилась, ее тут же чуть не отняли. Случился откат в состоянии, тяжелейшая пневмония, высокая температура, аппарат ИВЛ. Ослабленный организм просто сдался инфекции.
Кончаловский отменил долгожданную премьеру и первым же рейсом вылетел к дочери. С тех пор вся их жизнь — это страшные качели.
Крепость «Надежда»
В какой-то момент они приняли решение, которое изменило абсолютно все. Они забрали Машу из больницы домой.
Один из их загородных домов перестал быть просто домом. Его превратили в настоящую крепость, в которой было все, чтобы продолжать борьбу. Это была уже не больничная палата, а комната, наполненная любовью и самой сложной медицинской техникой.
Идеальная тишина, чтобы ничто не тревожило ее покой. Специальная кровать, которая сама контролирует состояние. Мониторы, следящие за каждым вздохом. Рядом с Машей 24/7 находится медсестра из Израиля.
Стоимость всего этого — десятки тысяч долларов каждый месяц. Но в этой семье деньги давно перестали быть главной мерой. Главным стало упрямство, с которым они сражаются за Машу.
Утро Юлии Высоцкой уже много лет начинается не с чашки кофе. Она часами напролет разминает неподвижные мышцы дочери, говорит, рассказывая все, что случилось, делясь новостями, а потом включает ее любимую музыку, надеясь на отклик.
Вся страна видит Юлию на экране — улыбчивую, легкую, рассказывающую о рецептах. И никто не знает, что дома, в другой комнате, ее ждут стерильные контейнеры для питания через зонд, огромный шкаф с лекарствами и расписанный по минутам график процедур.
Она смотрит на дочь и тихо-тихо говорит:
«Когда ты встанешь на ноги, мы поедем в Ниццу. И машину поведешь ты».
Брат, который строит будущее
Младшему брату, Петру, было всего девять, когда случилась авария. В этом возрасте Маша для него была целым миром — живая, смеющаяся.
И вот, в один день, той Маши, которая читала ему сказки, не стало. Сестра была жива, но одновременно ее и не было. Для девятилетнего мальчика это был шок, который и не описать словами.
Трагедия не просто отняла у него сестру, какой он ее знал, — она навсегда изменила его. Ему пришлось столкнуться с таким уровнем взрослого горя, который меняет любого.
Шли годы, Петр рос, и эта детская боль, кажется, лишь укрепила в нем желание что-то создавать. Он поступил в архитектурный институт и его проектной работой стал дом для Маши.
Искусство как искупление
Кончаловский почти никогда не говорит об аварии публично. Но его боль, кажется, просачивается в каждый кадр его фильмов, снятых после 2013 года.
В картине «Рай» его жена Юлия играет героиню, проходящую через ад и теряющую себя. В «Дорогих товарищах» — оглушающая история матери, которая в хаосе ищет пропавшую дочь.
Сам режиссер однажды признался:
«Я не увидел тот грузовик. И с тех пор все, что я снимаю, — это способ пережить и понять произошедшее».
Его кино стало, по сути, единственным способом выплеснуть ту боль, о которой невозможно было молчать. Рассказывают, что на съемках одного фильма была сцена, где актриса просто долго лежала без движения. В кадре было видно лишь ее тихое дыхание. Для всей группы это был просто рабочий момент, а для него — жизнь, что он каждый день видит у постели Маши.
Борьба за каждый импульс
Семья цепляется буквально за любую возможность, даже самую призрачную надежду.
Семья цепляется буквально за любую возможность, даже самую призрачную надежду. Они ищут по всему миру, пробуя все, что только существует в медицине — от проверенных протоколов до рискованных экспериментов.
Несколько лет назад в доме появился сложнейший европейский экзоскелет — аппарат, который должен помочь телу не сдаваться. Машу аккуратно закрепляют в этой конструкции, и механизм начинает «вести» ее, имитируя ходьбу.
Всего двадцать минут в день. Это отчаянная попытка не дать мышцам атрофироваться, заставить мозг «вспомнить» движение. Рядом всегда мама, она держит дочь за руку и шепчет:
«Смотри, Машенька, мы идем. Мы с тобой идем».
Они нашли клинику в Германии, где предложили попробовать трансмагнитную стимуляцию. И это сработало! Конечно, это не было чудом, которого они так ждали, но даже небольшой результат казался победой: у Маши стали мягче мышцы, ушли мучительные спазмы.
Но главная надежда была на табло приборов. Электроэнцефалограмма раз за разом показывает: мозг жив, он работает. Аппаратура ловит всплески тета-ритмов — говорят, такое бывает у людей в глубокой медитации.
Юлия, как и любая мать на ее месте, цепляется за малейший проблеск.
Врачи давно разводят руками. Их прогнозы безжалостны, ведь по всем официальным протоколам, шансы на восстановление после стольких лет стремятся к нулю.
Но как можно объяснить это матери? Марии Кончаловской исполнилось 26 лет. Подумать только, почти половина ее жизни прошла в этой оглушающей тишине. И все это время ее семья продолжает борьбу за ее жизнь.
