Мария стояла у окна, рассматривая безупречно отглаженное свадебное платье. До церемонии оставалась всего неделя. Последние приготовления, суета с гостями, выбор цветов — всё это казалось таким важным ещё вчера. Но сейчас она не могла отделаться от ощущения, что земля уходит из-под ног.
— Повтори, что ты сказал? — её голос дрогнул, когда она обернулась к Игорю.
Игорь сидел на краю дивана, опустив плечи. Его пальцы машинально крутили пуговицу на рукаве – старая привычка, проявлявшаяся в минуты волнения. Он выглядел как провинившийся школьник, будто сам не верил в правильность своего поступка.
— Мы с мамой подписали брачный договор, — его голос стал совсем тихим. Он по-прежнему не решался взглянуть Марии в глаза. — Это просто… ну, как страховка, понимаешь?
— Страховка? — Мария с трудом сглотнула подступивший к горлу ком. — Значит, за две недели до свадьбы вы с мамой, без меня, сходили к юристу и всё решили? И ты считаешь это просто формальностью?
В комнате стало так тихо, что было слышно, как на кухне капает вода из крана. Кап-кап-кап… От этого звука к горечи добавлялось раздражение.
— Мама настояла, — Игорь встал и шагнул к ней. — Ты же знаешь про наш семейный бизнес… И квартира, которую дедушка оставил…
— Нет, — Мария подняла руку, останавливая его. — Я не знаю. Я думала, что знаю тебя, Игорь. Думала, что мы вместе принимаем важные решения. А выходит, что важнее всего для тебя — мнение мамы и её деньги?
— Это не так! — он попытался взять её за руку, но она отстранилась. — Маша, послушай…
— Знаешь, что самое обидное? — её глаза наполнились слезами. — Не сам договор. А то, что ты даже не посчитал нужным обсудить это со мной. Вы с мамой всё решили, а мне просто… поставили перед фактом?
Игорь провёл рукой по волосам — жест, который она всегда находила таким трогательным. Сейчас он только усилил горечь.
— Я хотел тебе рассказать раньше… — начал он.
— Но мама не разрешила? — горько усмехнулась Мария.
— Перестань! — в его голосе появились нотки раздражения. — Ты же понимаешь, что это для нашей защиты. Сейчас столько разводов, всякое случается…
— Всякое случается? — она почувствовала, как по щеке скатилась предательская слеза. — То есть ты уже думаешь о разводе? Прекрасно. Просто прекрасно.
Мария подошла к креслу, где лежала её сумка. Руки дрожали, когда она застёгивала молнию.
— Куда ты? — в голосе Игоря появилась тревога.
— Домой. Мне нужно подумать. И тебе, кажется, тоже. Может быть, посоветуешься с мамой заодно — она явно лучше знает, что тебе нужно.
— Маша, не уходи так…
Но она уже закрывала за собой дверь, оставляя его одного в квартире, где ещё утром они обсуждали список гостей на свадьбу и спорили о том, какой торт заказать. Теперь эти разговоры казались такими далёкими, будто из другой жизни.
Мария не спала всю ночь. В голове крутились обрывки вчерашнего разговора, непрошеные слёзы то и дело наворачивались на глаза. Телефон молчал — Игорь не позвонил. Только светящийся экран время от времени напоминал о десятке пропущенных звонков от его матери, Татьяны Сергеевны.
К утру она решилась ответить.
— Машенька, деточка, — голос свекрови звучал непривычно мягко. — Ну что же ты так разволновалась? Игорёк места себе не находит…
Мария сжала телефон крепче. Сколько раз она слышала это «Игорёк» с особой, певучей интонацией? И каждый раз после этого следовало что-то, что незаметно переворачивало их с Игорем планы с ног на голову.
— Татьяна Сергеевна, вы же понимаете — дело не в самом договоре…
— А в чём же, милая? — В трубке послышался лёгкий смешок. — В том, что мать хочет защитить своего сына? Ты же умная девочка, должна понимать…
— Защитить? — Мария почувствовала, как внутри поднимается волна возмущения. — От меня?
— Ну что ты, что ты! — Татьяна Сергеевна спохватилась. — От случайностей, от… всякого. Времена сейчас такие. Вон, у Верочки дочка — помнишь, я рассказывала? — так она после развода осталась ни с чем. А у нас всё-таки семейное дело, ответственность…
Мария прикрыла глаза. Опять эти бесконечные истории про чьих-то дочек, племянниц, подруг. Татьяна Сергеевна всегда имела наготове подходящий пример из жизни.
— Знаете, — Мария старалась говорить спокойно, — мне кажется, нам с Игорем нужно самим во всём разобраться.
— Вот и правильно! — обрадовалась свекровь. — Я как раз попросила его приехать сегодня к нам на дачу. Посидим, поговорим по-семейному…
— По-семейному? — Мария невесело усмехнулась. — А я, значит, пока не семья?
В трубке повисла пауза.
— Машенька, ну зачем ты так? — В голосе Татьяны Сергеевны появились учительские нотки. — Вот станешь матерью, сама поймёшь… Сын — это же часть тебя. Я просто хочу, чтобы у вас всё было хорошо.
«Часть тебя». Эти слова больно кольнули. Сколько раз за два года их знакомства Мария слышала про особую связь матери и сына? И каждый раз это звучало как намёк: ты здесь временная, а я — навсегда.
— Игорь уже взрослый, — тихо сказала Мария. — Он сам может решать.
— Ох, милая, — Татьяна Сергеевна вздохнула. — Мужчины только кажутся взрослыми. А на самом деле… Ладно, не буду тебя утомлять. Игорёк приедет ко мне, мы всё обсудим, а потом он тебе позвонит. Договорились?
Мария молча нажала «отбой». За окном накрапывал мелкий дождь, серое небо давило, словно крышка гигантской кастрюли. На кухонном столе стояла чашка с остывшим чаем, в которой плавал одинокий лимонный кружок. Телефон тренькнул — сообщение от Игоря:
«Прости за вчерашнее. Мама права — нам нужно всё спокойно обсудить. Я приеду к ней, а вечером позвоню тебе. Люблю».
Мария перечитала сообщение несколько раз. Где-то между строк пряталось то, что она боялась себе признать: мысль о том, что выходит замуж не за одного человека, а сразу за двоих. И второй брак, похоже, уже давно заключён и скреплён не штампом в паспорте, а той самой «особой связью», о которой так любит напоминать будущая свекровь.
Старая дача встретила Игоря скрипом половиц и запахом маминых пирогов. Здесь всё оставалось неизменным с тех пор, как он себя помнил: пожелтевшие фотографии на стенах, отцовское кресло-качалка в углу, часы с кукушкой, которые давно не куковали, но исправно отсчитывали время.
— Игорёчек, — Татьяна Сергеевна суетилась у плиты, — садись, я твои любимые ватрушки испекла.
Он смотрел на её поседевшие волосы, собранные в привычный пучок, на руки, замешивающие тесто с таким знакомым с детства движением, и чувствовал, как внутри всё сжимается. Когда она успела так постареть?
— Мам, — он опустился на табурет, — нам надо поговорить.
— Конечно, сынок, — она продолжала раскладывать ватрушки по тарелке, словно не замечая его тона. — Вот покушаешь сначала…
— Нет, мам. Сейчас.
Она замерла, всё ещё держа противень. Потом медленно сняла фартук, аккуратно повесила его на крючок. Села напротив, расправив складки на юбке – жест, который он помнил с детства, означавший готовность к серьёзному разговору.
— Зачем этот договор? — Игорь смотрел ей прямо в глаза. — Правду, мам.
— А что такого? — она попыталась улыбнуться. — Я же тебе объяснила – это для защиты…
— От чего? От кого? От Маши? — его голос дрогнул. — Или от того, что я могу быть счастлив без твоего контроля?
Татьяна Сергеевна побледнела. Её пальцы нервно теребили край скатерти – совсем как он сам вчера теребил пуговицу, глядя на расстроенную Машу.
— Ты не понимаешь… — начала она.
— Да хватит уже! — Игорь стукнул кулаком по столу, да так, что чашки подпрыгнули. — Может, наконец скажешь правду? Почему ты каждый раз лезешь в мою жизнь, а?
— Потому что боюсь тебя потерять! — она отшатнулась, голос сорвался на крик. — Думаешь, мне легко? Я же вижу… вижу, как всё повторяется. Как с отцом твоим.
Часы на стене тикали особенно громко в наступившей тишине. Игорь смотрел на мать и не узнавал её — куда делась всегдашняя уверенность? Перед ним сидела растерянная женщина, которая, похоже, сама измучилась своими страхами.
— Мам, ну при чём тут папа? — он покачал головой.
— Как при чём? — она невесело усмехнулась. — А ты помнишь, какая я была? Всё пыталась сделать как лучше. Работала сутками, за тобой следила каждую минуту, любила вас обоих до одури… Думала, это правильно.
Плечи у неё задрожали, и Игорь вдруг понял — первый раз в жизни по-настоящему понял: перед ним не железная леди, не вечный контролёр его жизни, а просто одинокая женщина, которая двадцать лет живёт со своей болью.
— Как сейчас помню тот чёртов день, — она достала из кармана передника скомканный платок, промокнула глаза. — Ты в школе был… Он просто собрал вещи и сказал, что больше так не может. Что ему нужна свобода, что он задыхается… А я осталась. С тобой. И поклялась, что больше никогда…
— Мам, — Игорь пересел к ней ближе, взял за руку. — Я не папа. И Маша – не та, от кого надо защищаться.
— Я знаю, — она шмыгнула носом. — Знаю. Она хорошая девочка. Просто когда я вижу, как ты на неё смотришь… Как планируешь вашу жизнь… Я вдруг чувствую себя такой ненужной.
— Глупости, — он крепче сжал её руку. — Ты всегда будешь моей мамой. Но ты должна позволить мне жить своей жизнью. Доверять моему выбору. Верить, что я могу быть счастлив.
Татьяна Сергеевна долго молчала, глядя в окно, за которым качались старые яблони, посаженные ещё отцом.
— Этот договор… — наконец произнесла она. — Я ведь правда думала, что защищаю тебя. А получается, защищала себя. От страха. От одиночества.
— Знаешь что? — Игорь встал. — Я сейчас поеду к Маше. А в следующие выходные мы приедем вместе. И ты испечёшь свои ватрушки. Для нас обоих.
Она подняла на него заплаканные глаза:
— Думаешь, она простит?
— Не сразу, — честно ответил он. — Но если ты действительно попробуешь… Если мы все попробуем…
Он не договорил, но мать поняла. Она встала, расправила плечи и вдруг показалась ему совсем другой – словно какой-то груз, который она носила все эти годы, начал понемногу отпускать.
— Передай ей… — она запнулась. — Нет, ничего не передавай. Я сама скажу. В следующие выходные.
Мария сидела на кухне, бездумно листая журнал, когда в дверь позвонили. На пороге стоял Игорь — взъерошенный, с покрасневшими глазами.
— Не выгонишь? — спросил он тихо.
Она молча отступила, пропуская его в квартиру. От него пахло маминой выпечкой и дождём — видимо, опять забыл зонт.
— Я всё порвал, — сказал он, не снимая куртки.
— Что порвал? — не поняла Мария.
— Договор. К чёрту его.
Она смотрела на него, не зная, что сказать. В голове крутилось странное «как в кино» — там герои часто рвут важные бумаги в порыве чувств.
— Глупый, — вырвалось у неё. — А как же бизнес? Квартира? Всё, что тебе дед оставил?
— Знаешь, — он наконец снял куртку, повесил её на крючок, — я сегодня понял одну штуку. Всё это — просто вещи. А ты… ты живая. Настоящая.
Мария почувствовала, как к глазам подступают слёзы: — Но твоя мама…
— Мы с ней поговорили. По-настоящему, наверное, впервые в жизни.
Он прошёл на кухню, машинально взял чашку, которую всегда считал своей — белую, с отколотым краешком. Мария давно хотела её выбросить, но всё не решалась.
— Знаешь, она ведь не со зла, — он вертел чашку в руках. — Просто… когда папа ушёл, она решила, что больше никогда никого не потеряет. А в итоге чуть не потеряла нас обоих — и меня, и тебя.
— Игорь…
— Нет, подожди, — он поставил чашку. — Дай договорить. Я знаю, мы с ней часто перегибали палку. Этот договор — последняя капля. Но она… она правда хочет всё исправить.
Мария присела на табуретку, обхватив себя руками: — И как она хочет это сделать?
— Для начала приглашает нас на дачу. В эти выходные. Сказала, что больше не будет лезть в наши дела. И что… — он улыбнулся, — что ты можешь переставить там мебель как захочешь.
— Мебель? — Мария недоверчиво подняла брови.
— Ну да. Ты же знаешь, как она трясётся над папиным креслом и этими часами с кукушкой. А тут сама предложила.
Они помолчали. За окном снова начался дождь, но теперь его шум казался уютным, почти домашним.
— Я не прошу тебя сразу всё забыть, — тихо сказал Игорь. — Просто… давай попробуем? Я обещаю, что больше никаких секретов. Никаких договоров за твоей спиной. И если мама начнёт…
— То что? — она впервые за весь разговор улыбнулась.
— То мы вместе с этим разберёмся, — он протянул ей руку. — Ты и я. Как команда.
Мария посмотрела на его ладонь — знакомую, родную, с маленьким шрамом на указательном пальце. Сколько раз эта рука защищала её, поддерживала, вытирала слёзы?
— Как команда, — повторила она, переплетая свои пальцы с его. — Но твоей маме придётся научиться стучать, прежде чем входить в нашу спальню.
Игорь рассмеялся — впервые за эти два дня: — По рукам. И знаешь что? Она согласилась перенести своё любимое кресло-качалку из гостиной на веранду.
— Да ладно! — Мария картинно округлила глаза. — То самое, которое «досталось от моей бабушки и должно стоять только здесь»?
— Оно самое, — он притянул её к себе. — Говорит, там ей будет удобнее… вязать пинетки.
— Пинетки? — Мария замерла.
— Ну да. Говорит, надо же когда-то начинать. А то, может, через год-другой…
Она не дала ему договорить, уткнувшись лицом в его плечо. В носу щипало, но это были уже совсем другие слёзы.
Где-то в прихожей тикали часы — совсем как те, с кукушкой, на маминой даче. Может быть, подумала Мария, иногда нужно просто дать друг другу время. Время понять, время простить, время научиться жить вместе — не только вдвоём, но и втроём. И, как знать, может быть, скоро их станет больше.
