Ключ вошел в замок мягко, как по маслу. Новый, блестящий ключ. Галина Сергеевна усмехнулась — старый замок не пережил ее отсутствия. Впрочем, теперь и он был чужим.
Она толкнула дверь.
Первое, что ударило в нос — запах. Не ее запах. Не сухие травы, которые она держала в прихожей, не аромат старых книг и легкая ваниль из кухни.
Пахло стойким химическим освежителем «Морской бриз», дешевым табаком и чем-то еще… чужим, затхлым, жилым.
В коридоре, на месте ее старой, гнутой венской вешалки, которую она реставрировала вместе с мужем, стояла уродливая конструкция из светлого ДСП.
На полу — чужие кроссовки. Мужские, огромного 43-го размера, грязные, и женские, с дурацкими розовыми помпонами.
Сердце не ухнуло. Оно просто остановилось на миг, а потом пошло ровно, но как-то очень тяжело, будто перекачивало не кровь, а свинец.
Из кухни — ее кухни! — доносились голоса. Мужской и женский. Громкий смех. Звяканье посуды.
Галина Сергеевна, не снимая пальто и не выпуская ручки маленького чемоданчика, прошла по коридору. Колесики противно загрохотали по паркету.
Музыка и смех на кухне резко оборвались.
На кухне сидели они. Молодые. Лет тридцати.
Девушка с ярко-крашеными волосами и парень в растянутой майке. Они ели жареную картошку прямо со сковороды. Пили… что-то из ее чашек. Тех, что подарил ей покойный муж.
Они уставились на нее. Сначала с недоумением, потом с испугом.
— Вы к кому? — спросила девушка, ставя чашку на стол.
Галину Сергеевну качнуло. В ее собственной квартире, в ее кухне, где она знала каждую трещинку на плитке, ее спрашивали: «Вы к кому?».
— Я здесь живу, — тихо, но отчетливо сказала она.
Парень с девушкой переглянулись. Парень медленно встал.
— Как… живете? — он вытер руки о майку. — Нам риелтор сказал, что хозяйка… ну… в санатории. Надолго. Минимум на полгода, а то и год.
— Нас Олег и Света заселили, — торопливо добавила девушка. — Сказали, вы до конца месяца точно… Ой.
Олег и Света.
Сын и невестка.
Подарок. Путевка на 70-летие. Шикарный санаторий в сосновом бору. «Мама, ты должна отдохнуть! Ты заслужила!»
Это был не подарок. Это была ссылка.
Галина Сергеевна присела на свой чемоданчик прямо в коридоре. Молодые люди — Маша и Вадим, как выяснилось, — виновато топтались рядом.
— Мы не знали, Галина Сергеевна… Честное слово. Нам договор показали. Олег… ну, ваш сын… сказал, вы сами попросили.
Она достала телефон. Руки не дрожали. Она была Stoic, как называл ее муж. Она держала на себе этот мир, и он не должен был видеть, как ей тяжело.
Гудки.
— Мама? Ты почему звонишь? — голос Олега был бодрым, но с ноткой… чего-то фальшивого. — У тебя процедуры же? Как отдых?
— Олег, — она говорила очень спокойно, — почему в моей квартире чужие люди?
Пауза на том конце. Слишком долгая. Густая.
А потом — поток слов. Быстрых, оправдывающихся.
— Мам! Ну ты чего? Ты же… ты вернулась раньше! Мы не ожидали!
— Раньше? Путевка была на три недели. Я вернулась день в день.
— Ой… — он явно сбился с заготовленной речи. — Мам, ну мы же как лучше хотели!
В трубке закряхтела Света, невестка. Отобрала телефон.
— Галина Сергеевна, ну что вы начинаете? Мы же о вас заботимся! Квартира огромная, вы одна. Коммуналка бешеных денег стоит! А так — молодая семья, приличные, заплатят. Вам же добавка к пенсии!
— Вы сдали мою квартиру.
— Ну не навсегда же! Подумаешь! Мы же договорились, вы после санатория к нам! С внуками, вы же так хотели! А квартира бы поработала!
Ложь. Густая, липкая. Она хотела видеть внуков, а не ютиться в их проходной гостиной, пока они тратят ее деньги.
— Мы вам путевку подарили! — взвизгнула Света. — На юбилей! Шикарную! А у нас ипотека, Егорке в школу скоро, форма одна — десять тысяч!
Они не просто сдали квартиру. Они продали ее по частям, вместе с ней.
— Света, я еду к вам.
— Ой, мама, а у нас… у нас Ванечка болеет. Ветрянка! Сильный карантин! Вам нельзя, вы же после санатория, иммунитет слабый…
Они заблокировали ее. Со всех сторон.
Галина Сергеевна нажала «отбой».
Маша и Вадим смотрели на нее с жалостью.
— Они нам договор показали… — тихо сказал Вадим. — И мы… мы за полгода вперед заплатили. У нас больше нет денег. Мы из другого города.
— Цена… — Маша покраснела. — Цена была очень низкая. Намного ниже рынка. Мы, наверное, должны были догадаться…
Ловушка захлопнулась.
Галина Сергеевна медленно поднялась.
— Вы не виноваты. — сказала она этим детям. — Живите.
— А вы куда? — ахнула Маша.
— К сестре.
— Что?! — Зинаида Сергеевна, младшая сестра, всплеснула руками. — Они… твою квартиру?! Олег?! Твой обожаемый Олежка?!
— Зина, не кричи. Давление.
— Да какое давление! Я им сейчас… я этой Свете все космы повыдираю! Галя, как ты могла уйти? Это твой дом!
— Там чужие люди, Зина. Которые заплатили деньги. Моему сыну.
Галина Сергеевна села на старый диван сестры. Шок отступал.
На его место приходило что-то другое. Не злость. Не обида.
Холодная, звенящая ясность.
Они решили, что я уже не живу, а доживаю.
Они решили, что мое 70-летие — это не праздник, а повод списать меня со счетов. Отправить в утиль.
Зазвонил телефон Зинаиды. Сестра посмотрела на экран.
— Варька. Двоюродная. Что ей…
Она включила громкость.
— Зин, привет! Слушай, я Гальке звоню, а она недоступна. Хотела поздравить! А я тут с Олегом ее говорила, представляешь…
Голос у Вари был восторженный.
— …он сказал, Галя-то к ним переехала! Окончательно! Помогать с внуками. А квартиру свою решила молодым сдать! Какая же она молодец, а! Какая мудрая женщина!
Зинаида открыла рот, но Галина Сергеевна жестом ее остановила.
Они уже подготовили общественное мнение. «Прагматики». Это не они ее выгнали. Это она сама решила. Мудрая женщина.
Галина Сергеевна взяла трубку у сестры.
— Варя, — ее голос был спокоен и тверд, как никогда. — Передай всем, кто будет спрашивать. Меня. Выгнали. Из. Дома.
На том конце повисло ошеломленное молчание. Галина Сергеевна нажала «отбой».
Зинаида смотрела на сестру во все глаза.
— Галя… что ты будешь делать?
— Завтра, — Галина Сергеевна посмотрела в окно, на чужой, но пока безопасный двор. — Завтра я иду к юристу.
Юрист, Вероника Игоревна, была женщиной молодой, но с очень внимательными и цепкими глазами. Никакой фальшивой жалости. Только факты.
Она просмотрела документы на квартиру, которые Галина Сергеевна всегда носила с собой в отдельной папке.
— Квартира полностью ваша. Приватизирована на вас и покойного мужа, вы вступили в наследство. Сын там даже не прописан.
— Да, мы его сразу к нему в кооперативную прописали, как только он женился.
— Отлично. — Вероника Игоревна откинулась на стуле. — Это упрощает дело.
— То есть, их можно выселить? — с надеждой подала голос Зинаида, увязавшаяся с сестрой.
— Можно. — кивнула юрист. — Договор, который Олег подписал с этими… Машей и Вадимом… филькина грамота. Он не собственник и не имел права ничего сдавать.
— Так в чем проблема? Идем в полицию! — Зинаида даже привстала.
— Проблема, — Вероника Игоревна посмотрела прямо на Галину Сергеевну, — в том, что это сделал ваш сын.
Галина Сергеевна молчала.
— Мы можем подать иск о незаконном проникновении и выселении. Но ответчиком будет ваш сын. Олег. Мы можем завести дело о мошенничестве. Обвиняемым будет ваш сын. Вы готовы, Галина Сергеевна, тащить родного сына в суд?
Зинаида ахнула и села.
Вот он, узел. Вот та петля, которую Света с Олегом так аккуратно затянули.
Они знали, что она не пойдет. Stoic. Мать. Она не будет публично топить собственного ребенка. Позор на всю семью.
Они рассчитывали, что она поплачет у сестры, а потом смирится и придет к ним. В гостиную. На диванчик. Нянчить внуков и ждать, пока «квартиранты» съедут. Если съедут.
— Они на это и рассчитывали, — глухо сказала Галина Сергеевна.
— Разумеется, — подтвердила Вероника Игоревна. — Классическая манипуляция. Они поставили вас в положение, где любое ваше законное действие выглядит как предательство «семейных ценностей».
— И что делать? — Зинаида смотрела то на сестру, то на юриста.
— Формально? Выселять через суд. Это долго, грязно, шумно. И да, вся родня будет полоскать ваше белье. — Юрист сложила руки. — Неформально?
Она помедлила.
— Неформально — вы должны сделать то, чего они от вас не ждут. Они ждут, что вы будете действовать как «мать». Эмоционально. Обиженно. Слабо. А вы должны действовать… как собственник.
Телефон начал разрываться к вечеру. «Бомба» сработала.
Звонил двоюродный брат Валера.
— Галя! Ты что творишь? Ты сдурела на старости лет? Звонила Варя, говорит, ты… ты Олега обвиняешь!
— Я сказала правду, Валера.
— Какая правда?! Ну, сдали квартиру! Подумаешь! Молодым деньги нужны! Ипотека эта… А ты одна в трешке! Могла бы и подвинуться! Ты же мать, в конце концов!
Она молча нажала «отбой».
Звонила троюродная тетка из Рязани.
— Галочка, деточка, что у вас там стряслось? Светочка звонила, рыдает в трубку. Говорит, вы ее прокляли!
— Я никого не проклинала.
— Ну как же… Она говорит, вы на них порчу навести хотите, к юристам пошли! Галя, одумайся! Это же твой единственный сын! Кровь родная! Он же тебе внуков подарил!
Они все, как один, давили на ее самую главную роль — «Мать».
Стоик должен терпеть. Мать должна прощать.
Узел затягивался. Они выставили ее не жертвой, а агрессором. Старой, выжившей из ума эгоисткой, которая не хочет помочь родным детям.
И тут раздался звонок, которого она ждала. Света.
— Галина Сергеевна! — голос невестки звенел от плохо скрываемой ярости. Никакой ветрянки и болезней. — Вы что устроили?! Нам уже все оборвали телефоны! Вы нас опозорили!
— Света, я просто хочу вернуться в свой дом.
— Свой дом?! А мы не чужие вам! Мы вам путевку эту… мы последние деньги отдали! Мы о вас заботимся! Хотели, чтобы вы с внуками пожили, под присмотром, а не кисли там одна!
— Под присмотром? — Галина Сергеевна почувствовала, как что-то внутри нее твердеет, превращаясь в сталь. — В гостиной? Чтобы я вам готовила, стирала и сидела с Егором, пока вы тратите деньги с моей квартиры?
На том конце повисло молчание. А потом Света выдохнула.
— Да! А что такого?! Вам жалко, что ли? Мы — ваша семья! Вы должны нам помогать! А вы… Знал бы Олег, какая вы на самом деле мать, он бы… он бы…
И это была та самая «последняя капля».
Они посягнули не на вещи. Не на квартиру. Они посягнули на ее суть. Они обесценили всю ее жизнь, всю ее любовь, все ее жертвы. Они переписали ее историю, выставив ее плохой матерью.
Галина Сергеевна спокойно прервала звонок.
Она посмотрела на Зинаиду, которая глотала валидол.
— Зина. Они правы.
— Галя?! — сестра поперхнулась таблеткой. — Ты в своем уме? Они же…
— Я — мать, — твердо сказала Галина Сергеевна. — И моя главная материнская обязанность, которую я, видимо, упустила, — научить сына, что за такие поступки бывает очень больно.
— Ты… ты подаешь в суд?
— Суд — это долго. И грязно. Как сказала Вероника Игоревна, я должна поступить как собственник. Прагматично.
Она взяла телефон. Ее руки больше не дрожали.
Она набрала номер. Не Олега. Не Светы.
— Маша? Девочка… здравствуйте. Это Галина Сергеевна. У меня к вам один вопрос. Копия договора, который вы с Олегом подписали, у вас на руках?
— Да… а что? — испуганно пискнула девушка.
— Отлично. Мне нужно, чтобы вы прислали мне его фото. Прямо сейчас. И еще… скажите, вы платили наличными?
— Да… он сказал, только наличными…
— Прекрасно. — Галина Сергеевна посмотрела в окно. Узел не развязался. Он был затянут так туго, что оставался только один выход.
Разрубить его.
На следующее утро Галина Сергеевна снова сидела у Вероники Игоревны. Зинаида осталась дома, у нее подскочило давление от волнения.
Галина Сергеевна была спокойна.
Она положила на стол свой телефон с фотографией договора.
— Они получили наличными за полгода вперед. Без расписок, конечно.
Вероника Игоревна надела очки и внимательно изучила снимок. Потом она улыбнулась.
Это была очень хищная и очень профессиональная улыбка.
— Ну, что я вам скажу. Ваш сын и невестка — «Прагматики», как вы и говорили. Но прагматики очень недальновидные.
— Что вы имеете в виду?
— Они не просто обманули вас. Они обманули государство. — Юрист сняла очки. — Незаконная сдача жилья в аренду — это получение неучтенного дохода. С которого, разумеется, не уплачен налог.
Галина Сергеевна медленно выдохнула. Она поняла.
— Вы хотите…
— Я хочу, чтобы вы победили, — быстро сказала Вероника Игоревна. — Есть такая замечательная организация, как Федеральная налоговая служба. Они не любят, когда их обманывают. Совсем.
Она развернула к Галине Сергеевне монитор.
— Смотрите. Я, как ваш официальный представитель, прямо сейчас готовлю обращение. О том, что по вашему адресу незаконно проживают люди, а ваш сын, Олег, получил за это неучтенный доход.
Я приложу вот этот договор, где стоит его подпись. Я приложу показания свидетелей — то есть, жильцов, — которые подтвердят факт передачи денег.
— Но они же… они же тоже пострадавшие! — Галина Сергеевна вдруг почувствовала укол жалости к Маше и Вадиму.
— Именно! — Вероника Игоревна блеснула глазами. — И поэтому они — наши главные союзники. Они с радостью дадут показания в обмен на то, что их не тронут.
План был дьявольски прост. И абсолютно законен.
Он не требовал от Галины Сергеевны подавать в суд на сына.
Он превращал Олега и Свету из «заботливых детей» в мелких мошенников в глазах закона.
— Что будет, если… это отправить? — спросила Галина Сергеевна.
— Штрафы. Крупные. Доначисление налогов, плюс пени, плюс сам штраф. Им придется продать что-нибудь ненужное, чтобы расплатиться. Например, ту самую машину, на которую они, по словам Светы, копили. Плюс это пятно на репутации. Света работает в банке, кажется? Они не любят таких историй.
Юрист помолчала.
— Они ведь рассчитывали на вашу материнскую любовь. На то, что вы не вынесете сор из избы. А мы и не будем. Мы просто сообщим куда следует, что в вашей квартире происходит что-то… незаконное.
Галина Сергеевна долго смотрела на свои руки, лежащие на коленях. Stoic. Она держала небо. А сейчас нужно было просто стряхнуть с плеч то, что небом не являлось.
— Вероника Игоревна, — медленно сказала Галина Сергеевна. — Распечатайте мне, пожалуйста, этот документ. Но пока не отправляйте.
Юрист удивленно подняла бровь.
— Я хочу, чтобы мой сын увидел, что я держу в руках.
Зинаида ахнула, когда Галина Сергеевна вернулась с официальным бланком в руках.
— Галя, ты…
— Позвони ему, Зина. Скажи, чтобы приехал. Немедленно. По вопросу жизни и смерти.
Олег примчался через час. Злой, раздраженный. Он думал, что тетка зовет его «мириться».
Он вошел в комнату, не поздоровавшись.
— Ну, что еще?
Галина Сергеевна молча протянула ему бумаги.
Он начал читать. Сначала с ухмылкой. Потом ухмылка сползла.
Он дошел до подписи Вероники Игоревны, до списка приложений — «Копия договора», «Показания свидетелей».
Лицо Олега стало сначала красным, а потом белым, как стена.
— Ты… ты… — он задыхался. — В налоговую?! На родного сына?!
— Я? — спокойно спросила Галина Сергеевна. — Это сделала не я. Это сделал ты, Олег. В тот момент, когда подписал этот договор.
— Мама!!! Ты что наделала?! Ты… ты… Свету с работы уволят! Меня…
— Еще нет, — остановила его Галина Сергеевна. — Этот документ еще не отправлен.
Олег непонимающе уставился на нее.
— Он лежит здесь. И у меня на столе лежит телефон. Я звоню Веронике Игоревне, и она нажимает «отправить». Или нет.
— Что… что ты хочешь? — прошептал он.
— Я хочу вернуться домой.
— Но у нас нет этих денег! Мы… мы их уже… на ипотеку…
— Это твои проблемы, Олег. Ты же «прагматик». — Она посмотрела на него в упор. — У тебя есть два дня. 48 часов. Чтобы в моей квартире не было чужих людей. Чтобы деньги, которые ты у них взял, были у меня — я верну их этим несчастным детям. И чтобы моя вешалка стояла на месте.
— Но где я их возьму?!
— Кредит. Продай машину. Попроси у Светы. Мне все равно. — Она взяла бумаги в руки. — 48 часов, Олег. Или твой «прагматичный» мир рухнет.
Он смотрел на нее. Не как на мать. А как на… чужого, страшного человека.
— Ты… — он не мог подобрать слов.
— Иди, — сказала она.
В комнате было очень… гулко. Зинаида смотрела на нее с ужасом и восхищением.
— Галька… он же… он же не простит…
— Это я его не прощу, Зина. — сказала Галина Сергеевна. — Не в этот раз.
Ровно через сорок восемь часов Олег стоял на пороге квартиры Зинаиды.
Он был серый. Не злой, не испуганный, а именно серый, опустошенный.
Он не смотрел ей в глаза.
— Вот, — он протянул ей толстый конверт. — Тут… тут вся сумма.
Галина Сергеевна взяла конверт. Не пересчитывала.
— Света… Света взяла срочный кредит. Под бешеный процент. — Его голос был глухим. — Нам теперь год…
Он не договорил. Ему было нечем дышать.
— Вы съехали?
— Да. Маша с Вадимом тоже. Вот, — он бросил на тумбочку ее ключи.
Они посмотрели друг на друга. Сын и мать. Два чужих человека.
В его глазах не было раскаяния. Только обида. Он до сих… D. Я не Олег. Приезжайте и заберите свое.
Через неделю позвонила двоюродная Варя.
— Галя! Что это такое?! Олег… он продает машину! Света работает на двух работах, черная вся! Они в долгах! Как ты могла?!
Голос Вари уже не был восторженным. Он был осуждающим.
Вся родня гудела. Все обсуждали не поступок детей, а жестокость матери.
— Варя, — Галина Сергеевна поливала свой фикус, который, к счастью, выжил. — Ты звонишь мне по моему домашнему телефону. В мою квартиру.
Она сделала паузу.
— Этим все сказано.
Она повесила трубку.
Вечером пришло сообщение от Олега. Три слова: «Я тебя ненавижу».
Галина Сергеевна посмотрела на буквы. Удалила сообщение.
Потом она взяла телефон и набрала номер.
— Алло, здравствуйте. Я бы хотела заказать услугу… Да. Мне нужно поменять все замки в квартире.
Прошла зима. Скрипучая, морозная, одинокая.
Галина Сергеевна привыкла к новым замкам. Они закрывались туже, чем старые, с основательным, тяжелым щелчком.
Ей больше не звонила родня. Ни Варя, ни Валера, ни тетка из Рязани.
Она стала в семье «той, с кем лучше не связываться».
Некоторые, как потом рассказывала Зинаида, шептались, что она «тронулась» после санатория.
Другие — что она всегда была «с червоточиной», просто муж ее сдерживал.
Третьи — самые «прагматичные» — боялись. Боялись налоговой, юристов и тихой, спокойной ярости, которая оказалась страшнее любого скандала.
Ей было все равно. Она отсекла эту часть жизни. Stoic больше не держал чужое небо. Только свое.
Она стала ходить в бассейн. Не для «здоровья» или «новой жизни», а просто потому, что ей нравилась вода.
Она виделась с Машей и Вадимом. Они вернули ей деньги, которые она им отдала. Частями. Им было совестно.
Галина Сергеевна взяла. Не из жадности, а чтобы закрыть этот гештальт.
Они сняли комнату. Вадим нашел подработку. Они выглядели уставшими, но держались.
— Вы нас… вы нас тоже простите, — сказала Маша на прощание.
— Мне не за что вас прощать, — ответила Галина Сергеевна.
С сыном она не виделась с того самого дня. Он не звонил. Не писал.
Зинаида, которая поначалу боялась даже заговаривать о нем, как-то проговорилась.
— Машину они продали. Кредит гасят. Света злая, как собака. А Олег… пьет, Галь.
Галина Сергеевна никак не отреагировала.
— Говорит, что ты ему жизнь сломала. Что он… он же не чужой тебе, а ты с ним — как с врагом.
— Он и поступил, как враг, Зина.
— Он твой сын!
— А я его мать. — Галина Сергеевна отставила чашку. — Я дала ему жизнь. Я не обязана давать ему свою.
Это было новое для нее понимание. Страшное. И очень твердое.
А потом раздался звонок. На домашний.
Она сняла трубку.
— Галина… Сергеевна?
Голос Светы. Осунувшийся. Без металла. Только усталость и какой-то страх.
Галина Сергеевна молчала.
— Я… Егорка по вам скучает. Все время спрашивает, где бабушка Галя.
Это была последняя, самая слабая попытка манипуляции. Давить на «бабушку», раз уж «мать» не сработала.
— И… Ванечка… он ходить начал. Сам.
Сердце — не камень, оно все-таки дрогнуло.
— Я знаю, что мы… что Олег… Он дурак, Галина Сергеевна. И я дура. Мы думали…
— О чем вы думали, Света?
— Что вам… что вам все равно уже. — честно выдохнула невестка. — Что вам главное — внуки. А квартира… ну, стоит и стоит. Мы не со зла. Мы… от жадности.
Это было почти раскаяние.
— Нам плохо, Галина Сергеевна. Олег… он потерян. Он вас… он вас боится.
— Это хорошо, — тихо сказала Галина Сергеевна. — Значит, что-то понял.
В трубке всхлипнули.
— Можно… можно мы придем? С внуками? Егорка правда…
— Вы можете привезти внуков, Света. — Перебила ее Галина Сергеевна. — В субботу. К двенадцати. Я сварю им суп.
— А… Олег?
— А Олег, — сказала Галина Сергеевна, — еще не заслужил мой суп.
Она повесила трубку.
В субботу в двенадцать раздался звонок в дверь. Новые замки открылись.
На пороге стояла Света, серая, с темными кругами под глазами. И двое мальчишек.
Егор, старший, смотрел исподлобья, не понимая, что происходит. А младший, Ваня, держался за мамину руку.
Галина Сергеевна опустилась на колени.
— Привет, — сказала она Егору.
Мальчик молчал.
— Иди ко мне, Ванечка.
Малыш сделал шаг, потом еще один. И обнял ее за шею.
Галина Сергеевна уткнулась носом в его макушку. Пахло молоком и детством.
Она подняла глаза на невестку, которая стояла в дверях, боясь войти.
— Света. Зайдете? Или так и будете стоять?
Света шагнула в прихожую. Туда, где снова пахло сухими травами и ванилью.
