Виктор Семёнович привычно открыл дверь ключом и замер на пороге. Квартира встретила его непривычной тишиной — не слышно было ни звона посуды, ни аромата готовящегося ужина. Обычно в это время Лида уже хлопотала на кухне, что-то варила, жарила, пекла. Их дом всегда был полон запахов свежей выпечки и домашних блюд.
— Лида? — окликнул он жену, снимая пальто.
— Здесь я, — донёсся из кухни спокойный голос.
Виктор прошёл на кухню и увидел жену, сидящую за столом с чашкой чая. Никаких признаков готовки.
— А ужин? — удивлённо спросил он.
— Какой ужин? — равнодушно отозвалась Лида, не поднимая глаз от чашки.
— Как какой? Обычный. Я же с работы пришёл, проголодался. Ты что, заболела?
Лида наконец подняла на него взгляд. В её глазах было что-то новое, чего Виктор раньше не замечал.
— Нет, не заболела. Просто больше не готовлю.
— Это как? — растерянно спросил муж, присаживаясь напротив. — Ты же всегда готовишь. Твои котлетки, борщ, пирожки с капустой…
— Всё, Витя. Закончилось.
Виктор не понимал, что происходит. Ещё вчера всё было как обычно. Лида встретила его с работы горячим ужином, рассказала о своих делах, они посмотрели телевизор. Правда, она была какая-то задумчивая, но он не придал этому значения.
А началось всё две недели назад, когда Лида пришла домой с работы сияющая от радости.
— Витя, представляешь, мне премию дали! — воскликнула она, размахивая конвертом. — Большую! За проект, который я полгода делала.
— Сколько? — заинтересовался Виктор.
— Сто тысяч! Представляешь? Целых сто тысяч!
Виктор присвистнул. Действительно, сумма внушительная. Его зарплата инженера была скромной, Лидина тоже не блистала, а тут такая удача.
— Знаешь что, — продолжала жена, — давай съездим куда-нибудь отдохнуть. На неделю, может, на десять дней. Давно мы никуда не выбирались.
— Подожди, — остановил её Виктор. — Не стоит торопиться. Такая приличная сумма — надо подумать, куда её потратить с умом.
— Да что тут думать? Мы же так устали оба. Работаем, работаем, а когда последний раз отдыхали нормально?
— Лида, будь разумной. Деньги есть деньги. Их нужно тратить с головой.
И он действительно думал. Целую неделю размышлял, прикидывал, советовался с самим собой. А потом вспомнил — у матери же скоро юбилей. Семьдесят лет. Солидная дата. И вопрос с подарком всегда стоял остро. Мать, Раиса Петровна, была женщиной требовательной и не скрывала своих ожиданий.
— Витенька, — часто говорила она, — я же не вечная. Хочется, чтобы сын не забывал о матери, пока она жива. Чтобы радовал хоть иногда.
И Виктор радовал. Покупал дорогие подарки, делал ремонт в её квартире, оплачивал дачу, которую она «для здоровья» захотела. Лида никогда не возражала, хотя иногда он замечал, как она сжимает губы, когда он сообщал о новых тратах на мать.
— Послушай, — сказал он жене за завтраком, — а ведь у мамы скоро юбилей.
— Да, знаю.
— Надо подарок подумать. Серьёзный подарок.
— Есть идеи?
— Да. И знаешь, что я придумал? Давай купим ей золотые часы. С бриллиантами. Красивые, солидные. Она же всегда о таких мечтала.
— На какие деньги?
— А вот на твою премию. Классно ведь придумал? Сразу два зайца — и подарок выбран, который всегда головная боль, и мы ещё сэкономили, потому что это подарок от нас двоих.
Лида молчала, помешивая ложечкой чай.
— Это же гениально! — продолжал вдохновляться Виктор. — Мама будет в восторге. Она всегда говорит, что хочет что-то такое, что можно передать потом внукам. Семейная реликвия, так сказать.
— Внукам, — повторила Лида.
— Ну да. Когда у нас дети будут. Представляешь, как она обрадуется? Скажет: «Вот это подарок так подарок! Вот это сын у меня!»
— На мою премию подарок матери купить? — вдруг спросила Лида, и в её голосе прозвучало что-то такое, что заставило Виктора насторожиться.
— Ну… да. А что?
— Вот у неё дома теперь и столуйся, никаких тебе разносолов, — не выдержала жена.
Виктор опешил. Он ждал благодарности, восхищения его находчивостью, а получил… что?
— Лида, ты шутишь?
— Нет, Витя. Я абсолютно серьёзна.
— Но почему? Это же подарок от нас двоих! Мама подумает, что ты тоже участвовала…
— Я и участвовала. Всей своей премией участвовала. А ты участвовал чем?
— Как чем? Идеей! Я же додумался!
— Додумался потратить мои деньги на свою маму. Очень умно.
— Но она же и твоя мама теперь! Мы же семья!
— Семья, — согласилась Лида. — Только в этой семье почему-то мои деньги всегда идут на твою маму, а мои мечты никого не интересуют.
— При чём тут мечты? Мы же не в сказке живём!
— Нет, не в сказке. В реальности, где я двадцать лет готовлю тебе твои любимые разносолы, а ты мою премию на мамины часы решил потратить.
— Лида, ну что ты как маленькая! Подарок — это инвестиция в хорошие отношения. Мама довольна — нам спокойнее.
— Знаешь что, Витя? Я тоже хочу спокойствия. Поэтому больше не готовлю.
— Как это не готовишь?
— А вот так. Руки устали, спина болит, вдохновение пропало. Ты же сам сказал — не в сказке живём.
И она действительно перестала готовить. Виктор сначала думал, что это каприз, что она передумает через день-два. Но проходили дни, а Лида оставалась непреклонной.
— Может, хоть что-то простое? — умолял он. — Ну не могу я каждый день в кафе есть или бутерброды жевать.
— А я не могу каждый день у плиты стоять, зная, что мои деньги ушли на твою маму.
— Но часы я уже купил!
— Вот и хорошо. Теперь у твоей мамы будут прекрасные часы, а у меня свободное время.
— Лида, будь разумной. Ты же любишь готовить!
— Любила. Когда это было для семьи, для нас двоих. А когда моя премия уходит на подарки твоей маме, то как-то расхотелось.
— Хорошо, — сдался Виктор. — Давай договоримся. Я выберу что-то другое.
— Не надо. Поздно уже.
— Почему поздно?
— Потому что я поняла: ты всегда будешь ставить маму выше меня. Всегда её интересы будут важнее моих. И я устала с этим мириться.
— Это же моя мама! Она меня родила, вырастила!
— А я что, чужая? Я двадцать лет рядом с тобой, стираю, готовлю, утешаю, когда у тебя проблемы. А как дело доходит до денег или важных решений, то мнение важно только мамино.
— Лида, ты преувеличиваешь.
— Да? А кто решал, какую машину покупать? Мама. Кто выбирал, в какой район переехать? Мама. А чьи деньги шли на её дачу? Мои. А чьи — на ремонт её квартиры? Опять мои. А теперь и премию мою пустили на её подарок.
— Но я же не один решал! Я с тобой советовался!
— Советовался? Ты мне сообщал уже принятые решения. Это разные вещи.
Виктор молчал. Он понимал, что жена в чём-то права, но не мог согласиться с тем, что забота о матери — это плохо.
— Знаешь что, — сказал он наконец, — если ты не хочешь готовить, то не готовь. Я как-нибудь справлюсь.
— Справляйся.
— Но это же глупо! Мы же семья!
— Семья, в которой мать мужа важнее жены. Да, знаю такие семьи.
— Лида, ну что ты говоришь! Ты же знаешь, что я тебя люблю!
— Знаю. Но знаю и то, что любишь ты маму больше.
— Это разная любовь!
— Да, разная. К маме — жертвенная, готовая на всё. Ко мне — потребительская, привыкшая только брать.
— Как это только брать? Я же работаю, деньги домой приношу!
— Приносишь. А потом эти деньги тратишь на мамины нужды. Вместе с моими.
— Хорошо, — сказал Виктор. — Предположим, ты права. Что ты предлагаешь?
— Ничего не предлагаю. Просто больше не готовлю.
— И это всё?
— Пока всё.
— А если я… если я больше не буду тратить твои деньги на маму?
— Посмотрим. Но готовить я всё равно не буду.
— Почему?
— Потому что устала. Устала готовить для человека, который меня не ценит.
— Да я же тебя ценю!
— Ценишь? Тогда почему мою премию потратил без разговора?
— Я думал, ты не возражаешь…
— Ты думал, что я, как обычно, промолчу. Но я не промолчала.
— И что теперь?
— А теперь учись готовить сам. Или проси маму, раз она такая важная.
— Лида, ты же понимаешь, что это глупо?
— Глупо было молчать двадцать лет. Теперь буду говорить.
— Говори. Но зачем же так кардинально?
— Потому что по-другому ты не поймёшь. Ты привык, что я всё терплю, всё прощаю, всё понимаю. А теперь не буду.
— Но мы же можем договориться!
— Договориться? Ты серьёзно? Двадцать лет я пыталась договориться. Мягко намекала, что не очень приятно, когда мои деньги уходят на твою маму. Что хотелось бы иногда потратить на себя, на нас. Но ты ничего не слышал.
— Слышал, но…
— Но мамины интересы всегда были важнее. Ну вот теперь и живи с этим.
— Лида, ну нельзя же так!
— Можно. И я буду. Хочешь есть — готовь сам. Хочешь маму радовать — трать свои деньги.
— А если я верну премию?
— Куда вернёшь? Ювелирку обратно не принимают.
— Ну… символически верну. Отдам тебе из зарплаты.
— Не нужно. Оставь себе. Потратишь на маму.
— Лида, будь разумной!
— Я как раз разумна. Просто поздно спохватилась.
— Хорошо, — сдался Виктор. — Не готовь. Но хотя бы объясни, что мне делать.
— Чего объяснять? Живи как знаешь. Только без моего участия.
— То есть как?
— Очень просто. Я больше не твоя прислуга. Я просто жена. Которая имеет право на своё мнение и свои деньги.
— Но я же не считал тебя прислугой!
— Да? А кто стирал твои рубашки? Кто готовил твои любимые блюда? Кто убирал квартиру? Кто покупал продукты?
— Ты, но…
— Я. А кто решал, куда тратить общие деньги? Кто выбирал, что покупать? Кто определял, что важно, а что нет?
— Я, но я же советовался…
— Ты сообщал. Это разные вещи.
— Лида, ну что ты хочешь от меня?
— Ничего. Просто хочу, чтобы ты понял: я не вещь, которая должна молчать и терпеть. Я человек со своими желаниями и мечтами.
— Я и так это понимаю!
— Нет, не понимаешь. Если бы понимал, то не потратил бы мою премию на мамины часы.
— Но это же разумно было!
— Для кого разумно? Для тебя и мамы. А для меня — издевательство.
— Как издевательство?
— Я полгода работала над проектом. Не спала ночами, нервничала, переживала. А потом получила премию и обрадовалась, что наконец-то мы сможем отдохнуть. А ты эти деньги маме на подарок потратил.
— Но это же хороший подарок! Мама довольна!
— Мама довольна, а я нет. И это тебя не беспокоит.
— Беспокоит, но…
— Но мама важнее.
— Не важнее, просто…
— Важнее, Витя. Всегда важнее. И я устала с этим мириться.
— Лида, ну что мне делать?
— Ничего. Просто живи как жил. Только без моих разносолов.
— Но я же привык!
— Отвыкай.
— А если я исправлюсь?
— Посмотрим. Но готовить я всё равно не буду.
— Совсем?
— Совсем.
— Но это же… это же странно!
— Странно молчать двадцать лет. А говорить правду — нормально.
— Какую правду?
— Что я не твоя мама. Что я не обязана тебе угождать во всём. Что у меня тоже есть желания и мечты.
— Я же не против твоих желаний!
— Да? А почему тогда мою премию потратил?
— Потому что думал, что ты не возражаешь…
— Думал, что я, как обычно, промолчу. Но я не промолчала.
— И что теперь?
— А теперь подумай: что для тебя важнее — мама или жена? Потому что дальше так жить не получится.
— Лида, ну нельзя же ставить вопрос так кардинально!
— Можно. И я ставлю. Двадцать лет я была на втором месте. Теперь не буду.
— Но мама же старая, ей мало осталось…
— А мне много? Я тоже не вечная, Витя.
— Но с мамой всё по-другому…
— Да, по-другому. С мамой ты сын, который должен заботиться. А со мной ты муж, который может брать не отдавая.
— Как это не отдавая?
— А что ты мне отдаёшь? Кроме своего присутствия?
— Лида, ну что ты говоришь!
— Говорю правду. Ты привык только получать. Вкусную еду, чистую одежду, уют в доме. А когда дело доходит до моих потребностей, то они почему-то не важны.
— Важны, но…
— Но не настолько, чтобы потратить на них деньги. Лучше маме часы купить.
— Лида, ну прости! Я не хотел тебя обидеть!
— Не хотел, но обидел. И не впервые.
— Что мне делать?
— Учись жить по-новому. Без моих разносолов.
— А если я изменюсь?
— Посмотрим. Но прежней Лиды уже не будет.
— Какой прежней?
— Которая всё терпела и молчала. Которая ставила твои интересы выше своих. Которая думала, что это нормально.
— А что теперь будет?
— Теперь будет справедливость. Ты хочешь тратить деньги на маму — трать свои. Хочешь есть разносолы — готовь сам.
— Но я же не умею!
— Научишься. Или попроси маму, раз она такая важная.
— Лида, ну что ты!
— Что я? Говорю то, что думаю. Впервые за двадцать лет.
— И что, так и будем жить?
— Не знаю, как будем. Но по-старому точно не будем.
— А если я…
— Ничего не если. Решение принято.
— Но мы же семья!
— Семья, в которой один человек важнее другого — это не семья. Это что-то другое.
— Лида, ну дай мне шанс!
— Шанс? Двадцать лет шансов давала. Теперь хватит.
— Но я же люблю тебя!
— Знаю. Но любишь по-своему. Удобно для себя.
— А как надо?
— Как равную. Как человека, чьё мнение важно. Как жену, а не прислугу.
— Но я же не считаю тебя прислугой!
— Не считаешь, но относишься именно так.
— Лида, ну что мне делать?
— Думать. Двадцать лет я думала за нас двоих. Теперь твоя очередь.
И она встала из-за стола, оставив мужа одного на кухне. Виктор сидел и не понимал, что произошло. Как из-за каких-то часов всё так изменилось? Ведь он же хотел как лучше…
Но чем больше он думал, тем больше понимал: жена права. Он действительно привык считать, что она всё стерпит, всё поймёт, всё простит. А её мнение… а её мнение он как-то не очень учитывал.
И теперь придётся учиться жить по-новому. Без разносолов. Без привычного уюта. Без уверенности в том, что жена всегда будет рядом, что бы ни случилось.
Часы с бриллиантами для матери оказались слишком дорогими. Они стоили ему гораздо больше, чем сто тысяч рублей.
А может быть, и это к лучшему. Может быть, пора действительно что-то менять. Но как это сделать, Виктор пока не знал. Он знал только одно: разносолов больше не будет.
