На стол ставь икру, фуа-гра и омаров, дочь из Москвы приедет на Новый год – предупредила свекровь

— И представляешь, Галь, моя-то из Москвы звонит вчера, заявляет – еду на Новый год, — Раиса Степановна поправила повязку на голове и пододвинула соседке блюдце с пирожками. — Три года не была, а тут вдруг собралась.

— Ну так радоваться надо! — пожала плечами Галина Петровна. — Поди ж плохо че ль? Дочка домой едет!

— Да радоваться-то радуюсь… — Раиса Степановна замолчала, разглядывая узор на чашке. — Только знаешь, Галь, не та она стала. Совсем другой человек.

— Помню, как она уезжала, — продолжила Раиса Степановна. — Стоим на вокзале, она меня обнимает, а сама шепчет: «Мам, я всё равно часто приезжать буду. И на все праздники. И готовить будем вместе, как раньше». А теперь… Теперь только по телефону, да и то – пять минут, всё занята.

В доме у Раисы Степановны всё оставалось по-прежнему: старые фотографии на стенах, вязаные салфетки на комоде, запах свежей выпечки по утрам. Только в Машиной комнате теперь жила тишина – та самая, звенящая, от которой иногда по ночам щемит сердце.

— То да, в прошлый раз приезжала – не узнать девку, — вздохнула Галина Петровна. — Вся такая… московская.

— Вот-вот, — кивнула Раиса Степановна. — Шпильки эти, ногти накладные, брови нарисованные. А главное – разговаривать стала по-другому. Всё у неё теперь «комунити» какое-то, «нетворкинг» и эти…как их…»дедлайны» во! А помнишь, Галка, как она раньше на почте у меня подрабатывала? Такая весёлая была, простая…

За окном громко засмеялись дети – внуки Галины Петровны гоняли мяч. Раиса Степановна невольно улыбнулась, вспомнив, как маленькая Маша точно так же носилась по двору с соседскими ребятишками.

— Знаешь, что она мне в последний раз сказала? — Раиса Степановна отставила недопитый чай. — «Мама, ты совсем не развиваешься. Вот смотри – весь мир уже на органику перешёл, а ты всё со своим огородом возишься. И готовишь по старинке – майонез, жареное, солёное. Это уже не модно».

Галина Петровна только головой покачала:

— И это твоя Машка говорит? Та самая, что все соленья у тебя зимой подъедала?

— Та самая, — усмехнулась Раиса Степановна. — А теперь вот – «не модно». Я ей говорю – доченька, так ведь это же всё наше, домашнее. А она: «Именно, мам! Домашнее, деревенское. А сейчас люди по-другому живут».

В этот момент послышалось, как открылась калитка – пришла Татьяна, жена младшего сына Коли.

Молодая женщина зашла в дом, разулась и присела к столу, вытирая руки о фартук:

— Мам, ты представляешь, Машка звонила только что. Говорит, привезёт какие-то новые рецепты, научит нас «современной кухне».

Раиса Степановна только рукой махнула:

— Ой, Танюш, знаю я эту современную кухню. В прошлый раз привезла какие-то водоросли сушёные, заставила попробовать. Говорит – это полезно. Тьфу! На вкус – как будто тиной болотной закусываешь.

Все трое рассмеялись, вот только смех вышел невесёлый.

Каждая думала о своём: Татьяна – о том, как придётся выслушивать нотации золовки о «правильном питании», Галина Петровна – о том, как изменилась девочка, которую помнила с пелёнок, а Раиса Степановна – о том, что ждёт их на этот Новый год.

Декабрь в станице выдался снежный. За две недели до Нового года Раиса Степановна с головой ушла в приготовления. Весь дом наполнился запахами ванили, корицы и свежей выпечки. На веранде в больших бочках доходила квашеная капуста с клюквой – по особому рецепту, который когда-то записала ещё Машина бабушка.

— Мам, ты бы себя поберегла, — говорил Коля, забегая каждый вечер после работы. — Что ты с утра до ночи крутишься?

— А как же, сынок? Маша приезжает. Может, хоть в этот раз… — она не договаривала, но Коля понимал: мать всё ещё надеялась вернуть прежнюю дочь. Скучает.

Татьяна тоже помогала – пекла свои фирменные пряники с глазурью, которые раньше Маша могла есть десятками. В холодильнике дожидался своего часа гусь, откормленный специально к празднику. В погребе стояли банки с солёными грибами, маринованными помидорами и огурчиками.

— Может, зря мы так стараемся? — спросила как-то Татьяна, раскладывая по формам очередную порцию теста. — Помнишь, что в прошлый раз было?

Раиса Степановна помнила. Как же не помнить? Маша тогда приехала с каким-то своим знакомым – холёным молодым человеком в дорогом костюме. Он брезгливо ковырялся в тарелке с домашними разносолами и всё рассказывал про какой-то элитный ресторан, где столик нужно заказывать за полгода.

— Ничего, — твёрдо сказала Раиса Степановна. — Готовить будем, как всегда. Это же наша семья, наши традиции.

Тридцатого декабря с утра в доме царила праздничная суета. Коля с соседом притащили ёлку – пушистую, пахнущую морозом и хвоей. Достали с чердака старые игрушки – те самые, стеклянные, которые Маша в детстве так любила рассматривать. Каждый шарик хранил свою историю: вот этот купили, когда она пошла в первый класс, а этот – когда Коля родился…

Маша приехала поздно вечером.

На пороге возникла эффектная молодая женщина в модном пальто и высоких сапогах. От прежней Маши остались только глаза – мамины, карие, с золотистыми крапинками.

— Ой, как у вас тут… всё по-старому, — первое, что сказала она, оглядывая дом. — А ремонт так и не сделали?

Раиса Степановна проглотила обиду:

— Зачем нам ремонт? Нам и так хорошо. Проходи, доченька, мы столько всего наготовили…

— Мам, — поморщилась Маша, — я же просила – никаких разносолов. Я теперь на правильном питании. И вообще…

Она осеклась, увидев накрытый стол. Глаза забегали по тарелкам с салатами, запечённому гусю, домашним пирогам.

— Это что, опять всё то же самое? Оливье? Холодец? Селёдка под шубой? — В голосе зазвенело раздражение. — Я думала, вы хоть что-то поменяете за три года. Неужели нельзя было приготовить что-то… нормальное?

В комнате повисла тяжёлая тишина. Раиса Степановна смотрела на дочь и не узнавала в этой холёной городской женщине свою Машеньку, которая когда-то первая прибегала на кухню, чтобы снять пробу с маминых пирожков.

Коля встал:

— Маш, может хватит? Мама два дня готовила…

— Вот именно! — перебила Маша. — Два дня готовила эту… эту деревенщину! В Москве такое даже в столовых не подают. Сейчас люди совсем по-другому едят. Вы хоть телевизор включаете иногда? Кулинарные шоу смотрите?

Татьяна, накладывавшая оливье в салатницы, замерла с ложкой в руке. Раиса Степановна медленно опустилась на стул. А Маша продолжала, всё больше распаляясь:

— В приличных домах сейчас подают лёгкие закуски – тартары, севиче, карпаччо. На горячее – стейки определённой прожарки. А у вас… — она обвела рукой стол, — всё как в столовой районного центра!

— Машенька, — тихо начала Раиса Степановна, но дочь не слушала:

— Я своим друзьям фотографии отправлю – а то не поверят, что так ещё кто-то готовит! Это же прошлый век! Майонез, жареное, соленья эти… У меня от одного запаха голова разболелась.

Татьяна выпрямилась:

— А че ты, забыла уже, как ты эти соленья банками уминала? Как огурцы из погреба таскала? Как просила научить тебя капусту квасить?

— Это было сто лет назад! — отмахнулась Маша. — Я тогда много чего не понимала. А сейчас…

— А сейчас что? — вдруг спросила Раиса Степановна, и все замолчали. Никто не слышал у неё такого голоса – жёсткого, звенящего. — Что сейчас, доченька? Стыдно стало за родной дом? За мамины пироги? За бабушкины рецепты?

— Мам, ты не понимаешь…

— Нет, это ты не понимаешь, — Раиса Степановна встала. — Думаешь, я не могла другой стол накрыть? Думаешь, не знаю, что люди едят? А может, надо было Тане сказать – на столе должна быть икра, фуа-гра и поищи омаров, моя дочь из Москвы приедет на Новый год?

Она усмехнулась:

— Ага, щас. Не для того я тебя растила, чтобы ты теперь нос воротила от родного дома. Не для того ночами недосыпала, чтобы ты теперь стеснялась нашей еды.

Маша побледнела:

— Я не стесняюсь! Ну просто надо же расти как-то! Я все делаю, чтобы вы тоже развивались, узнавали что-то новое…

— Новое? — Раиса Степановна качнула головой. — А старое – это плохо? То, чему бабушка учила, что я тебе передать хотела – это всё теперь не нужно?

Маша схватила сумочку и молча вышла из дома. Хлопнула калитка. Коля дёрнулся было следом, но Раиса Степановна остановила:

— Не надо, сынок. Пусть идёт.

— Куда она пойдёт? На улице темно уже…

— В гостиницу, наверное, — вздохнула Татьяна.

Новогодняя ночь в доме Раисы Степановны прошла тихо. Коля с Татьяной остались с матерью – не могли оставить одну. Под бой курантов молча подняли бокалы с шампанским. На столе стояли те самые салаты, пироги, соленья – всё, что готовили с такой любовью.

Наутро Маша прислала сообщение: «Уехала в Москву. Не звоните». Коля психанул, написал ей что-то резкое. Татьяна удалила золовку из друзей в соцсетях. А Раиса Степановна ничего не сказала – собрала со стола, упаковала еду по контейнерам, отнесла соседям.

Недели через две в станице появилась какая-то съёмочная группа – снимали сюжет про «аутентичную кухню». Галина Петровна прибежала к подруге:

— Рая, слышала? Про наши места передачу делают! И про твои пироги все говорят – надо бы тебя снять!

— Не надо, — покачала головой Раиса Степановна. — Ни к чему это.

А вечером села разбирать старые альбомы. Вот Маша маленькая – в переднике бабушкином, помогает тесто месить. Вот они вместе варенье варят. Вот на празднике урожая – Маша гордо держит поднос с пирогами собственной выпечки…

С тех пор прошло полгода. Маша не звонила. В соцсетях выкладывала фотографии из модных ресторанов – какие-то крошечные порции на огромных тарелках, замысловатые коктейли. Под каждым постом – десятки восторженных комментариев.

А однажды в ленте появилась её статья – «Как я сбежала из деревни и начала новую жизнь». Там было про «невежественных родственников», «устаревший быт» и «примитивную кухню». Про то, как важно «вырваться из болота» и «перестать стыдиться своего прошлого».

Раиса Степановна прочитала статью от начала до конца. Потом ещё раз. И ещё. Села писать комментарий – и стёрла. Хотела позвонить – и не стала. Только достала с антресолей старую тетрадь с рецептами, исписанную тремя поколениями женщин их семьи.

На последней странице был рецепт того самого пирога с яблоками, который Маша называла «самым вкусным в мире». Внизу детским почерком было приписано: «Мамочка, научи меня печь такой же! Когда вырасту, буду печь его своим детям». И дата – 20 лет назад.

Весна сменилась летом.

В палисаднике Раисы Степановны цвели пионы – которые они с Машей всегда сажали по весне сажали вместе. По вечерам соседи собирались во дворе, пили чай с вареньем, обсуждали новости. Станица жила своей обычной жизнью.

В соцсетях Маши появлялись всё новые фотографии – теперь она вела кулинарный блог. Учила подписчиц, как правильно готовить киноа, разбираться в сортах авокадо и варить кофе в «правильной» турке. Число подписчиков росло – тысяча, две, пять…

Коля иногда заходил на её страницу, качал головой:

— Ну и зачем весь этот цирк? Кому она что доказывает?

А однажды Галина Петровна принесла журнал – глянцевый, московский. На развороте красовалось интервью с «восходящей звездой фуд-блогинга» Марией Светловой. С фотографии смотрела холёная молодая женщина в дизайнерском платье, с идеальной укладкой и профессиональным макияжем.

«Я выросла в месте, где не знали, что такое настоящая еда, — рассказывала Маша журналистам. — Где считали, что майонезный салат и варёная колбаса – это праздничный стол. Где не слышали про здоровое питание и современную гастрономию. Мне пришлось приложить немало усилий, чтобы вырваться из этого болота и начать новую жизнь…»

Раиса Степановна прочитала интервью от корки до корки. Не проронила ни слезинки, не сказала ни слова. Только достала с чердака старую коробку с Машиными детскими вещами. Среди игрушек и школьных тетрадей нашёлся альбом с рисунками. На одном из них – яркими фломастерами – была нарисована семья: мама, дочка, и огромный праздничный стол, на котором громоздились пирожки, салаты, соленья…

Вечерами, когда все расходились по домам, Раиса Степановна доставала фотоальбомы. Смотрела на фотографии, где они с дочкой готовят вместе, где накрывают праздничный стол, где Маша с гордостью демонстрирует свой первый самостоятельно испечённый пирог.

Она перебирала фотографии, и на её губах появлялась грустная улыбка. Она не жалела о том новогоднем вечере – лучше горькая правда, чем сладкая ложь. Просто иногда, глядя на цветущие пионы в палисаднике, она думала о том, как быстро люди забывают свои корни в погоне за чужой жизнью.

А где-то в московской квартире с дизайнерским ремонтом Маша фотографировала очередное модное блюдо для своего блога, не подозревая, что каждый раз, нарезая продукты, неосознанно делает это так, как когда-то учила мама. Но признаваться в этом себе она не хотела – ни себе, ни своим подписчикам, ни тем более родным.

Новая жизнь требовала новых декораций, и в них не было места станичным традициям и маминым рецептам.

Оцените статью
Добавить комментарии

;-) :| :x :twisted: :smile: :shock: :sad: :roll: :razz: :oops: :o :mrgreen: :lol: :idea: :grin: :evil: :cry: :cool: :arrow: :???: :?: :!:

На стол ставь икру, фуа-гра и омаров, дочь из Москвы приедет на Новый год – предупредила свекровь
Дочь Иосифа Пригожина поделилась результатами пластики за миллион рублей