— Ань, я тебя прошу, не горячись. Ну не можешь же ты просто взять и выгнать отца!
— Мам, да что значит «не могу»? Сама видишь, что происходит. Он привёл сюда эту… Светку. И ты ещё надеешься, что это как-то образуется?
— Я даже не знаю, как быть… Он ведь тоже имеет долю в этой квартире, формально.
Мама вздохнула и присела на старый табурет. Я чувствовала, что ей тяжело, но у меня внутри всё кипело от негодования.
Когда-то мы жили втроём — я, мама и папа — и у нас было своё пусть и небогатое, но спокойное счастье.
Потом всё пошло под откос, когда папа ушёл и оставил нас без поддержки. Но самое трудное началось только недавно — он вдруг решил вернуться. Да ещё не один, а с новой «пассией». И выглядело всё так, будто он абсолютно уверен, что имеет на это полное право.
— Ань, — повторила мама уже тихо, — ну что мы сделаем? Собиралась я в суд подать, да так и не собралась… Всё копила бумаги, думала, может, помиримся.
Я посмотрела на неё, и сердце сжималось от жалости. Мама с тех пор, как папа бросил нас, держалась из последних сил. Зарплата у неё небольшая, работает она контролёром в трамвайном парке, устаёт ужасно. Столько раз слышала от неё, что, мол, «сил нет», но всё равно каждый день вставала ни свет ни заря, чтобы заработать на еду и коммуналку, а я, конечно, старалась помогать, чем могла. И в этой ситуации вдруг снова всплывает папа. Точнее, не «вдруг» — он уже две недели то на пороге появляется, то уезжает, и каждый раз устраивает какие-то разборки.
— Мам, я сама с ним поговорю.
— Не груби только, ладно? Он ведь, несмотря ни на что, твой отец.
— Ну и что? Разве отцу можно вот так себя вести?
Я не могла понять мамину мягкость. За эти годы папа ни разу не поинтересовался толком, как она живёт, как я живу. Выплат по алиментам почти не было, а если и были, то копеечные. Но мама за всю жизнь ни разу не сказала мне о нём плохого слова. Наверное, она всё ещё хранила какую-то светлую надежду, что всё наладится.
В этот момент в коридоре послышались шаги. Зашли папа с его новой спутницей. Светлана громко рассмеялась, бросила что-то папе. И я мгновенно подскочила, стараясь изобразить решимость, которой во мне самой ещё не было.
— Пап, мы можем поговорить?
— Анька, а чё такого? Чё за тон?
Я не знала, чем больше возмущаться — его видом, когда он по-хозяйски прошёлся по нашей тесной кухне, или его пренебрежительным отношением к маме. Светлана, не обращая на меня внимания, рывком открыла шкаф, стала разглядывать наши тарелки.
— Слушайте, а у вас тут посуда старая, — протянула она с ухмылкой. — Надо всё менять.
— Никто ничего менять не будет, — твёрдо сказала я, хотя сама почувствовала, как руки дрожат. — Что вы тут вообще делаете?
Папа повернулся ко мне и демонстративно поднял бровь:
— Я, между прочим, совладелец этой квартиры. Имею полное право здесь находиться. А Светлана — моя женщина. Что неясно?
У меня внутри будто что-то оборвалось. В моей памяти всплывали все те вечера, когда мама нервно смотрела в телефон, ожидая хоть какой-то весточки, когда я ходила в продуктовый магазин, считая каждую копейку, а папа… папа, как выяснилось, был где-то с этой Светланой.
— Мам, — обернулась я к ней, — пожалуйста, скажи ему: пусть идёт, откуда пришёл. Нам чужие люди тут не нужны.
— Да какие чужие? — снова встряла Светлана, отворачиваясь от шкафа. — Мы в конце концов не ночевать здесь собираемся. А может, и собираемся. Как пойдёт, да, Олег?
Папа кивнул, словно утвердил её план. Я не выдержала и вышла из кухни в коридор. Мама за мной:
— Ань, давай без скандала. У нас в подъезде всё слышно.
— Хорошо, я просто поговорю с ним.
Я повернула назад. Папа стоял, прислонившись к косяку, а Светлана зачем-то дальше шарила по нашим шкафчикам.
— Пап, — повторила я, — давай обсудим всё без лишних людей.
— Слушай, давай тут не будем устраивать сцен, — ответил он, — надо будет, потом с тобой поговорю, ясно?
Он говорил так, будто я какая-то проблемная девочка, которую надо «урезонить». Однако я давно перестала чувствовать себя ребёнком. С тех пор как папа бросил нас, на моих плечах оказалось слишком много забот.
— Я не устраиваю сцен. Но раз уж пришли, давайте все вместе. Мам, иди сюда, пожалуйста.
Мама стояла прижавшись к стене, боясь даже посмотреть на него. Я видела, как ей непросто. В этой небольшой квартире каждая мелочь ей напоминала о прошлом — о том, как они с папой когда-то покупали обои, пытались ремонт делать своими руками… А теперь всё превратилось в мучительный кошмар.
— Олег, — мама заговорила, всё ещё глядя в сторону. — Ведь если ты хочешь вернуться, то нужно хотя бы объясниться. Нельзя вот так ворваться и…
— Да какой «вернуться», Валя? — отмахнулся папа. — Я живу там, где хочу. Имею право придти сюда в любой момент. Почему ты вообще думаешь, что мне надо как-то оправдываться?
Светлана в это время подошла к зеркалу, достала телефон и начала фотографировать себя, будто примеряясь, как она будет тут смотреться. Мне стало не по себе от её наглости.
— Я устала, — тихо сказала мама. — Не могу больше это терпеть. Если уж собираешься появляться, то предупреждай хотя бы, или давай договариваться по-человечески.
Я хотела поддержать маму, но папа снова перевёл разговор в другое русло:
— Давайте без драм. Я свой угол имею, вот и всё. Хотите скандал — можете позвать участкового. Но ничего вы не добьётесь.
Сказав это, он вытащил из кармана брелок с ключами и показательно помахал им.
— Это ж не новость, — прохрипела я, чувствуя, как голос предательски дрожит. — Ты дал маме обещание отказаться от своей доли взамен на кредиты, которые мы платили. Забыл?
— Ничего я не забыл. Только у вас там в расписках куча ошибок. Да и просрочки по кредитам у вас были. Не думаю, что в суде вы много выгадали бы.
Мама при этих словах прикрыла лицо руками, не зная, что сказать. Я поняла, что он с самого начала на это рассчитывал — на её мягкий характер, на то, что она не будет бороться. А я вот не собиралась сдаваться.
— Пап, даже если ты формально собственник, это не значит, что можешь приходить с кем попало и устанавливать здесь свои порядки. У нас своя жизнь. Мы не хотим видеть тебя и твою… девушку.
Светлана захлопала своими накладными ресницами, саркастически усмехнулась:
— Девушку? Я тебе не соплячка какая-нибудь? Нет уж, я женщина, между прочим. И если Олег решит тут пожить, я буду рядом.
На мгновение возникла пауза. Я оглянулась на маму: она стояла с опущенными плечами, и мне стало ясно, что в одиночку она не сможет справиться. Я должна была вступиться.
— Хорошо, — сказала я, стараясь звучать твёрдо. — Раз всё так, я, пожалуйста, позову соседку, Татьяну Васильевну. Она у нас старшая по подъезду и человек авторитетный. С ней мы сейчас всё обсудим.
Папа сдвинул брови:
— Ты чего, Ань, сдурела? Причём тут соседка?
— Очень даже причём. Она свидетель, как ты уходил и что ты говорил маме перед уходом. Она прекрасно помнит все твои тогдашние обещания. И если нужно будет, мы вместе пойдём в полицию или в суд.
Я выскочила на лестничную клетку, позвонила в дверь к Татьяне Васильевне — пожилой женщине, которая жила на этаже выше. Она всегда была очень отзывчивой и при этом держала всё под контролем в нашем доме.
— Аня, что у вас случилось?
— Татьяна Васильевна, простите, что отвлекаю. Вы не могли бы спуститься к нам буквально на пару минут? Папа тут вернулся и утверждает, что у него есть полное право жить у нас и он может делать что угодно.
Соседка нахмурилась.
— Подожди, сейчас надену очки и иду.
Мы вернулись к нам. В коридоре тем временем Светлана, прищурившись, рассматривала фотографии на стене. На одном из фото — я маленькая, папа держит меня за руку, мама смеётся. Снимок такой тёплый… Когда я взглянула на него сейчас, стало горько.
Татьяна Васильевна вошла в нашу квартиру тихо, но с достоинством. Она всегда была человеком прямым, иногда даже резким, однако за это её и уважали.
— Ну, рассказывайте, Олег Петрович, что происходит.
— Да что тут рассказывать, — буркнул папа, — я хозяин, имею свою долю. Вот и приехал посмотреть, всё ли в порядке.
— А кто эта дама?
— Это моя спутница, — протянул он с усмешкой.
— Понятно. А вы, Валя, что скажете?
Мама, прижимая к груди руки, тихо ответила:
— Мне тяжело. Я уже не первый раз прошу Олега не приходить без предупреждения, да ещё с гостями. Но он не слышит.
Татьяна Васильевна вздохнула, повела плечами:
— Знаю я вашу ситуацию. Олег Петрович. Вы когда уходили, говорили, что больше претензий на квартиру не имеете, да?
— Да мало ли что говорил.
В коридоре запахло грозой — не настоящей, погодной, а внутренней. Чувствовалось, что напряжение достигло предела. Я встала поближе к маме, чтобы она чувствовала, что не одна.
— Вызывайте официальных лиц, если надо, — папа вздохнул, подмигнув Светлане. — А у меня нет времени на всю эту болтовню.
И он пошёл к выходу, демонстративно помахивая ключами от квартиры. Светлана бросила насмешливый взгляд на меня и маму, достала помаду, чтобы подкрасить губы. Но я поняла: это только временно — отец снова придёт, и история повторится.
— Татьяна Васильевна, — обратилась я к соседке, — есть какой-то способ, чтобы нам жить спокойно? Может, написать коллективное заявление?
— Аня, дело-то не совсем коллективное, тут юридические моменты. Но я свидетель, что все эти годы он тут не проживал и не участвовал в содержании квартиры. Как и всё, что он говорил при уходе, помню. Если понадобится, я могу дать показания.
Мама покачала головой:
— Спасибо, Татьяна Васильевна.
Соседка ещё что-то говорила, но я уже чувствовала, как всё во мне бурлит. За что нам это? Как будто мало было горя, так ещё и надо сражаться с человеком, который когда-то был близким.
После ухода Татьяны Васильевны мы с мамой молча убрали в кухне. Внутри у меня бушевали эмоции, а у мамы на глазах блестели слёзы. Но я старалась не поддаваться отчаянию и продумывала, что делать дальше.
Уже вечером позвонил папа — если честно, я даже сомневалась, стоит ли брать трубку. Но всё же ответила.
— Алло, — произнесла я сухо.
— Анька, чего ты к соседке-то кинулась? Мы же могли всё сами решить.
— А что решать? Ты напугал маму, притащил в наш дом эту свою… Как тебя понимать?
— Так, не заводись. Я тут подумал, у меня есть планы: я хочу тут ремонт затеять, продать свою часть квартиры, а потом…
— Пап, хватит! Если ты хочешь устроить нам очередной ад, у тебя не выйдет. Я не дам тебе этого сделать.
— «Не дам»… — рассмеялся он глухо. — Девочка, на каких правах ты мне будешь что-то запрещать?
— Я, может, и девочка, но не позволяю себя унижать. Тем более унижать маму. Ты ушёл? Так оставайся там, где был. А к нам не лезь.
Я отключилась. Сердце стучало так, что казалось, ещё чуть-чуть — и я сорвусь в слёзы. Но нельзя. Если я тоже сломаюсь, то кто тогда защитит маму?
На следующий день, пока мама была на работе, я позвонила в одну юридическую консультацию, где работала жена моего однокурсника. Она согласилась дать совет.
— Ань, нужно собрать все бумажки, которые у вас были, — сказала она. — Все расписки, чеки, если какие-то есть. Если он согласился отказаться от доли, но не оформил это нотариально, всё равно пригодится. Потом подаёте в суд на выделение вашей доли и на определение порядка пользования. Я могу помочь составить иск.
Я выдохнула с облегчением. В голове уже формировался план: мы соберём документы, пойдём законным путём, чтоб папа не мог просто так приходить и приводить свою «подругу».
Когда мама вернулась с работы, я всё ей рассказала. Она сначала растерялась, но всё же согласилась, что дольше так тянуть нельзя.
— Ань, только я боюсь, что он устроит скандал. Да и вдруг он расскажет всем, что мы такие бессердечные. Это же твой отец…
— Мам, я давно не воспринимаю его как отца. Я тебе не раз говорила: он для меня чужой человек. Если он не умеет быть хотя бы по-человечески вежливым и уважительным, то чего тут жалеть?
Мама посмотрела на меня с грустной улыбкой:
— Прости, что всё это время я не могла взять себя в руки.
Я обняла её. Нам обеим было горько, но в то же время я чувствовала: мы наконец-то начали что-то предпринимать всерьёз.
Через неделю папа нагрянул снова. На этот раз он был уверенно настроен остаться у нас как минимум на несколько дней. Светлана притащила какой-то небольшой чемодан и, не снимая обуви, прошла в комнату, где стоял диван.
— Вот здесь мы с Олежкой и переночуем, — сказала она, озираясь. — Конечно, не самые шикарные условия, но что поделаешь.
— Прошу вас уйти, — заявила я, пытаясь сохранить спокойствие. — Мы не хотим никаких гостей.
Папа побросал свои вещи на табурет и уселся рядом со Светланой:
— Да это не гости, мы тут жить будем, если захотим.
Я пошла в кухню, набрала номер Татьяны Васильевны. Мама в это время тоже забежала туда, взволнованно шёпотом спрашивает:
— Ань, зачем ты к ней?
— Она обещала помочь, быть свидетельницей. Мне нужно, чтобы она зафиксировала, что папа снова пришёл с вещами, без нашего согласия.
Мама кивнула, хотя я видела, как ей страшно.
Вскоре раздался звонок в дверь, и на пороге появилась Татьяна Васильевна. В руках у неё был небольшой блокнот.
— Ну что, здрасьте, незваные гости, — произнесла она, проходя в комнату. — Вы решили устроиться здесь надолго?
— Это моё законное право, — папа откинулся на спинку дивана.
— Видите ли, Олег Петрович, право правом, но вы давно не платите за квартиру, не помогаете содержать её. Валя больна была, у неё и лекарства, и всё на её доходы. Вы что же, хотите просто воспользоваться тем, что когда-то были тут прописаны?
Папа встал, подошёл к окну:
— Я ничего не хочу. Мне надоело, что меня тут унижают.
— Кто тебя унижает? — не выдержала я. — Ты сам так ведёшь себя, что…
Светлана вскочила, перебивая меня:
— Всё, прекратили этот разговор! Олег, давай не будем тратить время на них. Мы останемся, и всё тут!
Но я уже почувствовала, что во мне кипит решимость. Подошла ближе, смело посмотрела им обоим в глаза:
— Послушайте, вы двое. Вы считаете, что имеете права, но не хотите нести никаких обязанностей. Никакой помощи в оплате счетов, никаких продуктов, никакого участия. Пап, ты просто вычеркнул маму из своей жизни, а теперь решил, что можно вот так прийти и жить, как ни в чём не бывало?
Голос у меня сорвался, но я не останавливалась:
— Пока мы не решим всё по закону, я не позволю тебе оставаться здесь. Я позову полицию, если нужно. И ты знаешь, что я не шучу.
Папа замер, обернулся к Светлане. Та посмотрела на него, пожала плечами:
— Да пусть вызывают, нам-то что?
Татьяна Васильевна кашлянула:
— А я подтвержу, что вы пришли без приглашения. И с вещами — значит, намеренно остаётесь против воли собственников, которые фактически оплачивают все счета.
Папа понурился. Видимо, он понимал, что ситуация может зайти слишком далеко, и тогда ему всё равно придётся ответить за свою долю коммуналки, за просроченные алименты, за неуважение к своей семье.
— Ладно, всё понятно. Пошли, Свет.
Он, резко поднявшись, сгрёб свои вещи, коротко глянул на меня:
— Анька, имей в виду: я ещё вернусь. И посмотрим, как ты тогда заговоришь.
Но в его голосе уже не было прежней уверенности. Я видела, что он больше не чувствует себя хозяином положения. Светлана тихо выругалась и выскочила за ним.
Когда дверь за ними закрылась, мама опустилась на диван, словно выжатая. Я присела рядом, взяла её за руку.
— Всё скоро кончится, мам. Обещаю. Мы всё сделаем по закону. Я не боюсь его.
— Спасибо тебе, дочка… Я так долго этого боялась.
Татьяна Васильевна положила свой блокнот на подлокотник:
— Пишите заявление. Если понадобится, я всё подтвержу. И с полицией пообщаюсь. А теперь давайте попьём чаю или кофе, чего у вас там есть.
— Чай у нас есть, — мама вдруг улыбнулась слегка, будто ей стало чуточку легче от поддержки соседки. — Сейчас поставлю чайник.
***
На следующий день я сходила в юридическую контору и подготовила предварительный иск. Маме пришлось собирать все квитанции, расписки, свидетелей. Было непросто, но я видела, как в ней что-то просыпается — она начала наконец действовать, а не просто надеяться на чудо.
Прошло ещё две недели, в течение которых папа ни разу не появился. Потом, правда, были звонки с неизвестных номеров, но я уже не брала трубку. Мама в какой-то момент посмотрела на меня и тихо сказала:
— Впервые за много лет я чувствую, что мы можем сами управлять своей жизнью. Я очень благодарна тебе за смелость, Ань. Мне самой не хватало решимости.
И я обняла её, понимая, что с этого момента всё у нас пойдёт иначе. Нам предстоит непростое судебное разбирательство, но я уже не боялась. Главный наш враг — страх — был побеждён. И если папа вновь попытается хозяйничать в этом доме, он найдёт перед собой меня — Аню, которую уже не запугать.
— Мам, с этого момента у нас всё будет хорошо. Вот увидишь.
Мама улыбнулась:
— Да, доченька, вместе мы справимся.
С этого дня мы начали жизнь, куда папа уже не мог ворваться как хозяин. И я, наконец, перестала чувствовать себя маленькой девочкой, которую можно запугать или купить обещаниями. Я увидела, что могу защитить нашу семью, и я сделала это.
