Дом на окраине Павловска утопал в зелени, прячась от любопытных глаз за старыми липами. Каждое утро Вера просыпалась с первыми лучами солнца — привычка, выработанная за тридцать лет работы на заводе. Даже сейчас, когда ей исполнилось шестьдесят два, и она уже пять лет как вышла на пенсию, Вера продолжала вставать в шесть утра.
— Федя, завтрак готов, — крикнула она, выкладывая на тарелку яичницу с помидорами.
Из комнаты раздалось невнятное бурчание. Муж, как обычно, не спешил вставать. Вера вздохнула, машинально поправила скатерть и села у окна.
За тридцать семь лет супружеской жизни она изучила привычки мужа досконально. Федор, бывший инженер оборонного предприятия, после выхода на пенсию стал еще более скрупулезным и педантичным. Его день был расписан по минутам: завтрак в семь тридцать, чтение газет до девяти, затем работа в саду до обеда, потом обязательный сон и вечер у телевизора.
Вера смотрела в окно на сад, который они с Федором создавали все эти годы. Ухоженные грядки, яблони, смородина, крыжовник. Маленькая беседка у пруда, где они пили чай летними вечерами. Всё безупречно, всё правильно. И совершенно невыносимо.
Телефонный звонок разорвал утреннюю тишину. Вера вздрогнула и сняла трубку.
— Вера Семеновна? — раздался незнакомый мужской голос. — Вас беспокоит Олег Николаевич из нотариальной конторы. Мне необходимо встретиться с вами по вопросу наследства.
— Наследства? — удивилась Вера. — Вы, наверное, ошиблись. Мне никто ничего не должен оставить в наследство.
— Речь идет о квартире в Санкт-Петербурге. Двухкомнатная квартира на набережной Фонтанки. Согласно завещанию Елены Михайловны Соколовой, вы являетесь единственной наследницей.
Вера застыла с трубкой в руке. Лена. Лена Соколова. Это имя из прошлого ударило как молния.
— Вера, кто звонил? — в кухню вошел Федор, на ходу застегивая рубашку.
— Ошиблись номером, — ответила Вера, стараясь, чтобы голос звучал ровно. — Твоя яичница остыла. Будешь разогревать?
Через два дня Вера стояла перед старинным домом на набережной Фонтанки. Федору она сказала, что едет навестить бывшую коллегу в больнице. Впервые за много лет она солгала мужу.
Нотариус, сухощавый мужчина средних лет, встретил ее в парадной.
— Вера Семеновна, рад познакомиться. Я говорил с вами по телефону, — он протянул руку. — Пройдемте, я покажу вам квартиру и передам документы.
Они поднялись на третий этаж по широкой мраморной лестнице. Олег Николаевич открыл массивную дверь с потускневшей медной табличкой «Соколовы».
Квартира встретила их тишиной и запахом книг. Высокие потолки, большие окна, выходящие на Фонтанку, старинная мебель. Вера медленно шла по комнатам, касаясь кончиками пальцев предметов, словно пытаясь уловить отголоски прошлого.
— Елена Михайловна умерла три месяца назад, — сказал нотариус, раскладывая на столе документы. — Она оставила очень конкретные инструкции. Квартира переходит в ваше полное распоряжение. Здесь также есть письмо для вас.
Он протянул Вере конверт. Она взяла его дрожащими руками.
— Я подожду вас в коридоре. Когда будете готовы подписать документы, позовите меня.
Оставшись одна, Вера опустилась в глубокое кресло у окна и открыла конверт.
«Верочка,
Если ты читаешь это письмо, значит, меня уже нет. Прости, что потревожила твою размеренную жизнь. Я долго думала, стоит ли это делать, но решила, что ты должна знать.
Мы не виделись почти сорок лет. Я уважала твой выбор и никогда не пыталась связаться с тобой. Но все эти годы я следила за твоей жизнью издалека. Знаю, что ты вышла замуж, работала на заводе, сейчас живешь в Павловске.
Я так и не вышла замуж. Моя жизнь была посвящена работе и путешествиям. Я стала переводчицей, объездила почти весь мир. Видела многое, но так и не нашла того, что нашла с тобой.
Эта квартира — все, что у меня есть. И теперь она твоя. Делай с ней, что хочешь. Продай, сдай, живи сама — решать тебе. Это не попытка что-то исправить или изменить твою жизнь. Просто мне хочется думать, что частица меня останется с тобой.
В шкатулке на туалетном столике ты найдешь ключ от сейфа, который стоит в кабинете за картиной. Там хранятся мои дневники. Может быть, тебе будет интересно узнать, как я жила все эти годы.
Будь счастлива, Верочка. Ты заслуживаешь счастья больше, чем кто-либо.
Всегда твоя, Лена».
Вера сидела неподвижно, держа письмо в руках. Перед глазами всплывали картины прошлого: студенческое общежитие, жаркое лето 1983-го, две девушки, смеющиеся на берегу Невы. И тот последний разговор, после которого их пути разошлись.
Прошло две недели. Вера каждый день приезжала в квартиру на Фонтанке. Она перебирала вещи Лены, читала ее дневники, рассматривала фотографии из многочисленных путешествий. Лена побывала в Индии, Японии, Аргентине, Марокко. Она переводила книги, работала с дипломатическими миссиями, преподавала русский язык иностранцам.
На фотографиях Лена всегда улыбалась, но в ее глазах Вера видела то же, что чувствовала сама все эти годы — глубоко спрятанное одиночество.
Сегодня Вера решилась открыть последний дневник. Он отличался от остальных — не простая тетрадь, а красивая кожаная книга с золотым тиснением.
«10 сентября 2018 г.
Сегодня видела Веру. Случайно. Она меня не заметила. Она шла по Невскому с мужем, что-то ему рассказывала, размахивая руками — всё такая же эмоциональная. Он слушал с легкой улыбкой. Они выглядели как люди, прожившие вместе долгую, спокойную жизнь.
Я спряталась за витриной магазина. Не решилась подойти. Да и зачем? Что я скажу ей после стольких лет? «Привет, помнишь меня? Помнишь, как мы мечтали вместе снимать квартиру на Фонтанке, заниматься переводами и каждое лето путешествовать?»
Она сделала свой выбор тогда, в 83-м. Выбрала стабильность, понятное будущее, одобрение родителей. Я выбрала свободу и неизвестность. Кто из нас был прав? Наверное, мы обе.
Сегодня была у врача. Диагноз неутешительный. Рак, поздняя стадия. Шансов мало. Странно, но я не чувствую страха. Только сожаление, что некоторые вещи так и остались несказанными.»
Вера закрыла дневник и подошла к окну. На набережной кипела жизнь: туристы фотографировали историческое здание напротив, молодая пара целовалась, не обращая внимания на прохожих, пожилой художник рисовал Фонтанку.
В кармане завибрировал телефон. Вера достала его — Федор. Она не ответила. Последние две недели она каждый день придумывала новые предлоги, чтобы уехать из дома. Федор начинал проявлять беспокойство, задавать вопросы.
Вера знала, что должна принять решение. Но какое? Вернуться к прежней жизни, к своему саду, к размеренным дням с Федором? Или… что? Начать что-то новое в шестьдесят два года?
Лена всегда говорила: «Жизнь слишком коротка, чтобы не делать того, что хочешь». Вера тогда смеялась над ее максимализмом. А теперь сидела в ее квартире и думала о дорогах, по которым не пошла.
— Вера, нам нужно поговорить, — Федор стоял в дверях кухни, сложив руки на груди.
Прошел месяц с того дня, как Вера узнала о наследстве. Она по-прежнему ежедневно ездила в город, возвращаясь домой всё позже и позже.
— О чём? — Вера продолжала резать овощи для салата, не поднимая глаз.
— Ты думаешь, я не знаю, что происходит? — в голосе Федора звучала не злость, а усталость. — Ты почти не бываешь дома. Постоянно куда-то уезжаешь. Я звонил Тамаре из твоего цеха — она не лежала в больнице. Ты мне лжёшь, Вера. Впервые за тридцать семь лет.
Вера положила нож и повернулась к мужу.
— Да, я тебе лгу, — она произнесла это так спокойно, что сама удивилась. — Я получила в наследство квартиру в Петербурге. От старой подруги.
— Какой подруги? — Федор нахмурился. — Ты никогда не говорила ни о какой близкой подруге в городе.
— Потому что это было очень давно, Федя. До тебя.
Они сидели в кухне, и Вера рассказывала. О студенческих годах, о дружбе с Леной, о том, как они были неразлучны два года. О том, как мечтали вместе снимать квартиру на Фонтанке, заниматься переводами, путешествовать. О том, как поссорились летом 83-го.
— Из-за чего вы поссорились? — спросил Федор.
Вера помолчала.
— Из-за тебя, — наконец сказала она. — Лена считала, что я делаю ошибку, выходя за тебя замуж. Что я не создана для такой жизни — тихой, правильной, предсказуемой. Она говорила, что я погребу себя заживо в этом браке.
Федор сидел неподвижно, глядя в чашку с остывшим чаем.
— И была она права? — спросил он тихо.
Вера смотрела на мужа — седого, с глубокими морщинами на лбу, такого знакомого и в то же время вдруг ставшего чужим.
— Я не знаю, Федя. Правда, не знаю. У нас была хорошая жизнь. Спокойная. Надёжная. Мы вырастили сына. У нас прекрасный внук. Но…
— Но что-то всегда было не так, — закончил за неё Федор. — Я чувствовал это, Вера. Все эти годы. Ты всегда была немного… не здесь. Словно часть тебя где-то в другом месте.
Они замолчали. За окном опускались сумерки, в саду запели соловьи.
— Что ты собираешься делать с квартирой? — спросил Федор.
— Я думала… может быть, пожить там некоторое время. Разобраться в себе.
Федор кивнул, словно ожидал этого ответа.
— Я всегда знал, что однажды ты уйдёшь, — сказал он с грустной улыбкой. — Просто не думал, что это случится на старости лет.
Квартира на Фонтанке постепенно преображалась. Вера убрала часть старой мебели, перекрасила стены, повесила новые шторы. Но многое оставила как было — книжные шкафы, письменный стол Лены, кресло у окна.
Сын Вадим приехал из Москвы, как только узнал о решении матери.
— Ты с ума сошла? — возмущался он, расхаживая по гостиной. — В твоём возрасте начинать жить отдельно от отца? Что скажут люди?
— А что они должны сказать? — спокойно ответила Вера, разливая чай. — Что женщина в шестьдесят два года решила пожить для себя? Это преступление?
— Но папа… Он же совсем один останется.
— Твой отец взрослый человек, Вадик. И не такой беспомощный, как ты думаешь. А если ты беспокоишься, можешь почаще его навещать.
Вадим покачал головой.
— Не узнаю тебя, мама. Ты всегда была такой… правильной. Домашней. А теперь вдруг…
— А теперь вдруг я вспомнила, что у меня есть своя жизнь, — Вера поставила чашку на стол. — Знаешь, Вадик, я тридцать лет проработала на заводе. Я вырастила тебя. Я была хорошей женой твоему отцу. Я выполнила всё, что должна была. Теперь я хочу понять, кто я на самом деле. Что мне нравится. Чего я хочу.
Вадим смотрел на мать с удивлением, словно видел её впервые.
— И чего же ты хочешь?
Вера улыбнулась.
— Пока не знаю. Но собираюсь выяснить.
Вера стояла перед зеркалом в примерочной магазина на Невском и не узнавала себя. Ярко-синее платье с необычным вырезом совершенно не походило на то, что она носила раньше.
— Вам очень идёт этот цвет, — сказала молодая продавщица. — Подчёркивает глаза.
Вера критически осмотрела своё отражение. Морщины, седые волосы, фигура уже не та, что в молодости. Но глаза… В них появился блеск, которого не было очень давно.
— Я возьму его, — решительно сказала она.
Выйдя из магазина, Вера направилась в парикмахерскую. Давно пора сделать что-то с этими унылыми седыми волосами.
Через два часа она вышла с новой стрижкой и легким мелированием, которое делало её волосы не просто седыми, а благородно-серебристыми. Проходя мимо витрины, Вера поймала своё отражение и остановилась. Из зеркала на неё смотрела незнакомая женщина — элегантная, с прямой спиной и уверенным взглядом.
— Вера? Вера Симонова? — раздался голос за спиной.
Она обернулась. Перед ней стоял высокий седой мужчина в очках.
— Я не ошибся? Это ведь ты? — он улыбался, глядя на неё с нескрываемым восхищением.
— Да, я Вера, — она напряжённо всматривалась в его лицо, пытаясь вспомнить. — Простите, а вы…
— Боже, ты меня не узнаёшь? Я Игорь! Игорь Васильев! Мы учились вместе на филфаке!
Вера ахнула. Игорь Васильев! Первая любовь, несостоявшийся роман, несбывшиеся мечты.
— Игорь! Сколько лет прошло! — она непроизвольно коснулась волос. — Ты совсем не изменился.
Это была ложь — конечно, он изменился. Но что-то в его глазах, в улыбке осталось прежним.
— А ты стала ещё красивее, — сказал он, и в его голосе не было фальши. — Слушай, может, выпьем кофе? Поговорим? Я сейчас как раз свободен.
Они сидели в маленьком кафе на углу и говорили, говорили, говорили. Игорь после университета работал журналистом, объездил полмира, был женат дважды, сейчас разведён, имеет двоих взрослых детей и живёт один.
— А ты? Как сложилась твоя жизнь? — спросил он, внимательно глядя на Веру.
И она рассказала — о заводе, о муже, о сыне, о внуке. О том, как недавно получила в наследство квартиру от подруги и решила пожить отдельно от мужа.
— Ты всегда была храброй, — сказал Игорь с улыбкой. — Помнишь, как мы лазили на крышу общежития смотреть звёзды? Комендант тогда чуть инфаркт не получил, когда нас обнаружил.
— Помню, — рассмеялась Вера. — А помнишь, как мы с тобой и Ленкой Соколовой сбежали с лекции и поехали в Павловск? И заблудились в парке?
— Лена Соколова, — задумчиво произнёс Игорь. — Я слышал, она недавно умерла. Вы общались все эти годы?
— Нет, — Вера покачала головой. — Мы поссорились перед моей свадьбой и больше не виделись. А теперь я живу в её квартире. Жизнь иногда закручивает такие сюжеты, что никакому писателю не придумать.
— Это точно, — кивнул Игорь. — Слушай, Вер, а что ты делаешь завтра вечером? Тут недалеко открылась выставка японской гравюры. Сходим?
Вера посмотрела на него с удивлением.
— Ты приглашаешь меня на свидание?
— А почему бы и нет? — он улыбнулся. — Мы оба свободны, взрослые люди. И у нас всегда была… какая-то недосказанность, разве нет?
Вера почувствовала, как сердце забилось чаще. Да, недосказанность. Они почти начали встречаться на третьем курсе, но тут появился Федор, и всё изменилось.
— Хорошо, — сказала она. — Давай сходим на выставку.
Прошло полгода. Вера сидела на балконе квартиры на Фонтанке и смотрела на реку. Осень выдалась тёплой, золотой, и листья на деревьях словно светились изнутри.
За эти месяцы её жизнь изменилась до неузнаваемости. Она стала ходить на курсы английского языка, записалась в группу скандинавской ходьбы, начала посещать выставки и концерты. И — да, она встречалась с Игорем.
Их отношения развивались медленно, осторожно. Они оба несли груз прожитых лет, былых ошибок и разочарований. Но в их возрасте уже не хотелось играть в игры, притворяться, казаться лучше, чем ты есть. Они просто наслаждались обществом друг друга, разговорами, совместными прогулками.
Вера регулярно навещала Федора в Павловске. Они по-прежнему были семьёй, просто теперь жили отдельно. Поначалу это вызывало в городке сплетни, но постепенно все привыкли.
— Удивительно, — сказал однажды Федор, когда они пили чай в беседке. — Мы прожили вместе почти сорок лет, но я, кажется, только сейчас начал по-настоящему тебя узнавать.
Вера улыбнулась.
— Потому что я сама себя только сейчас начала узнавать, Федя.
Он смотрел на неё с лёгкой грустью и тенью восхищения.
— Ты изменилась, Вер. Даже внешне. Ты словно… расправила плечи. Стала выше.
— Знаешь, — сказала она задумчиво, — я всю жизнь боялась. Боялась не оправдать ожиданий — твоих, родителей, сына, коллег. Боялась сделать что-то не так, выбиться из колеи, вызвать осуждение. А сейчас я поняла, что единственное, о чём стоит жалеть в жизни — это об упущенных возможностях.
Федор кивнул.
— Я рад за тебя, Вер. Правда рад.
И она знала, что он не лжёт.
Вера стояла перед картиной в Эрмитаже и пыталась разгадать, что хотел сказать художник. Игорь должен был присоединиться к ней через полчаса, а пока у неё было время побродить по залам самой.
Рядом остановилась молодая пара — парень и девушка лет двадцати.
— Слушай, давай выйдем отсюда, — сказала девушка, зевая. — Ничего не понимаю в этих картинах. Скукота.
— Да ладно тебе, — ответил парень. — Давай ещё немного походим. Вдруг найдём что-то интересное.
Девушка закатила глаза.
— Да что тут может быть интересного? Одни старые картины. И старые люди, которым нечем заняться, — она кивнула в сторону Веры.
Вера улыбнулась, не оборачиваясь. Если бы эта девушка знала, сколько всего происходит в её жизни сейчас!
Вчера Игорь предложил ей поехать вместе в Португалию. «Там потрясающие закаты, Вер. И океан. Ты должна это увидеть».
А ещё Вера записалась на курсы экскурсоводов. «В вашем возрасте?» — удивилась девушка-администратор. «В моём возрасте уже можно всё», — ответила Вера.
Она сама удивлялась тому, как быстро и легко вписалась в городскую жизнь. Словно всегда была её частью. Словно все эти годы в Павловске были просто паузой, передышкой перед настоящей жизнью.
Вера часто думала о Лене. О том, что она сказала бы сейчас, видя такие перемены. Наверное, усмехнулась бы своей фирменной усмешкой: «Я же говорила, Верка. Лучше поздно, чем никогда».
В дневниках Лены Вера нашла множество упоминаний о себе. Лена следила за её жизнью все эти годы, но никогда не вмешивалась. «Уважала твой выбор», как она написала в последнем письме.
— Прости, что опоздал, — Игорь появился рядом, запыхавшийся, с растрёпанными волосами. — Встретил старого коллегу, разговорились.
— Ничего, — Вера улыбнулась. — У меня была отличная компания.
Она кивнула на картину — морской пейзаж, где солнце садилось в бескрайний океан, окрашивая воду в золотисто-розовые тона.
— Красиво, — сказал Игорь, глядя на картину. — Но в Португалии закаты ещё красивее. Поедешь со мной?
Вера посмотрела на него — седого, с морщинками в уголках глаз, с этой мальчишеской улыбкой, которая не изменилась за сорок лет.
— Поеду, — сказала она. — Обязательно поеду.
Они вышли из музея и пошли по набережной в сторону Фонтанки. День был ясный, прозрачный, с тем особым петербургским светом, который бывает только ранней осенью.
Вера думала о том, как причудливо складывается жизнь. О дорогах, которые мы выбираем и не выбираем. О решениях, которые меняют всё. О том, что никогда не поздно начать что-то новое.
Лена оставила ей не просто квартиру. Она оставила ей возможность прожить ещё одну жизнь. Вторую жизнь. И Вера собиралась прожить её по полной.
— О чём задумалась? — спросил Игорь, закуривая.
— О том, что пора бронировать билеты в Португалию, — ответила Вера решительно. — И подать документы на тот грант для начинающих экскурсоводов.
— Но ты же говорила, что конкурс большой, — Игорь выпустил дым. — Десять человек на место.
— И что? — Вера усмехнулась. — Боишься, что старуха не потянет?
— Боюсь, что остальные участники не потянут, — он рассмеялся. — Ладно, идём. Завтра у тебя английский в девять, а мне нужно дописать статью.
Они шли по набережной — двое немолодых людей, строящих планы с уверенностью двадцатилетних. Ветер трепал волосы Веры, и она не пыталась их пригладить. Пусть будет как будет.
В кармане зазвонил телефон. Федор. Вера сбросила вызов. Перезвонит позже. Сейчас у неё были дела поважнее…
