— Ну что, голубушка, отдыхаешь? А я вот с самого утра на ногах, дел невпроворот, а помочь-то и некому, — голос Галины Матвеевны, прозвучавший следом за дверным звонком, ворвался в субботнюю тишину квартиры Светланы так же бесцеремонно, как и она сама, едва Светлана успела приоткрыть дверь. Свекровь, не дожидаясь приглашения, решительно прошла в прихожую, зорко оглядываясь по сторонам. Её взгляд, цепкий и оценивающий, скользнул по вешалке, задержался на паре домашних тапочек Светланы, будто отыскивая в них какой-то скрытый подвох. Игорь был на работе, и Светлана как раз собиралась насладиться редким утром в одиночестве, с чашкой кофе и книгой. Планы эти, кажется, стремительно рушились.
— Здравствуйте, Галина Матвеевна, — Светлана постаралась, чтобы её голос звучал приветливо, хотя внутри уже поднималась знакомая волна раздражения.
Визиты свекрови редко бывали просто визитами; чаще всего они напоминали инспекцию с последующим вынесением вердикта. И вердикт этот, как правило, был не в пользу Светланы.
— Здравствуй, здравствуй, раз не забыла ещё, — хмыкнула Галина Матвеевна, проходя дальше, в гостиную. Она провела пальцем по поверхности журнального столика, затем брезгливо посмотрела на свой палец, хотя пыли там и в помине не было – Светлана только вчера делала уборку. — Думала, может, Игорёк дома, да видно, работает мой сыночек, семью обеспечивает. А некоторые вот нежатся, бока отлёживают.
Светлана глубоко вздохнула, мысленно досчитав до десяти. Она знала эту манеру свекрови начинать разговор издалека, с намёков и полуупрёков, постепенно подбираясь к основной теме своего недовольства.
— Игорь на смене сегодня, Галина Матвеевна. А я… да, я отдыхаю. Всю неделю работала, имею право, — она постаралась вложить в свои слова максимум спокойствия, но нотка металла всё же проскользнула.
— Право-то ты, может, и имеешь, кто ж спорит, — Галина Матвеевна уселась в кресло, то самое, которое Игорь так любил, и приняла позу строгого судьи. — Только вот порядочные невестки, они и в выходные не забывают, что у них свекровь есть. У меня, между прочим, окна грязные после зимы, самой уже тяжело лазить. Ковры бы выбить не мешало, пылища стоит. А то ведь как, сын женился, думала, помощница в доме будет, опора на старости лет. А оно вон как выходит…
Светлана почувствовала, как внутри всё начинает закипать. Опять та же песня. Опять она, Светлана, виновата во всех мыслимых и немыслимых грехах, только потому, что не спешит каждые свои выходные посвящать наведению порядка в квартире свекрови.
— Галина Матвеевна, у меня на эти выходные были свои планы, — она всё ещё пыталась удержать разговор в рамках приличия, хотя это становилось всё труднее.
— Планы? — свекровь картинно вскинула брови, и в её голосе прозвучало такое искреннее изумление, будто Светлана сообщила о намерении полететь на Луну. — Какие такие планы могут быть важнее, чем помочь матери твоего мужа? Матери, которая его вырастила, воспитала, на ноги поставила? Я вот, помнится, когда замуж вышла, свекрови своей слова поперёк боялась сказать, во всём угождала. А нынче молодёжь пошла… ни стыда, ни совести.
Это уже было слишком. Обвинения сыпались одно за другим, не оставляя Светлане ни малейшего шанса на оправдание, да она и не собиралась больше оправдываться. Терпение, которое она так старательно культивировала в себе перед каждым визитом Галины Матвеевны, лопнуло, как перетянутая струна.
— Не ваше дело, Галина Матвеевна, как я провожу свои выходные! Воспитывайте своих детей, а я ваша невестка и взрослый человек! Сама разберусь!
Галина Матвеевна на мгновение опешила от такого отпора. Её лицо вытянулось, глаза округлились. Она явно не ожидала, что тихая, как ей казалось, невестка способна на такую дерзость. Но замешательство длилось недолго. Оно быстро сменилось праведным гневом.
— Ах ты так со старшими разговариваешь?! — взвилась она, её голос зазвенел от возмущения. — Ты мне ещё указывать будешь, что мне делать и как мне жить? Я мать твоего мужа! Я жизнь ему дала! А ты… ты кто такая вообще? Пришла на всё готовенькое и ещё права качаешь!
— Я жена вашего сына, Галина Матвеевна! И это мой дом! — Светлана уже не пыталась сдерживаться. Накопившиеся обиды, недомолвки, постоянное чувство вины, которое так искусно культивировала в ней свекровь, — всё это вырвалось наружу. — И я не позволю вам здесь хозяйничать и указывать мне, как жить! Я работаю не меньше Игоря, и свои выходные я буду проводить так, как считаю нужным! А если вам нужна помощь по хозяйству, наймите домработницу! У меня нет ни малейшего желания превращаться в вашу личную рабыню!
— Да я Игорю всё расскажу! Всё доложу, какую змею он пригрел на своей груди! — Галина Матвеевна тоже поднялась, её лицо пошло красными пятнами. Она театрально приложила руку к груди. — Вот узнает он, как ты с его матерью обращаешься! Посмотрю я тогда, как ты запоёшь! Неблагодарная! Эгоистка!
— Рассказывайте, Галина Матвеевна, — отрезала Светлана, чувствуя странное, почти злое удовлетворение от того, что наконец-то высказала всё, что накипело. — Рассказывайте что хотите. А сейчас, будьте так добры, покиньте мою квартиру. Я не намерена больше выслушивать ваши претензии и участвовать в этом представлении. Свекровь, фыркая и бормоча что-то про неблагодарность современной молодёжи и про то, что «вот раньше-то всё было по-другому», направилась к выходу. На пороге она обернулась, её взгляд был полон яда.
— Ты ещё пожалеешь об этом, девка! Ох, как пожалеешь! Мой сын такого не потерпит!
Светлана молча смотрела ей вслед, пока за Галиной Матвеевной не закрылась входная дверь. Первые залпы прозвучали. И это было только начало.
Оставшись одна, Светлана ещё долго стояла посреди гостиной, прислушиваясь к удаляющимся шагам свекрови. Странное дело, но вместо ожидаемого облегчения она чувствовала лишь опустошение и какую-то глухую, ноющую тревогу. С одной стороны, она наконец-то дала отпор, сказала то, что так долго копилось внутри, но с другой – прекрасно понимала, что это далеко не конец. Галина Матвеевна не из тех, кто легко прощает обиды, тем более такие «смертельные», как отказ в повиновении. И она непременно выполнит свою угрозу – расскажет всё Игорю. В самых чёрных красках, разумеется.
Остаток дня прошёл в тягостном ожидании. Светлана пыталась заняться домашними делами, читала, даже включила какой-то фильм, но мысли её постоянно возвращались к утреннему скандалу и предстоящему разговору с мужем. Она знала Игоря – мягкий, порой даже слишком уступчивый, он всегда старался избегать конфликтов, особенно с матерью. Галина Матвеевна умела виртуозно давить на его чувство сыновнего долга, и часто Игорю было проще уступить, чем вступать в пререкания.
Когда вечером в замке провернулся ключ, сердце Светланы невольно ёкнуло. Игорь вошёл в квартиру, как обычно, усталый после смены, но что-то в его взгляде, в том, как он нарочито медленно снимал куртку, вешал её на крючок, выдавало его внутреннее напряжение. Он явно уже был «обработан».
— Привет, — он попытался улыбнуться, но улыбка вышла какой-то кривой, натянутой.
— Привет, — ответила Светлана, стараясь, чтобы её голос звучал ровно. — Устал? Ужинать будешь?
— Да, что-то есть хочется, — он прошёл на кухню, Светлана последовала за ним.
Пока она разогревала ужин, Игорь молча сидел за столом, постукивая пальцами по столешнице. Эта его манера всегда раздражала Светлану, особенно когда она знала, что за этим последует какой-то неприятный разговор.
— Тут мама звонила, — наконец произнёс он, когда Светлана поставила перед ним тарелку с едой. Голос его был приглушённым, почти виноватым. — Она… расстроена очень. Прямо плакала в трубку.
Светлана села напротив, сложив руки на коленях. Вот оно, началось.
— Я могу себе представить, Игорь, что именно она тебе наговорила. И в каких выражениях.
Игорь поднял на неё глаза. В них читалась и усталость, и растерянность, и какая-то застарелая обида на весь мир за то, что ему приходится постоянно быть между двух огней.
— Свет, ну зачем так сразу? Она действительно очень переживает. Говорит, ты её чуть ли не выгнала, накричала, сказала, что она тебе никто…
— А что, это неправда? — Светлана посмотрела ему прямо в глаза. — То есть, по-твоему, я должна была молча выслушивать, как меня отчитывают в моём же доме за то, что я не поехала в свой выходной намывать её квартиру? Я должна была с улыбкой согласиться на роль бесплатной домработницы?
— Ну, не бесплатной домработницы, конечно, — Игорь отвёл взгляд, принялся ковырять вилкой в тарелке. — Но ты же знаешь маму. Ей просто внимания хочется. Она человек пожилой, ей кажется, что если ты помогаешь, значит, уважаешь. Может, ты была… ну, слишком резка с ней?
— Резка? — Светлана усмехнулась, но смешок этот был лишён веселья. — Игорь, она пришла сюда без приглашения, с порога начала меня учить жизни, критиковать всё, что видела, и требовать, чтобы я немедленно бросила все свои дела и помчалась к ней драить окна. И это, заметь, происходит не впервые. Это уже система. И я больше не намерена это терпеть. Я ей так и сказала: не её дело, как я провожу свои выходные. Я взрослый человек и сама решу, что мне делать. Игорь вздохнул. Видно было, что он разрывается. С одной стороны, он понимал правоту Светланы, но с другой – многолетняя привычка подчиняться матери, страх её обидеть, её слёзы…
— Свет, ну пойми, она же мать. Она просто… ну, такой у неё характер. Может, стоило как-то помягче? Попробовать объяснить?
— Объяснить что? — Светлана почувствовала, как раздражение снова начинает подступать к горлу. — Что я имею право на отдых? Что я не её собственность? Игорь, я пыталась объяснять. Много раз. И по-хорошему, и по-плохому. Результат один – она слышит только то, что хочет слышать. А хочет она видеть меня в роли покорной невестки, которая по первому её зову бежит исполнять все её прихоти.
— Но она же говорит, что ей тяжело одной, — Игорь всё ещё пытался найти оправдание материнским поступкам. — Что ей помощь нужна.
— Если ей нужна помощь, пусть попросит по-человечески, а не требует и не шантажирует, — твёрдо сказала Светлана. — И потом, у неё есть сын. Ты. Почему именно я должна жертвовать своим единственным выходным? Ты же знаешь, я работаю всю неделю, устаю не меньше твоего.
— Ну, я же тоже работаю, — слабо возразил Игорь. — Вот именно. А почему тогда твоя мама считает, что её окна и ковры важнее моего отдыха? Или твоего? Почему ты не едешь к ней каждые выходные убираться?
Игорь снова вздохнул, на этот раз тяжелее. Он потёр лоб, словно пытаясь отогнать неприятные мысли.
— Свет, я не хочу ссориться. Ни с тобой, ни с мамой. Может, ты… ну, позвонишь ей? Скажешь, что погорячилась? Просто чтобы она успокоилась.
Светлана смотрела на мужа долгим, изучающим взглядом. В его глазах была мольба, желание поскорее замять конфликт, сделать так, чтобы всё снова стало «как раньше». Но Светлана понимала, что «как раньше» уже не будет. И уж тем более она не собиралась извиняться за то, что посмела отстоять своё право на уважение.
— Нет, Игорь, — отрезала она. — Я ей звонить не буду. И извиняться мне не за что. Я сказала то, что должна была сказать. И если она хочет нормальных отношений, ей придётся научиться уважать меня и мою жизнь. А если нет… что ж, это её выбор.
На кухне повисла напряжённая тишина. Игорь молча доел свой ужин, затем встал и, не говоря ни слова, ушёл в комнату. Светлана осталась сидеть за столом, чувствуя, как между ней и мужем пролегла первая, но очень ощутимая трещина. И она понимала, что буря, поднятая Галиной Матвеевной, только-только начинает набирать свою разрушительную силу.
Следующий день, воскресенье, начался с гнетущей тишины. Игорь старательно избегал взгляда Светланы, она же, в свою очередь, не предпринимала попыток возобновить вчерашний разговор. Оба понимали, что тема не исчерпана, что это лишь затишье перед новой бурей. И буря не заставила себя долго ждать. Ближе к обеду, когда напряжение в квартире стало почти осязаемым, в дверь позвонили. На пороге, с несколько преувеличенно-радушной улыбкой и корзинкой, прикрытой накрахмаленной салфеткой, стояла Галина Матвеевна.
— А вот и я, голубчики! — проворковала она, входя в прихожую, не дожидаясь, пока Игорь, открывший дверь, успеет что-либо сказать. — Пирожков вам принесла, с капусткой, как ты, Игорёчек, любишь. Думаю, проведаю вас, как вы тут после… вчерашнего.
Светлана, вышедшая из комнаты на звук голоса свекрови, внутренне похолодела. «Проведать» – это было кодовое слово. На самом деле Галина Матвеевна явилась продолжить вчерашний бой, но уже при свидетеле, при своём сыне, на чью поддержку она, очевидно, рассчитывала.
— Здравствуйте, Галина Матвеевна, — Светлана постаралась, чтобы её голос звучал нейтрально, но получилось, кажется, слишком холодно.
— Здравствуй, Светочка, здравствуй, — свекровь одарила её быстрым, оценивающим взглядом, в котором читалось всё что угодно, но только не дружелюбие. — Ну что, Игорёк, принимай гостинцы. Я старалась, с самого утра у плиты.
Игорь, несколько смущённый, взял корзинку.
— Спасибо, мам. Проходи, чаю попьём.
Они прошли в гостиную. Галина Матвеевна устроилась на диване, Светлана села в кресло напротив, Игорь же остался стоять, неловко переминаясь с ноги на ногу, предчувствуя неминуемое.
— Ну, как вы тут? — начала издалека свекровь, обращаясь преимущественно к сыну, но искоса поглядывая на Светлану. — Мир, покой в семье? А то я вчера так разволновалась, Игорёчек, ты себе представить не можешь. Сердце прямо зашлось. Думала, не доживу до утра.
— Мам, ну не надо, — Игорь попытался её остановить, но Галина Матвеевна уже вошла в роль.
— Нет, сынок, надо! Ты должен знать, как твоя жена с твоей матерью разговаривает! Я к ней со всей душой, с заботой, а она… Она меня, можно сказать, из дома выставила! Кричала, что я ей никто, что не моё дело, как она живёт! Это разве нормально, Игорёк? Разве так порядочные жёны со свекровями обращаются? Я всю жизнь для тебя старалась, сынок, ночей не спала, всё лучшее тебе отдавала, думала, вот женишься, будет у меня дочка, помощница, а получила…
— Галина Матвеевна, перестаньте, пожалуйста, разыгрывать этот спектакль! — не выдержала Светлана. Её спокойствие испарилось без следа. — Никто вас не выставлял. Я лишь попросила вас не указывать мне, как жить в моём собственном доме, и не требовать от меня того, чего я делать не обязана и не собираюсь!
— Ах, вот оно как! «В моём собственном доме»! — передразнила её свекровь, её голос обрёл визгливые нотки. — А то, что этот дом и мой сын тебе обеспечил, ты забыла? Пришла на всё готовенькое и ещё условия ставишь! Я его мать, и я имею право приходить сюда, когда захочу, и говорить то, что считаю нужным!
— Мама, Света, ну перестаньте, пожалуйста, — вмешался наконец Игорь, его голос звучал жалко и неуверенно. — Давайте не будем ссориться. Мам, ну, может, Света действительно была не в настроении вчера…
— Не в настроении?! — Галина Матвеевна переключила свой гнев на сына. — Да она просто хамка невоспитанная! Она тебя от меня отваживает, Игорёк! Ты что, не видишь? Раньше ты каждый выходной ко мне приезжал, звонил по десять раз на дню, а теперь что? Женился – и мать стала не нужна? Эта вот тебе дороже стала?
— При чём здесь это? — Светлана встала, чувствуя, как её начинает трясти от несправедливости обвинений. — Я никогда не запрещала Игорю общаться с вами! Наоборот, я всегда говорила, что вы его мама, и он должен вам помогать! Но это не значит, что я должна превращаться в вашу тень и забывать о своей жизни!
— О своей жизни она думает! — фыркнула Галина Матвеевна. — А о том, что у мужа есть мать, которой нужна помощь и забота, она не думает! Я не такой жены тебе желала, сынок! Не такой! Я думала, будет у меня невестка – умница, хозяюшка, а получила лентяйку и эгоистку, которая только о себе и думает!
— Я не лентяйка! — выкрикнула Светлана. — Я работаю, Галина Матвеевна! И зарабатываю не меньше вашего сына! И я не позволю вам меня оскорблять! Вы постоянно вмешиваетесь в нашу жизнь, постоянно чем-то недовольны, постоянно требуете! Вам не угодишь! Что бы я ни сделала – всё не так!
— Да потому что ты ничего по-человечески сделать не можешь! — не уступала свекровь. — Только и знаешь, что права свои качать! А обязанностей у тебя, значит, никаких нет? Жена должна мужу угождать, семью беречь, свекровь уважать! А ты что?
Игорь стоял между ними, как между двух огней, совершенно потерянный. Он открывал рот, чтобы что-то сказать, но слова застревали у него в горле. Любая попытка примирить их воспринималась обеими сторонами как поддержка оппонентки.
— Хватит! — вдруг громко сказал он, сам удивившись своей решимости. — Хватит, я сказал! Я не могу больше это слушать! Вы обе мне дороги! Почему вы не можете просто… просто найти общий язык?
Но его слова потонули в новом потоке взаимных упрёков. Галина Матвеевна принялась перечислять все свои «жертвы», принесённые на алтарь сыновнего благополучия, перемежая их с едкими замечаниями в адрес невестки. Светлана же, в свою очередь, припоминала свекрови все случаи её бесцеремонного вмешательства, все обидные слова и несправедливые требования. Напряжение в комнате достигло такой степени, что, казалось, воздух можно было резать ножом. Пирожки с капустой, ради которых, якобы, и затевался этот визит, так и остались нетронутыми в корзинке, как символ несостоявшегося мира. Становилось очевидно, что этот «семейный совет» не только не разрешил конфликт, но и вывел его на новый, ещё более ожесточённый уровень.
— Так ты и будешь молчать, Игорёчек?! — голос Галины Матвеевны достиг почти ультразвуковых высот, и она вперилась в сына взглядом, полным трагического укора и плохо скрытого торжества. — Ты позволишь этой… этой женщине так разговаривать с твоей матерью? Ты мужчина в этом доме или кто?! Я ставила тебя на ноги, я жизнь тебе посвятила, а она пришла и всё разрушила! Всё! Настраивает тебя против меня, помыкает тобой! Я не для того тебя растила, чтобы какая-то выскочка вила из тебя верёвки!
Светлана стояла, обхватив себя руками, чувствуя, как внутри всё заледенело. Слова свекрови уже не ранили так остро, как раньше; они превратились в какой-то монотонный, злой гул, фон для её собственных, горьких мыслей. Она смотрела на Игоря, на его бледное, растерянное лицо, на то, как он переводил затравленный взгляд с неё на мать и обратно. Она ждала. Ждала хоть слова, хоть жеста, который показал бы, что он ещё на её стороне, что он готов защитить её, их семью, от этого непрекращающегося потока яда.
— Мама, ну что ты такое говоришь, — пролепетал наконец Игорь, и в его голосе не было и тени той твёрдости, на которую так отчаянно надеялась Светлана. — Никто меня не настраивает. Света… она просто…
— Что «просто»?! — Галина Матвеевна не дала ему договорить, наступая. — Просто она обнаглела вконец! Просто она тебя ни во что не ставит, так же, как и меня! Игорёк, ты должен сделать выбор! Я больше не могу терпеть это унижение! Либо я, и ты остаёшься моим сыном, любящим и уважающим свою мать, либо… либо эта особа, которая не уважает никого, кроме себя!
Ультиматум прозвучал. И в этой давящей тишине, нарушаемой лишь тяжёлым дыханием Галины Матвеевны, Светлана увидела, как медленно, но неотвратимо ломается её муж. Он посмотрел на мать, затем на Светлану. В его глазах была мука, но сквозь неё уже проглядывало решение. То самое решение, которого она боялась больше всего.
— Свет, — начал он тихо, почти умоляюще, и его взгляд скользнул куда-то в сторону, не выдерживая её прямого взгляда. — Мама… она ведь пожилой человек. Может, тебе стоит… ну, просто извиниться? Ради мира в семье. Она успокоится, и всё будет как раньше.
Эти слова ударили Светлану сильнее любого крика, любого оскорбления. «Ради мира в семье». Её миром. Её спокойствием. Её самоуважением. Всем этим предлагалось пожертвовать ради того, чтобы Галина Матвеевна «успокоилась». Чтобы «всё было как раньше» — то есть, чтобы свекровь продолжала безнаказанно вторгаться в их жизнь, а она, Светлана, должна была это молча сносить. Она медленно выпрямилась. Холод, сковавший её изнутри, придал ей странную, звенящую ясность. Она посмотрела на Игоря уже без надежды, без боли, только с бесконечным, ледяным презрением.
— Знаешь, Игорь, — её голос прозвучал на удивление спокойно, ровно, но в этой ровности была сталь. — А ведь я когда-то думала, что выхожу замуж за мужчину. За человека, который сможет быть опорой, защитой. Который будет уважать меня так же, как я его. Кажется, я очень сильно ошиблась. Она перевела взгляд на Галину Матвеевну, которая уже предвкушала свою победу, на её лице расплывалась довольная улыбка. — Поздравляю, Галина Матвеевна. Вы своего добились. Вы вырастили идеального сына. Послушного, удобного. Такого, который никогда не посмеет вам перечить. Наслаждайтесь своей победой.
Игорь дёрнулся, хотел что-то сказать, но Светлана подняла руку, останавливая его.
— Не надо, Игорь. Ничего не говори. Ты уже всё сказал своим молчанием и своим предложением. Живите теперь вдвоём, в вашей идеальной гармонии. Помогайте друг другу, убирайте квартиры, выбивайте ковры. А я в этом вашем семейном представлении больше не участвую. С меня достаточно.
Она не повышала голоса, не переходила на крик. Её слова падали в тишину комнаты, как тяжёлые, холодные камни, разрушая всё то хрупкое, что ещё оставалось между ними. Она развернулась и медленно, не оглядываясь, пошла к выходу из гостиной. Не в спальню, чтобы собрать вещи, не на кухню, чтобы выпить воды. Просто прочь из этого пространства, пропитанного ложью, манипуляциями и предательством.
Галина Матвеевна что-то торжествующе-злобное крикнула ей вслед, но Светлана уже не слышала. Игорь остался стоять посреди комнаты, глядя ей вслед, его лицо выражало смесь растерянности, страха и запоздалого, кажется, понимания того, что сейчас произошло нечто непоправимое. Мосты были сожжены. Окончательно и бесповоротно. В квартире воцарилась не тишина, а пустота – выжженная земля, на которой уже ничего не сможет вырасти…
