— Да скажи уже прямо, что я тебе всю жизнь испортила! — голос Татьяны Васильевны срывался на визг, а рука нервно теребила потертый край скатерти на кухонном столе.
— Мам, ты опять всё переворачиваешь с ног на голову! — Лена нервно провела ладонью по лбу. — Я просила тебя только не лезть в мои дела без предупреждения…
— Не лезть?! — Татьяна Васильевна стукнула кулаком по столу так, что чайная ложка подпрыгнула и звонко брякнула о блюдце. — А кто ещё за тебя волноваться будет, если не я? Как, по-твоему, мать должна вести себя, когда дочь пропадает неизвестно где целыми днями?
— И почему ты думаешь, что я пропадаю? Мне тридцать пять лет, у меня работа, свой дом— я не ребёнок давно! — Лена повысила голос, хотя старалась держать себя в руках. — И твоя паника ни к чему хорошему не приводит.
В углу кухни, положив руку на спинку старого стула, стоял отец, Александр Петрович. Морщины на его лбу стали глубже. Он понимал, что в этом скандале участвовать не хочет, но и молчать больше не мог.
— Тань, да успокойся, в конце концов, — тихо сказал он, стараясь примирить женщин, но только усугубил ситуацию.
— Легко тебе говорить! — Татьяна Васильевна перевела взгляд на мужа. — Тебе-то что, пришёл с работы, поел, да лёг на диван телевизор смотреть. А я каждый день слушаю, что я несу в дом хаос и сую нос не туда. Разве я не мать? Разве я не заслужила элементарного уважения? — её голос дрожал от надрывного напряжения.
— Мам, да при чём тут уважение?! — Лена снова повысила голос. — Проблема не в том, что ты мне мать, проблема в том, что ты меня не слышишь! Тебе бы только лезть в мою жизнь и указывать, что и как делать. Мне иногда кажется, что я ребёнок, которому ты не доверяешь даже кран в ванной открыть!
С каждой минутой напряжение росло, и Александр Петрович едва сдерживал желание стукнуть по столу, чтобы все замолчали. Но в этот момент он увидел, как жена вытирает глаза краем фартука, и понял, что дело серьёзнее, чем простой спор о графике работы дочери. В воздухе чувствовалась более глубокая обида.
Ещё недавно жизнь этой семьи казалась окружающим вполне благополучной. Лена, их единственная дочь, работала в туристической фирме и часто ездила в командировки. Жила в соседнем районе на съемной квартире, но почти каждый вечер приезжала к родителям — то помочь с покупками, то привезти новые журналы, а то и просто поговорить.
Татьяна Васильевна сидела дома — её сократили, не дав доработать всего пару лет до пенсии. А новое место отыскать она уже не смогла: везде ей отказывали, предпочитая более молодых претендентов.
Однажды, когда Лена пришла навестить родителей, мама с порога начала жаловаться на жизнь:
— Лен, мне уже стыдно на твоём отце висеть… Он пашет в охране сутки через двое, приносит домой копейки. Да и здоровье у него не то. Надо что-то делать.
— Мам, не расстраивайся. Может, найдём тебе подработку какую-нибудь?
— Да где я возьму работу в свои годы да без всяких навыков? — вздохнула Татьяна Васильевна. — Если только убирать подъезды или торговать на рынке…
— Кстати, можно на рынке. У Любки тут, в соседнем квартале, точка овощная освободилась, — предложила Лена.
— Ну спасибо, дочка. Но на рынке, сама знаешь, зимой холод, летом жара… Не выдержу я там, и проверять не стоит.
Скоро эта тема превратилась в бесконечный рефрен: «Я никому не нужна», «Работы нет», «Всё сама, всё сама». Александр Петрович по-своему тоже переживал, но молча. Лена действительно пробовала найти матери хоть какую-нибудь вакансию, но безрезультатно. Да и Татьяна Васильевна сама уже потеряла всякую мотивацию. Складывалось ощущение, что ей важнее иметь возможность пожаловаться, чем на самом деле найти работу.
Лена стала реже заезжать к родителям— иногда из-за занятости, иногда просто потому, что не могла выдержать постоянных жалоб. А Татьяна Васильевна, привыкшая к общению с дочерью, чувствовала себя покинутой.
Когда Лена пропадала на несколько дней подряд, мама начинала обзванивать знакомых: «Не знаете, где моя дочь? Она ж без меня пропадёт!». Лена, уставшая после рабочих будней, в ответ раздражалась, а Татьяна Васильевна замыкалась в себе ещё больше.
В итоге напряжение копилось. Поворотным моментом стало то, что Лена однажды объявила родителям, что снимает квартиру вместе со своим парнем, Кириллом. Татьяна Васильевна вначале отреагировала сдержанно, но уже на следующий день позвонила дочери и велела ей «выбросить из головы глупости» и не торопиться впускать мужчину в свой дом
— Мам, а что я, по-твоему, должна делать? До конца жизни одна куковать? — возмущалась Лена. — Мне семью надо создавать, а не только с вами по вечерам сидеть.
— Чего ты торопишься? Кирилл этот твой… Да ты хоть годик ещё подумай, вдруг он тебе не подходит?
— Всё нормально, мам, мы жениться пока не собираемся, живут ведь люди вместе и по десять лет без росписи. И ничего. Или ты предлагаешь мне и дальше только с тобой одной на кухне сидеть?
Тогда они и поссорились сильно. Татьяна Васильевна сказала, что Лена неблагодарная, а Лена заявила, что мать пытается подчинить себе всю её жизнь. Александр Петрович призывал к спокойствию обеих, но встал на сторону дочери. Татьяна Васильевна восприняла это как очередное предательство и стала ещё более угрюмой.
***
Теперь в кухне снова кипели страсти. Лена специально приехала, чтобы сообщить, что скоро планирует отпуск и уезжает на две недели в Карелию. Но разговор пошёл по знакомому драматическому сценарию.
— Да я просто не понимаю, зачем тебе эти дурацкие поездки. Лучше бы уделила время родителям, — Татьяна Васильевна не могла успокоиться. — Я что, прошу многого? Посидеть со мной, выйти вместе погулять… Мне иногда нужен человек рядом, Лен.
— Мам, я всё понимаю, но мне тоже нужно жить своей жизнью! — Лена сжала кулаки и понизила голос. — Неужели ты не видишь, как я стараюсь тебе помочь? Да в последние полгода я только этим и занимаюсь! Кроме того, у тебя рядом есть папа!
— Ага, помочь… Приходишь, когда тебе удобно, ещё и диктуешь, как мне надо себя вести. Я на тебя всю жизнь растратила! А сейчас ты на всё отмахиваешься, думаешь, я старая, никому не нужная, да?
— Да как же ты не понимаешь, что мы все нужны друг другу, просто по-разному! — Лена шумно выдохнула. — И я не отмахиваюсь, я просто хочу, чтобы у меня была и своя личная жизнь, и возможность помогать вам. Но ты будто специально не разрешаешь мне быть взрослой.
Александр Петрович осторожно тронул жену за плечо.
— Таня, может, отпустим ситуацию? Лена большая уже.
— Отпустить? — мама скривилась. — Так и хочется всё отпустить: себя, дом… Только где я тогда буду? Да ни у кого нет на меня времени, даже у дочери!
— Мам, что за ерунда? — Лена не выдержала. — Ты — моя мать, я тебя люблю. Но ты не даёшь нормально жить! Мне уже страшно приходить, каждый раз всё то же самое. Ты мне звонишь по двадцать раз на дню, спрашиваешь, поела ли я, надела ли тёплые колготки… Мам, я не в пятом классе!
— Привыкла заботиться, — пробормотала Татьяна Васильевна, опустив в взгляд на стол. — А теперь одна сижу тут целыми днями и думаю, чем вы там занимаетесь. Ведь я никому не нужна.
— Ну хватит, Таня, — тяжело вздохнул отец. — Довела всех, и сама изводишься. Может, найдём тебе хобби, друзей? Ведь не конец света. Или сходи в поликлинику, пусть тебе путёвку в санаторий выпишут, отвлечёшься…
— Точно, — поддержала Лена. — Мне Юлька рассказывала, что в их поликлинике маме путёвку дали — за символические деньги. Там и процедуры, и отдых. Или, может, кружок скандинавской ходьбы? У нас в районе женщины ходят с этими палками.
— Да мне уже поздно ходить, — упрямо ответила мать. — Когда на работу не брали, надо было. А сейчас…
— Мам, ну послушай, — Лена подошла ближе, опустилась на колени рядом со стулом, чтобы смотреть в глаза матери. — Я не хочу, чтобы ты сидела дома и плакала. Я хочу, чтобы ты нашла занятие. Тогда ты перестанешь выискивать во мне все недостатки и думать, что я тебя бросила.
— Да я не ищу… — Татьяна Васильевна всхлипнула. — Просто ты выросла так быстро, а я осталась ни с чем. Мне и поговорить-то не с кем, кроме тебя и отца. Подруги все поразъехались, у кого внуки, у кого дача… А ты уже давно не моя маленькая девочка.
— Так не надо превращать меня обратно в маленькую девочку, — Лена мягко взяла её руку. — Я буду приезжать, буду звонить. Мы можем вместе на выходных выбираться в парк, в музей. Но, пожалуйста, не контролируй каждый мой шаг. Мне неловко тридцать раз за день оправдываться, почему я поздно пообедала.
— Таня, всё-таки давай отпустим нашу Ленку чуть-чуть, — снова вступил в разговор отец. — Она не уйдёт насовсем, ведь не собирается улетать в Австралию.
Мать грустно кивнула и тихо спросила:
— А ты в Карелию надолго?
— На две недели, мам, — Лена ответила, стараясь произнести это как можно мягче. — Кирилл давно мечтал о походах по местным заповедникам.
А я столько лет хочу вырваться на природу. Но я обещаю, что, как только вернусь, мы с тобой обязательно устроим выходной, поедем куда-нибудь вместе. Можем даже за грибами в Подмосковье. Любишь ведь грибы собирать?
На лице Татьяны Васильевны заиграла тихая улыбка. Она оглядела дочь, перевела взгляд на мужа и заплакала уже не от злости, а от облегчения:
— Прости, Ленок, если я перегнула палку. У меня бывает… Страшно тебя отпускать, хоть ты и взрослая, ну понимаешь?
— Понимаю, мам, — Лена крепко обняла мать. — Но я никуда от вас не денусь, вы мне нужны. Очень нужны. Просто давай жить так, чтобы мы все дышали свободно. Считай, я прошу об этом.
Александр Петрович расслабленно опустился на стул напротив. Ему показалось, что напряжение, копившееся годами, наконец стало уходить. Конечно, впереди были разговоры, объяснения, возможно, новые обиды. Но сейчас, глядя, как Татьяна Васильевна гладит волосы дочери, он верил, что в этот раз получится не растерять связь, а сохранить её. И пусть «ненужная мать» будет только горькими словами, сказанными в минуты слабости, ведь в реальности никакая мама не может стать ненужной.
— Так, ну что, — сказал он, кашлянув в кулак. — Раз у нас намечается новое начало, может, чаю заварим? Я могу в магазин сбегать, торт «Наполеон» купить.
— Спасибо, пап, — улыбнулась Лена. — Точно, давайте чайку.
— Хорошо, — негромко согласилась Татьяна Васильевна, поправляя фартук. — Я тоже хочу чай, и чтобы по душам поговорить. А то мы всё кричим да ссоримся.
Лена встала, чуть выпрямила спину и взяла в руки заварник. Ей показалось, что на душе стало легче, как будто огромный валун сдвинулся с места. Главное — не оставлять маму один на один с чувством невостребованности. И в то же время не жертвовать собственной жизнью. Надо находить баланс, где есть пространство и для заботы, и для собственного развития.
Она достала чашки, расставила их на столе:
— Мам, а хочешь, я завтра узнаю всё про эти путёвки от поликлиники? Может, правда, в санаторий съездишь отдохнуть. Водные процедуры, массажи… Поменяешь обстановку.
— Может, и правда, — тихо согласилась она, опустив взгляд, но уже без прежнего упрямства. — Попробую.
А за окном тем временем лениво капал дождь, но в комнате становилось теплее. И в этом, казалось бы, обычном российском доме наконец-то появлялась надежда, что дальше всё будет чуть-чуть легче.
