— Мариш, ну ты чего? Всего на один вечер. Юбилей у брата, двадцать пять лет, дата-то какая!
Стас лежал на диване, расслабленно закинув ноги на мягкий подлокотник, и листал ленту в телефоне. Его голос звучал лениво и буднично, будто он просил её заказать пиццу на ужин, а не отдать ключи от святая святых — родительской дачи. Марина замерла посреди кухни, окружённая бумажными пакетами с продуктами. Контраст между его развалившейся позой и её напряжённой, прямой спиной был разительным. Она медленно повернула голову, и её взгляд, холодный и острый, впился в него.
— Нет, нет и нет! Я не дам ключи от дачи своих родителей твоему брату, чтобы он там устраивал свои вечеринки! Хочет отпраздновать свои двадцать пять лет, пусть снимает для этого отдельный домик, предназначенный для этого, а не портит дачу моих родителей!
Она с силой поставила на столешницу пакет с кефиром. Глухой удар заставил Стаса оторваться от телефона.
— Да ладно тебе, какие вечеринки? Устроят культурные шашлыки, посидят немного. Что там можно испортить? Простой домик, лужайка. Не преувеличивай.
— Простой домик? — Марина горько усмехнулась. Она начала выкладывать продукты, и каждое её движение было резким, как выпад. — Ты забыл, что отец только в прошлом месяце закончил отделку в бане? Вложил туда кучу денег и сил. Ты забыл про газон, над которым он всё лето корпел, каждую травинку выхаживал? Про мамины розы, которые она укрывает на зиму, как младенцев? Это для тебя «простой домик», а для них — результат многолетнего труда. И я не собираюсь отдавать это на растерзание компании подвыпивших юнцов, которые после себя оставят выжженную землю.
Стас сел, отложив телефон. Он понял, что наскоком взять эту крепость не получится, и сменил тактику. Лицо его приняло озабоченное, слегка страдальческое выражение.
— Марин, я уже пообещал. Неудобно же теперь получается. Что я брату скажу? «Извини, жена не разрешила»? Они и так считают, что ты у меня с характером. Зачем давать лишний повод?
— Пусть считают, — отрезала она, раскладывая овощи по ящикам холодильника. — Мне абсолютно всё равно, что обо мне думает твой брат и его друзья. Тебе было удобно обещать то, что тебе не принадлежит? Ты не посоветовался, ты решил за всех. Теперь это твои личные проблемы с «неудобством». Сам придумывай, как будешь выкручиваться.
Он поднялся и подошёл к ней, пытаясь поймать её взгляд, но она демонстративно смотрела вглубь холодильника, переставляя банки.
— Ну мы же семья, Мариш. Всё общее должно быть. Что тут такого?
Она с силой захлопнула дверцу и наконец посмотрела на него в упор. Её глаза потемнели.
— Семья? Прекрасно. Раз уж мы заговорили о семье, у меня к тебе простой вопрос. А нас, меня и тебя, на этот юбилей вообще позвали?
Стас замялся. Он отвёл взгляд, потёр затылок — верный признак того, что ему нечего ответить.
— Ну… там же молодёжь в основном будет… своя компания, понимаешь… Мы бы потом отдельно с ним отметили, по-семейному.
Комнату разрезал короткий, злой смешок Марины.
— Ах, вот как. То есть, чтобы твой брат со своей «своей компанией» разнёс дачу моих родителей, мы — семья. А чтобы нас туда позвать — мы уже слишком старые, и атмосфера у нас не та. Потрясающе, Стас. Просто потрясающе. Мой ответ остаётся прежним. Ключей не будет. Можешь так и передать своему брату. И приложи к этому мои искренние соболезнования по поводу твоей короткой памяти и длинного языка.
Весь следующий день в квартире стояла густая, вязкая тишина. Стас демонстративно избегал Марину, то утыкаясь в ноутбук, то подолгу разговаривая с кем-то по телефону на балконе, плотно прикрыв за собой дверь. Он вёл себя как обиженный ребёнок, которому не дали желанную игрушку, и всем своим видом показывал, как глубоко она его ранила. Марина же, наоборот, была поглощена домашними делами с подчёркнутым, почти театральным спокойствием. Она разбирала шкафы, готовила ужин, слушала подкасты в наушниках, полностью игнорируя его молчаливый протест. Этот холодный, отстранённый быт был куда более удушающим, чем открытая ссора.
Ближе к вечеру, когда Марина сидела с книгой в кресле, её телефон зазвонил. На экране высветилось «Мама». Сердце неприятно ёкнуло. Мать никогда не звонила в это время без веской причины.
— Да, мам, привет.
— Мариночка, дочка, привет, — голос матери в трубке был виноватым и заискивающим, что было на неё совершенно не похоже. — Ты не занята? Тут… дело такое.
Марина выпрямилась, отложив книгу. Она краем глаза заметила, как Стас в соседней комнате притих и явно навострил уши.
— Что-то случилось? С вами всё в порядке?
— Да-да, с нами всё хорошо, не переживай. Мне тут Стас звонил… — мать сделала паузу, подбирая слова. — Он так расстроился из-за этого юбилея. Рассказывал, что брат его совсем понурый ходит, что они просто хотели тихо посидеть семьёй на природе, шашлык пожарить. Говорил, что ты просто волнуешься зря, что он за всем присмотрит, каждую травинку сбережёт.
Марина молчала, чувствуя, как внутри неё закипает ледяная ярость. Она представила, как её муж, этот мастер жалостливых историй, давил на её мать, зная все нужные кнопки. Он не пошёл напролом, он выбрал самый подлый и безотказный путь — через её сердце.
— И я… В общем, я подумала, ну что такого, — продолжала мать торопливым шёпотом. — Свои же люди. Нехорошо как-то получается. Я отдала ему запасные ключи. Они у нас в коридоре в ключнице висели, ты же знаешь. Он только что заезжал за ними. Ты только не ругайся на него сильно, ладно? Он же из лучших побуждений.
Вместо ожидаемого взрыва, криков или упрёков, Марина ответила абсолютно спокойно, даже мягко.
— Понятно, мам. Спасибо, что сказала.
— Ты не сердишься? — с надеждой в голосе спросила мать.
— Нет, конечно. О чём ты? Это же твоя дача, тебе и решать, — её голос был ровным и бесцветным. — Всё в порядке. Не волнуйся.
Она закончила разговор и положила телефон на столик. Она сидела неподвижно, глядя в одну точку, и в этой неподвижности было что-то хищное. Она слышала, как Стас с нарочито громким кашлем вышел из комнаты и направился на кухню, изображая бурную деятельность. Он ждал бури. Он ждал скандала, криков, обвинений, к которым он уже приготовил защитную речь про «семью» и «доверие».
Через пару минут он появился в дверном проёме, держа в руках кружку с чаем.
— Всё нормально? Кто звонил? — спросил он, стараясь, чтобы его голос звучал как можно более беззаботно. Марина медленно повернула к нему голову. Её лицо ничего не выражало, но в глубине глаз полыхал холодный огонь.
— Мама. Сказала, что ты забрал ключи.
Она произнесла это как констатацию факта, словно сообщила прогноз погоды. Затем она встала, взяла свою книгу и, не глядя на него, прошла мимо в спальню. Ни одного упрёка. Ни одного вопроса. Эта ледяная, оглушающая тишина была страшнее любой истерики. Стас остался стоять посреди комнаты, сжимая горячую кружку. Он получил то, что хотел, но чувство победы сменилось тревожным, сосущим под ложечкой предчувствием. Он выиграл этот раунд, но интуиция подсказывала ему, что игра только началась, и правила в ней будет устанавливать уже не он.
Суббота наступила обманчиво тихо. Утро началось с запаха свежесваренного кофе и демонстративного хорошего настроения Стаса. Он порхал по квартире, насвистывая какую-то незамысловатую мелодию, и это фальшивое веселье резало слух хуже, чем крик. Он уже простил её, решил для себя, что инцидент исчерпан, ведь он добился своего. Теперь он мог позволить себе великодушие победителя. Марина сидела за кухонным столом, медленно помешивая ложкой в своей чашке, и наблюдала за ним с отстранённостью энтомолога, изучающего повадки суетливого насекомого.
— Ты сегодня чем занимаешься? Может, в кино сходим? — бросил он через плечо, выбирая в шкафу рубашку. Она не ответила, лишь подняла на него пустой, ничего не выражающий взгляд. Стас воспринял это как должное, пожал плечами и продолжил сборы. Он был поглощён предвкушением. Его телефон разрывался от сообщений в чате под названием «Юбилей Димона!». Он то и дело посмеивался, читая их. Для него этот день был праздником, маленькой победой над её «принципами».
Ближе к обеду он был полностью готов. На нём была новая рубашка, от него пахло дорогим парфюмом, в руках он держал несколько объёмных пакетов из супермаркета — маринованное мясо, уголь, напитки. Он был экипирован для «тихого семейного шашлыка».
— Ну, я поехал, — сказал он, остановившись в дверях. — Долго не буду. Наверное.
Марина подняла голову от ноутбука, за которым провела всё утро.
— Хорошо провести время, — произнесла она ровным тоном.
Его это немного смутило. Он ожидал колкости, сарказма, чего угодно, но не этого безразличного благословения. Он постоял мгновение, пытаясь прочитать что-то на её лице, но оно было непроницаемой маской. Решив, что она просто смирилась, он довольно ухмыльнулся и вышел.
Квартира погрузилась в настоящую, а не притворную тишину. Марина закрыла ноутбук. Она не спешила. Она подошла к окну и посмотрела во двор, где исчезла машина её мужа. Она дала им время. Время доехать. Время разжечь мангал. Время включить музыку и открыть первую бутылку. Она хотела, чтобы они успели почувствовать вкус праздника, расслабиться и поверить, что всё сошло им с рук.
Прошло около двух часов. Она знала, что там, за городом, веселье уже было в самом разгаре. Она представила это очень чётко: грохочущая из портативной колонки музыка, пьяный смех, первые следы на безупречном газоне отца, брошенные где попало банки. Она спокойно нашла в контактах телефона номер, записанный как «Охрана Посёлка». Она нажала на вызов.
— Добрый день, — её голос звучал так, будто она заказывала столик в ресторане. — На участке номер семнадцать несанкционированное проникновение. Шумная компания, ломают имущество. Мои родители сейчас в городе. Прошу выслать наряд и выпроводить всех посторонних с территории.
В трубке послышались щелчки клавиатуры.
— Назовите вашу фамилию и подтвердите, что вы являетесь собственником или уполномоченным лицом.
— Марина Ковалёва, дочь собственника, внесена в договор как уполномоченное лицо. Все документы у вас есть в базе.
— Понял вас. Группа быстрого реагирования будет на месте в течение пятнадцати минут.
Она положила трубку. Никаких эмоций. Просто выполненная задача. Она налила себе стакан воды и вернулась в кресло с книгой. Она не смотрела на часы, не ждала звонков. Она погрузилась в чтение, переворачивая страницу за страницей. Примерно через час её телефон коротко вибрировал. На экране появилось push-уведомление от охранного агентства. Лаконичная надпись, лишённая всякой драмы: «Заявка №734 выполнена. Объект под контролем».
Марина прочитала сообщение, отложила телефон и продолжила читать. Вечером разъярённый Стас влетит в эту самую квартиру. Он будет кричать, обвинять, брызгать слюной. А она будет ждать его. Абсолютно спокойная. И абсолютно готовая.
Входная дверь распахнулась с такой силой, что ударилась о стену, оставив на обоях вмятину. На пороге стоял Стас. Его лицо было багровым, глаза метали молнии, а дорогая рубашка, ещё утром казавшаяся символом праздника, теперь была помята и расстёгнута на две верхние пуговицы. Он не вошёл, он влетел в квартиру, как разъярённый бык, и остановился посреди гостиной, тяжело дыша. Марина даже не поднялась из кресла. Она медленно отложила книгу на столик рядом, положив палец на строку, где остановилась, и спокойно посмотрела на мужа.
— Ты сорвала моему брату праздник! — выдохнул он, и его голос был хриплым от сдерживаемого крика.
— Я предотвратила порчу чужого имущества, — отрезала Марина. Её тон был спокоен до неестественности, и это бесило его ещё больше.
— Порчу?! Ты вызвала на них охранников! Как на воров! Их, моих гостей, моего брата в его день рождения, выставили за ворота двое амбалов в форме! Ты представляешь, какое это унижение?! Он звонил мне, он просто в шоке! Все друзья видели, как его, именинника, вышвыривают из дома, где он собирался отметить юбилей!
Стас ходил по комнате из угла в угол, размахивая руками. Он не смотрел на неё, он обращался к стенам, к мебели, ко всему миру, который стал свидетелем его позора. Марина молча наблюдала за этой метавшейся фигурой. Она дала ему выговориться, выплеснуть первую, самую горячую волну ярости.
— Ты могла просто позвонить мне! Сказать, чтобы мы уехали! Но ты решила устроить показательную порку! — он наконец остановился и вперил в неё горящий взгляд. — Ты хотела меня унизить, да? Показать, кто здесь главный?
— Позвонить тебе? — она впервые позволила себе лёгкую усмешку, холодную и острую, как осколок льда. — Чтобы ты начал уговаривать меня, врать, что вы сейчас уйдёте, и тянуть время? Чтобы вы успели доломать то, что ещё не сломали? Нет, Стас. Я выбрала самый быстрый и эффективный способ.
Она встала. Не резко, а плавно, с грацией хищника, который точно знает, что жертва уже никуда не денется. Она подошла к нему вплотную, заставляя его смотреть ей в глаза.
— Это ты хотел меня унизить, когда пошёл за моей спиной к моей матери. Это ты унизил её, надавив на её доброту и обманув её своими рассказами про «тихий семейный шашлычок». Ты решил, что можешь использовать моих родителей, их дом, их труд, как декорацию для пьянки своего брата. Ты решил, что тебе всё можно, потому что ты так захотел. Но ты ошибся.
Её голос не дрожал. Он звенел сталью. Каждое слово было точным, выверенным ударом.
— Это мой брат! Моя семья! — почти взвыл он, хватаясь за последний аргумент.
— Твой брат, который даже не счёл нужным позвать на свой юбилей ни тебя, ни меня? Твоя семья, для которой дача моих родителей — бесплатное приложение к празднику? Не смеши меня, Стас. Ты сам установил эти правила игры. Я в них просто сыграла. Ты хотел получить дачу без нас? Ты её получил. Правда, ненадолго.
Она обошла его и направилась на кухню. Налила стакан воды и сделала несколько медленных глотков, глядя на него поверх края стакана. Он стоял посреди комнаты, опустошённый и раздавленный. Он проиграл. Проиграл не просто в споре, а в чём-то гораздо большем. Он смотрел на неё так, будто видел впервые — не жену, а чужого, холодного, безжалостного человека.
— Можешь передать брату мои извинения, — сказала она, ставя стакан на стол. — И счёт за ложный вызов охраны. Они его выпишут на имя собственника. То есть на моего отца. А я перешлю его тебе…
