— Я не хочу плясать под её противную дудку! — заявила Олеся мужу.
— Придётся, — ответил Антон. — Или ты видишь другой выход? Я нет.
— Но это же абсурд! Чушь! Бред!
— От меня ты что хочешь? — вздохнув, спросил Антон. — Я не могу влезть в её голову и всё там переставить так, как нам бы хотелось.
— Я пошла собирать наши вещи, — каменным голосом проговорила Олеся. Внутри у неё всё дрожало от гнева.
— Лесь. Погоди, сядь. Тебе нельзя так нервничать в твоем положении, — сказал Антон, схватив Олесю за руку и усаживая на диван. Она присела и тут же расплакалась, прислонившись к плечу мужа.
— Ну ладно тебе, ну не плачь, — приговаривал Антон, гладя Лесю по голове, как маленькую. А потом бережно вытер слёзы с её щек, и сказал: — Мы что-нибудь придумаем. Обязательно.
— Обещаешь? — спросила Олеся.
— Обещаю, — твёрдо ответил Антон, а сам подумал о том, что у него совершенно нет никаких идей на эту тему. Да и на самом деле, с его точки зрения, проблема не стоила и выеденного яйца. Однако жена нервничала. А ради Олеси он был готов на всё.
Антон и Олеся поженились три года назад, а до этого больше года встречались. Жить молодые решили на съёмной квартире. До свадьбы Олеся жила с мамой в крошечной двушке, а Антон снимал квартиру, потому как у них с матерью был давний уговор, что как только Антон станет достаточно взрослым, чтобы жить отдельно, то он тут же съедет.
Софья Михайловна — мама Антона, работала в вузе преподавателем английского языка, а так же на дому, и по скайпу тоже вела уроки. Учеников у неё было немереное количество, преподаватель она была, что называется, от Бога и её имя передавали из уст в уста.
Она готовила абитуриентов к поступлению в вузы, подтягивала отстающих по английскому языку школьников и ещё умудрялась периодически вести вебинары для желающих приобрести более углубленные знания. Она была очень деятельная женщина, сидеть на месте не любила, а Антон… Антон ей мешал. Немножко. Совсем капельку.
— Сын. Ты же понимаешь, что когда ты надумаешь водить сюда своих девушек, то нам тут будет, мягко говоря, тесновато? У нас ведь двушка, а у меня ученики, плюс онлайн занятия в вузе, ты же помнишь, что с этого года все мои часы перевели на дистанционку? Мне нужна полная тишина, — улыбаясь, заявила как-то Софья Михайловна Антону.
— Гонишь? — шутливо обиделся сын.
— Ни в коем разе, — парировала Софья Михайловна. — Просто немножечко намекаю…
— Ага, тонкий намёк на толстые обстоятельства, — усмехнулся Антон. Он знал свою мать. И если она затеяла такой разговор, даже в шутку, то нужно было к нему прислушаться. И воспринять всерьёз.
И он воспринял. Снял квартиру и стал жить отдельно. Было ему на тот момент двадцать четыре года, и он недавно окончил вуз. А девушек Антон пока домой не водил. Мимолётные увлечения были, но ничего серьёзного до такой степени, чтобы дошло до знакомства с матерью. А о семье он мечтал. И потому, едва окончив вуз и устроившись на работу, он стал копить деньги.
— Снимать и копить будет, конечно, трудновато… — рассуждал сам с собой Антон. — Но жить отдельно, и правда, лучше. Почему я раньше не думал об этом? А подумал только, когда мать начала мне непрозрачно на это намекать…
Через два года он встретил Олесю, а ещё через год они поженились. Примерно в это же время не стало бабушки Антона — матери Софьи Михайловны. Её двухкомнатную квартиру, находящуюся в том же городе, мать Антона заперла, объявив, что сдавать, продавать и даже ремонтировать её никогда не будет.
— Это память о моей мамочке, — объяснила она. — И пусть всё останется, как есть, до мелочей. Я не бедствую до такой степени, чтобы пускать туда квартирантов. Это был бы слишком варварский поступок, ведь от квартиры тогда ничего не останется. А та обстановка мне очень дорога. Она напоминает мне о маме…
Обстановку в квартире бабушки Антон помнил хорошо, ведь он часто навещал бабулю.
— Знаешь, там, словно музей, — рассказывал он как-то Олесе. — Квартира двухкомнатная. В одной комнате стоит бабушкин диван, на котором она спала, телевизор и сервант. А в другой стоит пианино, редкое какое-то, особенное, специальный стульчик, помню, лет десять назад мать его где-то заказывала, чтобы подарить бабуле на день рождения.
На противоположной стене висит огромное количество фотографий с выступлений, награждений, поездок. Бабуля-то у меня не простая была, довольно известная в определенных кругах пианистка, а также преподаватель в консерватории, лауреат многих конкурсов. Выступала с концертами, много путешествовала. И вот в той комнате расположены полки с разными сувенирами, которые привозила бабушка из поездок.
А ещё она собирала статуэтки. Необычные какие-то, я в них не разбираюсь, но бабуля уставила ими два огромных стеллажа. Украшения (она очень любила самоцветы и бижутерию) лежат в четырех больших шкатулках, которые стоят на трюмо. Концертными платьями доверху забит огромный шкаф. На шкафу коробки с шляпами — бабуля тоже их очень любила.
На кухне коллекция гжели. И её очень любила бабуля. Я когда захожу на кухню, у меня всегда возникает чувство, что попадаю в крохотную пещерку, настолько всего много, оно пестрит и сверкает со всех сторон. Не висит ничего и не стоит, только разве что на потолке этой маленькой кухоньки. На всех окнах горшки с цветами: герань, фиалки, на полу стоит фикус, пальма… Мать мотается, поливает теперь. Часть, правда, к себе перевезла.
— Как всё это помещается в крошечной двушке? — спросила Олеся, всплеснув руками.
— Помещается, — улыбнулся Антон. — Но там тесновато.
Шло время. Квартира бабушки Антона, Павлины Павловны (у неё было редкое имя, которым она очень гордилась) продолжала стоять закрытой. Софья Михайловна продолжала заниматься со своими студентами английским языком, правда на дом приглашать учеников перестала.
— Уставать я стала, сын, — призналась она как-то Антону. — Всех денег не заработаешь. И надо когда-то отдыхать. Решила я немножко сократить свою занятость.
— Правильно, мам, — одобрил Антон. — А у нас новость. Кажется, ты скоро станешь бабушкой.
— Ну вот! — шутливо возмутилась Софья Михайловна. — В бабушку меня превратить решили. А я ещё молодая, между прочим!
— Бабушка — это не возраст, а состояние души, — улыбаясь, ответил сын.
Антон с матерью ещё немного поболтали и расстались. А Софья Михайловна задумалась. Она думала весь вечер и утро следующего дня, а в обед позвонила сыну.
— Вы это… трудно вам с деньгами-то будет, когда Олеся в декрет уйдет. Может, в бабушкину квартиру пока переедете? На свою ведь вы ещё не накопили?
— Мам, не надо, мы сами справимся, — сказал Антон. — Кроме того до декрета ещё месяц.
— И всё же ты спроси Олесю, — настаивала Софья Михайловна.
— Спрошу, — пообещал сын.
Придя с работы, Антон рассказал жене о разговоре с матерью.
— Это же отличная идея! — воскликнула Олеся. — Нам не придётся платить за съемное жильё, будем только оплачивать коммунальные платежи, станет полегче.
— Да но… Мать просила там ничего не менять. И ремонт не делать, — тихо проговорил Антон внимательно глядя на супругу.
— Мы и не будем делать ремонт. Нам пока не с чего. Мы же копим! — не смутилась Олеся.
— Ну не знаю… Что-то мне как-то не нравится эта идея…
— Глупости! Твоя мама очень великодушна! Она предложила нам помощь, с чего бы отказываться?
Олеся и Антон обсуждали предложение Софьи Михайловны весь вечер и всё-таки решили попробовать переехать, уж очень заманчивым было предложение.
Мама Антона показала молодым полки и шкафы, которыми можно было пользоваться, и которые она освободила для них, включила холодильник, который весело загудел после долгого простоя, открыла, перекрытый на всякий случай, газовый кран над старенькой плитой на кухне.
— Вот, ребята, пользуйтесь на здоровье. Плита старенькая, но рабочая. А духовка — та вообще чудесная! Какие мама в ней пирожки пекла ммм… Вкуснотища! — проговорила Софья Михайловна и грустно вздохнула. — Диван свой можете ставить. Старый мамин я выкинула ещё полгода назад. Словом, обживайтесь.
После того, как мама Антона уехала, Олеся кинулась раскладывать вещи. Места в шкафу было маловато — всего две полки. Остальное пространство было занято вещами Павлины Павловны. От них сильно пахло духами, сладкими, цветочными…
В ванной комнате на полках стояли шампуни бабушки Антона, гель для душа, кремы для лица и тела. Олеся пришла туда с охапкой своих кремов и шампуней, а также пеной для бритья Антона и замерла в нерешительности.
— Антон я, наверное, уберу всё бабушкино в большой пакет, — задумчиво проговорила она. — Наше-то ставить некуда. А пакет под ванну положу, если что. Я же не выкидываю. Чужое всё-таки, неудобно как-то…
— Убирай, что ж делать, — пожал плечами Антон.
В комнате тоже пришлось немного разобраться. И в шкафу. И в коридоре. И на кухне.
Невозможно было разместить все вещи, совершенно не затронув предыдущий порядок. В какой-то момент Олеся все-таки засомневалась и позвонила Софье Михайловне, чтобы спросить, куда лучше убрать любимые Павлиной Павловной статуэтки.
— Я же просила ничего не трогать! — гневно проговорила мама Антона. — Пусть всё стоит там, где стояло! Не надо ничего убирать.
Олеся растерялась и, тихо извинившись, прервала разговор.
— Я думала «ничего не трогать и не переделывать» это касается ремонта и перестановки мебели… — проговорила она, повернувшись к рядом стоящему мужу.
Антон задумался. Он подозревал нечто подобное. Потому и не хотел переезжать. Просто он надеялся, что у матери хватит благоразумия не продолжать упорствовать в этом вопросе.
— Наверное, не стоит переживать. Мать постепенно привыкнет, что здесь теперь живет не бабушка, и не будет вспоминать, что где стояло, — нерешительно предположил он.
Мама Антона приехала в гости без предупреждения в первый же выходной. Выпив на кухне чаю, который предложила Олеся, она тут же заявила, что на полках всё стоит не так, как стояло.
— А фарфоровую сахарницу зачем убрали? И хлебницу с подсолнухами? Мама её так любила! — всплеснула руками Софья Михайловна.
— Мам. Мы не пользуемся хлебницей, — заявил Антон. — Она занимает слишком много места на столе, вот мы её и убрали.
— Куда?
— На антресоли.
— Веник в углу всегда стоял, где он?
— Ну, в шкафу, под мойкой, — сказал Антон. Он уже начал раздражаться. — Где ему ещё быть?
— Верните на место! Вы чего разхозяйничались-то? Не забывайте, вы тут в гостях, — заявила Софья Михайловна и засобиралсь домой. — Статуэтки не трогайте, веник на место верните. Цветы не забывайте поливать. Приду, проверю.
Хлопнула входная дверь, и послышался звук поворота в замке ключей Софья Михайловны.
— Может, съедем? — робко спросила, так и промолчавшая всё время пребывания свекрови в квартире, Олеся. — Это же невозможно…
— Глупости! — решительно заявил Антон. — Фиг с ним с веником. Ну его, пусть стоит на своём почётном месте! Вот!
Он достал веник и поставил в угол кухни.
— Так… Что там ещё? Статуэтки? Вон они. Стоят, никто их не трогает, кому они нужны? Цветы? Сейчас польём!
— Осторожно! Не лей так много, — взмолилась Олеся. — Твоя мама нас со свету сживет, если сгниёт фиалка.
— Не сгниёт, — сказал Антон. — Вот увидишь, всё будет нормально. Мать привыкнет и станет полегче. Будем пока подстраиваться.
Подстраиваться получалось плохо. Софья Михайловна то и дело могла нагрянуть с проверкой. То ей не нравилась пыль на пианино, то чудилось, что салфетка на комоде совсем не так лежит, то они забывали завести старинные часы, то дипломы с бабушкиных конкурсов на стене висели криво, то бабушкина любимая чашка куда-то потерялась.
— Да не потерялась она, — сказала Олеся. — Вот она! В шкафчик я её поставила. На полочке мало места. Там помещаются только две кружки: моя и Антона. А чашка Павлины Павловны не помещается. Кроме того она большая, фарфоровая, я боюсь её разбить.
— Ещё чего не хватало! — подбоченилась Софья Михайловна. — Имущество портить. Тут, между прочим, много всего ценного хранится. Мамины воспоминания — мемуары, которые она писала, исторические фотографии, письма, коллекция записей с концертов. Пианино тоже редкое. Вы поосторожнее с вещами-то. Я ведь вам доверяю.
— Антон, я больше так не могу! — заявила Олеся, едва он вернулся домой с работы.
Шел восьмой месяц беременности Олеси, и она уже находилась в декрете.
— Что опять стряслось? — спросил Антон, заранее зная ответ.
— Твоя мама… Она опять приходила. Я спросила её о том, можно ли нам передвинуть немного шкаф, чтобы поместилась детская кроватка. А она знаешь какой скандал учинила?! Полчаса вещала о том, что мы не чтим память предков.
Что Павлина Павловна была выдающимся человеком, а теперь её имущество варварски используется людьми, которые понятия не имеют о высоком искусстве и вообще о культуре! Намекала, что я слишком приземлённая со своей профессией и ничего не понимаю, — чуть не плача сказала Олеся.
— Чем её не устроила твоя профессия?
— Экономист на предприятии, производящем козловые краны для неё звучит слишком банально и совсем далеко от искусства. Так она сказала, — чуть не плача ответила Олеся.
— И чем её не устроил твой крановый завод… — сказал Антон, разуваясь и надевая домашние тапочки.
— Я больше выслушивать это не намерена. Всё, — Олеся решительно направилась собирать вещи.
— Погоди, Леся. У меня есть некоторые идеи. Насчёт почитания памяти предков, — произнёс Антон и хитро подмигнул жене.
— Слушай, твоя бабуля и правда была замечательная пианистка! Настоящий виртуоз! — восторженно сказала Олеся, но, вспомнив недавние слова матери Антона тут же расстроилась: — Или как так там это правильно называется? Я же «не разбираюсь в искусстве»…
— Ну-ну, не говори так, — успокоил её муж.
В комнате, где стояло пианино, хранились записи выступлений Павлины Павловны. И они с Антоном только что прослушали несколько композиций в бабушкином исполнении. А в письменном столе лежала рукопись бабушкиных мемуаров.
—Думаешь, получится? — спросила Олеся.
— Обязательно! — ответил Антон. — Я всё узнал, навёл кое-какие справки. С завтрашнего дня я этим займусь. Не переживай.
Антон чмокнул Олесю в макушку и стал бережно складывать бабушкину рукопись в большую папку. Павлина Павловна писала ручкой, по старинке. Так ей больше нравилось.
…Когда в следующий раз Софья Михайловна наведалась с проверкой и начала, как обычно, придираться к тому, что всё не так стоит и висит, Антон заявил:
— Мама! Так не чтят память предков! То, что ты в честь бабушки решила оставить в квартире всё не тронутым, вплоть до чашек, ложек и салфеток похвально, но это вовсе не почитание бабушкиного таланта.
Я придумал кое-что получше. Я ездил в издательство. Бабушкину рукопись готовы напечатать! Нужно только перевести её в электронный вид. Но этим я займусь сам. Представляешь, выйдет книга бабушкиных воспоминаний!
Софья Михайловна застыла на месте, переваривая услышанное. Она и сама подумывала о том, чтобы заняться этим, но всё как-то некогда было, да и не решалась она…
— В книге будет цветная вкладка с фотографиями. Так сказала редактор, — гордо продолжил Антон. — Нам повело. Она оказалась почитательницей фортепианной музыки и сразу же заинтересовалась бабушкиной рукописью.
И это ещё не всё. Я ходил в наш краеведческий музей. Если ты согласна, то они готовы принять в дар некоторые бабушкины вещи и оформить стенд, полностью посвящённый бабуле. Ведь она почётный гражданин нашего города. Вот!
— Ну, сын, ты удивил меня, — заявила Софья Михайловна, прослезившись. — В самом деле, это было бы замечательно! Наша бабушка была редким талантом, её имя не должно быть забыто.
Антон сиял, как начищенный самовар, Олеся улыбалась, а Софья Михайловна расчувствовалась. Она, утирая набегавшие слёзы, вспоминала мать и думала о том, что та была бы рада такому вниманию.
— Статуэтки в коробку сложим! Стеллажи разберём, и детская кроватка как раз сюда поместится. Антон, давай помогай! Олеся, осторожно, не наклоняйся, тебе вредно, до родов две недели осталось, — командовала Софья Михайловна.
Она сама заказала очень красивую детскую кроватку и сейчас, после того, как её привезли в разобранном виде и оставили в коридоре, весело руководила процессом перестановки.
Олеся и Антон только удивлялись метаморфозам, произошедшим с ней. Утром в субботу мать позвонила и сообщила, что скоро приедет (удивительным было уже то, что она раньше никогда не предупреждала об этом) и что у неё есть сюрприз.
Софья Михайловна приехала и привезла с собой несколько сложенных картонных коробок. Работа закипела. Она гоняла Антона, бегала сама с тряпкой, а Олесю, которая то и дело порывалась помочь, постоянно усаживала на диван.
— Отдыхай, девочка, мы сами, — приговаривала Софья Михайловна.
Через несколько часов квартиру стало не узнать. Все статуэтки и бабушкины сувениры из комнат и кухни были бережно упакованы в коробки и спрятаны на антресоли, из которых предварительно был убран разный хлам.
— Вот! И всё прекрасно поместилось! — заявила Софья Михайловна довольная своей работой. — Пальму и фикус выставим на продажу.
Будет попросторнее. Когда родится малыш, ему будет нужно много места. Дети растут быстро. Не успеешь оглянуться, поползёт, потом побежит. Станет всё трогать, открывать, доставать.
— Ну, к тому времени мы, наверное, свою квартиру купим, — задумчиво произнес Антон, почесав затылок.
— Это вы как хотите. А можете и здесь жить, я не против, — сказала Софья Михайловна и присела на стульчик. — Ладно. Побегу я. У меня ещё сегодня ученики придут. Целых двое.
— Мам! Ты же вроде говорила, что перестала брать учеником на дом, — сказал Антон.
— Да передумала я. Стала опять брать. Деньги лишними никогда не будут. Внучок родится, помогать буду, — сказала Софья Михайловна.
— Спасибо тебе, мама, — произнёс Антон.
— Это вам спасибо, ребята. И… простите меня.
Олеся смотрела на свекровь и думала о том, что она добрая и хорошая. Просто ей было тяжело пережить потерю любимого человека: своей матери. Зато теперь память Павлины Павловны, благодаря книге и музею, будут чтить многие люди и это совсем не то, что правильно стоящие в её доме статуэтки. И хорошо, что Софья Михайловна это поняла.
