Вера всегда считала себя женщиной рассудительной, лишенной пустых фантазий и излишней мнительности. Однако подозрение, что в доме поселился кто-то чужой, крепло в ней с каждым днем, заставляя внимательнее присматриваться к крошкам на кухонном столе.
Она была убеждена, что соседский кот повадился забираться к ним через балкон и бессовестно воровать еду, оставленную без присмотра. Чтобы окончательно поймать воришку, Вера спрятала за массивной вазой с искусственными цветами обычный диктофон.
Вечером, когда муж Никита и его мать Раиса Ивановна ушли в гостиную смотреть новости, она осторожно забрала устройство. Когда Вера нажала кнопку воспроизведения, мир вокруг нее будто начал медленно рассыпаться на мелкие, острые осколки.
— Мам, ну сыпь побольше, чего ты жадничаешь! — раздался из динамика шепот Никиты, в котором слышалось пугающее нетерпение. — Она ничего не почувствует, аромат малины любой посторонний привкус перебьет.
— Опасно это, Никитушка, — голос свекрови звучал сухим, надтреснутым шелестом. — Вдруг последствия будут слишком тяжелыми, вдруг она задыхаться начнет или пена пойдет? Глаза навыкате, вид страшный, а нам потом оправдываться перед всеми.
Вера почувствовала, как по рукам поползла неприятная липкая влага, а в груди стало тесно от подступившего ужаса. Никита ответил с какой-то жуткой, будничной легкостью, что она просто сразу вырубится и будет спать без задних ног.
— Зато мы потом делом займемся, квартиру наконец-то освободим от этого всего, — продолжал муж. — Дышать уже нечем в этих четырех стенах, надо решать вопрос радикально.
Вера смотрела на свои руки и не узнавала их, они казались ей чужими, восковыми деталями какого-то сломанного механизма. Она всегда была для них опорой, тянула на себе быт и мирилась с бесконечными придирками Раисы Ивановны.
Неужели ее стремление к порядку и привычка контролировать каждую мелочь стали для них поводом для такого жестокого финала? На календаре была середина сентября, и солнечные лучи, пробивающиеся сквозь кухонное окно, казались теперь холодными и равнодушными.
Из коридора донесся голос Раисы Ивановны, приглашающий всех к столу на вечернее чаепитие с «особым сюрпризом». Вера вошла на кухню, стараясь сохранять внешнее спокойствие, хотя сердце ее колотилось в каком-то лихорадочном, сбитом ритме.
На столе красовался фамильный сервиз с позолотой, который доставали только по самым торжественным и важным случаям. Никита пододвинул ей чашку, от которой исходил густой, почти приторный аромат лесной малины, заполнявший всё пространство комнаты.
— Верочка, садись, угощайся, — ласково пропела свекровь, не сводя с нее выжидающего, липкого взгляда. — Малина нынче знатная, сама собирала, по особому рецепту для тебя заварила.
Вера смотрела в темную, багровую глубину напитка и видела там лишь предвестие собственного конца. Она отчетливо поняла, что эта чашка может стать последним, что она попробует в своей жизни.
— А вы почему к своим кружкам не прикасаетесь? — голос Веры дрогнул, но она вовремя перехватила инициативу. — Неужели у Раисы Ивановны снова давление подскочило, а у тебя, Никита, пропал аппетит?
— Мы уже пробовали, пока ты руки мыла, — Никита отвел глаза в сторону и принялся увлеченно изучать рисунок на скатерти. — Пей скорее, а то остынет, тебе нужно расслабиться после тяжелого дня.
Вера чувствовала, как к горлу подкатывает комок из-за этого сладкого, удушающего запаха, ставшего для нее символом предательства. Ей казалось, что каждое слово мужа теперь пропитано фальшью и скрытой угрозой.
— Не хочу я этот чай, — она резко отодвинула сервиз, так что капли красной жидкости выплеснулись на белую ткань. — И вообще, с этого дня я перехожу на воду, причем только из закрытых бутылок, которые буду открывать сама.
Никита нахмурился, и в его глазах промелькнула искра раздражения, которую он даже не попытался скрыть. Свекровь тяжело вздохнула, прижав руку к груди, будто ее глубоко оскорбили в лучших чувствах.
— Вера, ты ведешь себя крайне странно, — Никита попытался накрыть ее ладонь своей, но она отпрянула, как от раскаленного железа. — Мама полдня старалась, специальные сборы подбирала, чтобы тебе легче стало.
— Ах, сборы? — Вера вскочила, и стул с грохотом отлетел к стене, нарушая натужную вежливость этого ужина. — А пена изо рта — это тоже часть твоего плана по моему выздоровлению?!
Она схватила свою чашку и одним яростным движением вылила всё содержимое в раковину, наблюдая, как красная струя исчезает в сливе. Я слишком люблю жизнь, чтобы позволить вам так просто от меня избавиться! — выкрикнула она.
Не дожидаясь ответа, Вера бросилась в спальню и заперлась на все замки, привалившись спиной к тяжелому полотну двери. Никита стучал, уговаривал ее выйти, объяснял что-то про нервный срыв, но его слова больше не имели для нее никакого значения.
Всю ночь она провела в кресле у окна, сжимая в ладонях бронзовую статуэтку Фемиды, стоявшую на комоде. Ей казалось, что в пустой квартире постоянно кто-то крадется, перешептывается и готовит новый, еще более изощренный план захвата.
— Сорвалось, — услышала она на рассвете приглушенный голос Раисы Ивановны, которая стояла совсем рядом с дверью спальни. — Она теперь всё под сомнение ставит, действовать будет гораздо сложнее.
— Завтра мы закончим с этим делом раз и навсегда, — ответил Никита, и Вера услышала странный шорох, похожий на разматывание веревки. — Накинем на нее сетку, укроем плотным одеялом, чтобы не дергалась, и всё.
Вера замерла, боясь даже вздохнуть, пока по ее коже бегали колючие мурашки от ледяного ужаса. Она приготовила баллончик с лаком для волос, решив, что продаст свою жизнь подороже.
Когда дверь в комнату начала медленно открываться, Вера вскочила, выставив вперед свое импровизированное оружие. На пороге действительно стояли муж и свекровь, и вид у них был одновременно нелепый и зловещий.
Никита сжимал в руках старый сачок для бабочек с длинной ручкой, а Раиса Ивановна тащила тяжелое ватное одеяло. Вера закричала, требуя, чтобы они не подходили ни на шаг, иначе она немедленно вызовет наряд полиции.
— Вера, угомонись, ты же всё испортишь! — Никита вздрогнул от ее крика и едва не выронил свой странный инвентарь. — Мы его почти выследили, он прямо здесь, за шкафом притаился!
— Кого — его?! — Вера продолжала трясти диктофоном, чувствуя, как на глаза наворачиваются слезы бессильного гнева. — Я всё слышала про пену, про освобождение квартиры и про то, как я должна «вырубиться»!
В комнате на мгновение воцарилось странное отсутствие всяких звуков, нарушаемое только тяжелым дыханием испуганной женщины. Никита и его мать переглянулись, и вдруг их лица исказились в приступе неудержимого, почти истерического хохота.
Раиса Ивановна опустилась на пуфик, прижимая одеяло к лицу и буквально заходясь от смеха, пока на ее глазах не выступили слезы. Никита, согнувшись пополам, указал пальцем на самый верх их массивного платяного шкафа.
Вера, всё еще не опуская руки с баллончиком, медленно подняла голову и почувствовала, как внутри всё обрывается от нелепости происходящего. На пыльной антресоли, среди коробок с обувью, сидело нечто огромное, лохматое и неописуемо злобное.
Это был колоссальных размеров мейн-кун с ярко-зелеными глазами, которые от ярости действительно казались навыкате. Кот шипел, обнажая клыки, и выглядел так, будто готов был в любой момент броситься на любого, кто посмеет к нему приблизиться.
— Это Барсик, соседский разбойник, — с трудом выговорила свекровь, вытирая лицо краем одеяла. — Он еще позавчера к нам на балкон запрыгнул и забился в нишу за шкафом в гостевой, мы его найти не могли.
— Мы ему снотворное в фарш подсыпали, чтобы он уснул и мы могли его в сачок поймать, — добавил Никита, вытирая лоб. — А малиновый сироп я добавил, потому что этот зверь на дух запах лекарств не переносит, только так его и можно было обмануть.
Вера медленно опустила руку с лаком, чувствуя, как по телу разливается странная, опустошающая слабость. Она поняла, что ее собственная подозрительность сыграла с ней гораздо более злую шутку, чем все заговоры мира.
«Квартиру освободим» — это означало лишь избавление от дикого кота, который за две ночи превратил их новую обивку дивана в клочья. А «вырубится» относилось исключительно к Барсику, чей характер был поистине дьявольским.
Эпилог
Вечером того же дня Барсик, надежно упакованный в одеяло, был торжественно возвращен законным владельцам, которые уже и не надеялись увидеть своего любимца. В квартире наконец-то стало спокойно, а Вера сидела на кухне, глядя на то, как Раиса Ивановна ловко разливает чай.
— Знаешь, Вера, а ведь у тебя настоящий драматический дар, — задумчиво произнесла свекровь, подавая ей кружку. — Нам в нашем народном театре при доме культуры как раз нужна актриса на роль графини с манией преследования.
Никита обнял жену за плечи, и в его жесте больше не было никакой скрытой угрозы, только привычное тепло и легкая ирония. Вера отпила глоток — чай был терпким, горячим и совершенно обычным, без всяких посторонних примесей.
— Я подумаю над вашим предложением, Раиса Ивановна, — ответила она, чувствуя, как к ней возвращается прежнее равновесие. — Но только при условии, что в финале моей героине не придется бегать по дому с Фемидой в руках.
Она посмотрела в окно, где над городом медленно зажигались первые огни, и ощутила странную легкость. Иногда для того, чтобы снова начать доверять близким, нужно пройти через самый нелепый и абсурдный кошмар в своей жизни.
В доме было тихо, и это была та самая тишина, которая не пугает, а обещает долгий и спокойный отдых после бури. Вера закрыла глаза и впервые за долгое время уснула без всяких опасений, зная, что она находится в безопасности и среди любящих людей.
