Маша стояла у окна и смотрела на участок, который они с Витей собственными руками расчищали от бурьяна два года назад. Каждый квадратный метр этого дома был пропитан их трудом, бессонными ночами и страхом перед растущим ипотечным долгом. Сейчас, когда первые лучи апрельского солнца золотили свежевыкрашенный забор, дом казался почти уютным. Почти.
— Машенька, ты чай будешь? — окликнул её Витя из кухни.
Она обернулась и увидела мужа — высокого, худощавого, с вечно виноватым выражением лица. Такое выражение лица у него появилось три дня назад, когда позвонила его мать.
— Буду, — коротко ответила Маша и прошла на кухню.
Витя разливал чай по чашкам, старательно избегая её взгляда. Маша села напротив и сложила руки на столе.
— Когда она приедет? — спросила она, хотя прекрасно знала ответ.
— Послезавтра. Мама сказала, что привезёт её сама, поможет устроиться.
— Как заботливо, — Маша не удержалась от сарказма. — Привезёт дочку, устроит в нашей спальне, а сама вернётся в свою двухкомнатную квартиру. Одна. В тишине и покое.
Витя сжал губы.
— Маш, ну пожалуйста, не начинай. Оля в трудной ситуации. Андрей выгнал её из дома. Беременную! Куда ей идти?
— К матери, — спокойно ответила Маша. — У твоей матери две комнаты. Оля может жить в одной, Валентина Петровна — в другой. Разве не логично?
— Но мама считает, что Оле нужен свежий воздух, природа. Для ребёнка это важно.
Маша усмехнулась.
— Для ребёнка. Витя, до рождения ещё полгода. Ребёнку сейчас важно только то, что находится в животе у матери. А вот твоей сестре, которая привыкла жить за чужой счёт, действительно полезно будет подышать воздухом за городом. Пока мы с тобой будем ездить на работу, платить ипотеку, покупать еду — и для неё тоже, между прочим, — она будет наслаждаться пением птиц.
— Ты преувеличиваешь, — Витя наконец поднял на неё глаза. — Оля не такая. Она просто… растерялась. Она любит Андрея, она думала, что они будут растить ребёнка вместе.
— Андрей ясно дал понять, что не готов быть отцом. И предложил ей избавиться от ребенка. Разумное решение, учитывая, что они вместе всего год, снимают однокомнатную квартиру, и оба зарабатывали довольно мало.
— Маша! — Витя побледнел. — Ты говоришь об убийстве ребёнка!
— Я говорю о праве человека принимать решения, — возразила Маша. — Оля выбрала родить. Это её выбор, и я его уважаю. Но почему последствия этого выбора должны нести мы с тобой? Почему не она сама? Почему не её мать, которая так печётся о здоровье дочери?
Витя отодвинул чашку и встал.
— Потому что мама не потянет ещё два рта на свою пенсию . Ей тяжело.
— А нам легко? — голос Маши задрожал. — Мы платим пятьдесят тысяч в месяц по ипотеке! У нас самих едва хватает! И ты хочешь, чтобы я ещё кормила твою сестру, которая даже не удосужилась найти работу за последний год!
— Она искала, просто не повезло…
— Не повезло, — Маша встала, подошла к окну. — Витя, скажи честно. Ты действительно веришь в то, что говоришь? Или просто боишься перечить матери?
Повисла тишина. Маша слышала, как за окном чирикают воробьи, как тикают старые настенные часы — единственная ценная вещь, доставшаяся им от бабушки Вити.
— Я не могу бросить сестру, — наконец произнёс Витя. — Она часть моей семьи.
— А я? — Маша обернулась. — Я тоже твоя семья. Или я что-то не так поняла в день нашей свадьбы?
Витя подошёл к ней, попытался обнять, но Маша отстранилась.
— Машенька, миленькая, ну пойми. Это ненадолго. Оля родит, встанет на ноги, найдёт жильё…
— Ага. С младенцем на руках, без работы и без профессии. Знаешь, сколько таких историй я слышала? Приезжают «на пару недель», а остаются на годы. И знаешь, что в итоге? Жёны уходят. Потому что в собственном доме становятся гостями.
— Маша, это же моя сестра!
— А это — наш дом! — она повысила голос. — Понимаешь? Наш! Мы его строили! Я таскала доски, когда у тебя были проблемы со спиной! Я месила цементный раствор! Я каталась на другой конец города за дешёвой плиткой, чтобы сэкономить хотябы несколько тысяч! Я отказывалась от новой одежды, от косметолога, от парикмахера! Два года я выглядела как замарашка, чтобы мы могли позволить себе этот дом! И теперь твоя мать решила, что я должна спать на диване в гостиной, чтобы твоей сестре было комфортно в моей спальне?
Витя молчал, и в этом молчании было больше ответа, чем в любых словах.
Валентина Петровна приехала в субботу утром. Она выглядела, как всегда, — подтянутая, ухоженная, с короткой стрижкой и в элегантном кардигане. Оля вышла из машины следом — бледная, с тёмными кругами под глазами, в мешковатой толстовке. Живота почти не было видно.
— Витенька! — Валентина Петровна расцеловала сына. — Как ты вырос! Ой, что я говорю, ты же давно взрослый. Просто я так редко тебя вижу.
«По твоей вине», — подумала Маша, но промолчала. Она стояла на крыльце, наблюдая за семейной сценой воссоединения.
— Здравствуйте, Валентина Петровна, — вежливо поздоровалась она.
Свекровь окинула её оценивающим взглядом.
— Машенька. Ты не поправилась, это хорошо. Витя мне говорил, что ты много работаешь. Надо беречь здоровье, дорогая.
«Потому что я вкалываю, чтобы платить за этот дом», — хотелось ответить Маше, но она снова сдержалась.
— Оля, как ты себя чувствуешь? — спросила она у золовки.
Оля пожала плечами.
— Нормально. Токсикоза почти нет уже.
— Это хорошо.
Они внесли вещи в дом. Маша с удивлением обнаружила, что у Оли два огромных чемодана и несколько сумок.
— Это всё твоё? — не выдержала она.
— Ну да. Мне же нужна одежда, косметика, книги. Я собиралась приехать ненадолго, но мама сказала взять всё необходимое.
«Ненадолго», — с горечью подумала Маша.
Валентина Петровна прошла в дом, осмотрелась критическим взглядом.
— Ну что ж, неплохо для начала. Конечно, до идеала далеко, но вы же только начинаете жизнь. Витя, покажи, где будет жить Оля.
Витя повёл мать и сестру в спальню. Маша осталась в прихожей, сжимая руки в кулаки. Через минуту она услышала голос Валентины Петровны:
— Вот здесь Олечка и устроится. Кровать хорошая, матрас ортопедический — то, что нужно для беременной. Окно на юг, будет много света. Витя, где вы с Машей будете спать?
— В гостиной, на диване, — тихо ответил Витя.
— На диване? — в голосе свекрови прозвучало удивление. — А что, нормальный диван?
— Ну… он раскладывается.
Валентина Петровна вышла из спальни и прошла в гостиную. Маша поплелась следом. Свекровь критически осмотрела старый раскладной диван, который они купили за три тысячи на «Авито».
— Это не диван, это какое-то недоразумение, — констатировала она. — Витя, у тебя же спина больная. Как ты на этом спать будешь?
— Как-нибудь, мам.
— Вот именно — как-нибудь. Знаешь что, надо купить новый диван. Я тебе немного денег дам.
— Мама, не надо, — запротестовал Витя. — Мы справимся.
Маша слушала этот разговор и чувствовала, как внутри неё закипает ярость. Они обсуждали, на каком диване ей спать в её собственном доме, в то время как Оля устраивалась в их спальне.
— Валентина Петровна, — она шагнула вперёд, — а почему Оля не может жить у вас? У вас же две комнаты.
Свекровь удивлённо посмотрела на неё.
— Машенька, дорогая, ты же понимаешь, что в городе воздух совсем не тот. Оле сейчас нужен покой, природа, тишина. А у вас здесь идеальные условия. Большой участок, лес рядом. Для здоровья будущего ребёнка это очень важно.
— Но Оле ещё рожать через полгода, — возразила Маша. — Сейчас ей не нужен какой-то особенный воздух. А вот потом, когда родится ребёнок, будет очень шумно. И вот тогда вам в квартире будет действительно неудобно.
Валентина Петровна нахмурилась.
— Я не понимаю, к чему ты клонишь.
— Я клоню к тому, что Оля может спокойно прожить у вас до родов, а потом, если захочет, переехать сюда. К тому времени мы успеем достроить веранду и там можно будет поставить кровать.
— Веранду? — свекровь фыркнула. — На веранде зимой холодно. Да и строить её ещё сколько? Полгода? Год? Нет, это не вариант. Оля останется здесь.
Маша почувствовала, как земля уходит из-под ног.
— Но у нас всего две комнаты! Спальня и гостиная! И диван очень неудобный!
— Ну так купите нормальный диван, — Валентина Петровна пожала плечами. — Витя, я дам тебе двадцать тысяч. Этого хватит?
— Мама, дело не в диване! — не выдержала Маша. — Дело в том, что это наша спальня! Наш дом! Мы его строили, мы за него платим! И я не понимаю, почему мы должны спать на диване, пусть даже и новом, в то время как ваша дочь будет спать в нашей кровати!
Повисла тяжёлая тишина. Валентина Петровна медленно повернулась к Маше.
— Машенька, — её голос стал холодным, — я понимаю, что тебе неудобно. Но Оля — беременная женщина, которая осталась одна. Её бросил муж. Ей нужна поддержка семьи. И Витя, как старший брат, обязан ей помочь.
— Я не против помочь! — Маша почувствовала, что голос у неё срывается. — Но почему эта помощь должна выражаться в том, что мы отдаём ей нашу спальню? Почему не вы? У вас две комнаты! Вы живёте одна! Оля может прекрасно жить у вас, а после родов, когда ребёнок начнёт плакать по ночам, переехать сюда!
— Освободишь ей вашу спальню! — жёстко произнесла Валентина Петровна, оборачиваясь к сыну. — В её положении ей нужен простор и уют! А вы в гостиной на диване поспите!
Маша посмотрела на Витю. Её муж стоял, опустив голову, и молчал. Молчал, когда его мать распоряжалась в его доме. Молчал, когда решала, где спать ему и его жене.
— Витя? — позвала Маша.
Он поднял на неё глаза — виноватые, несчастные, но безвольные.
— Маш, ну давай не будем устраивать сцен. Оля действительно в трудной ситуации. Мы же можем помочь.
— Помочь — это одно. А лишиться собственной спальни — совсем другое.
— Но это ненадолго…
— Сколько? — резко спросила Маша. — Месяц? Два? Полгода? До родов? А после родов? Оля останется с младенцем, без работы, без денег. Как долго она будет жить здесь, Витя? Год? Два? Пять?
— Маша, не сгущай краски…
— Я не сгущаю! — крикнула она. — Я просто вижу, что происходит! Твоя мать не хочет, чтобы Оля жила с ней, потому что ей удобнее спихнуть дочь на нас! А ты, как послушный сынок, соглашаешься со всем, что она говорит!
— Маша! — Витя покраснел. — Не надо так говорить о моей матери!
— Или что? — Маша шагнула к нему. — Ты выгонишь меня из дома? Того самого дома, который я помогала строить? В который я вложила все свои силы и деньги?
Валентина Петровна встала между ними.
— Дети, успокойтесь. Машенька, я вижу, ты устала. Это понятно, вы с Витей много работаете. Но сейчас нужно проявить человечность. Оля — твоя родственница. Она в беде. Разве ты не можешь войти в её положение?
Маша рассмеялась — резко, почти истерично.
— Войти в положение? Хорошо. Давайте войдём в положение. Оля забеременела от мужчины, который ясно дал понять, что не готов быть отцом. Она решила сохранить ребёнка вопреки его желанию. Это её выбор, и я его уважаю. Но это её выбор, понимаете? Не мой! Не Вити! Её! И последствия этого выбора должна нести она, а не мы!
— Маша, Оля ждёт ребёнка, — Витя взял её за руку. — Ты же сама хочешь детей. Ты должна понимать…
Маша вырвала руку.
— Я понимаю. Я понимаю, что когда у нас будет ребёнок, твоя мать не предложит нам пожить у неё. Она не скажет: «Витенька, перевези Машеньку к себе, ей нужен отдых после родов, а я пока поживу у вас». Нет. Потому что помогать — это удобно, когда помогают другие за твой счёт.
— Ты несправедлива, — Валентина Петровна выпрямилась. — Я всегда помогала Вите. Когда вы строили дом, я давала деньги.
— Пятьдесят тысяч, — кивнула Маша. — За два года. Спасибо, конечно. Но мы заплатили уже больше миллиона только по по ипотеке. И будем платить ещё много лет. Так что не надо говорить о том, какая вы заботливая. Заботливая мать не выставила бы сына из собственной спальни.
— Достаточно! — Витя повысил голос. — Маша, я не позволю тебе оскорблять мою мать!
— А я не позволю превратить наш дом в общежитие! — крикнула в ответ Маша.
Они стояли друг напротив друга, тяжело дыша. Оля, которая всё это время молчала в спальне, вышла в гостиную. Лицо у неё было красное от слёз.
— Я не хотела ссор, — пробормотала она. — Я могу уехать…
— Никуда ты не уедешь! — Валентина Петровна обняла дочь. — Ты останешься здесь. Это решённый вопрос.
Маша посмотрела на них — на свекровь с праведным гневом в глазах, на плачущую Олю, на Витю с виноватым, но упрямым лицом. И поняла, что проиграла.
— Хорошо, — холодно сказала она. — Пусть Оля живёт здесь. Но я — нет.
— Что? — Витя побледнел. — Маша, что ты говоришь?
— То, что слышишь. Я не буду спать на диване в собственном доме. Я не буду гостем в доме, который мы строили вместе. Если Оля остаётся — я ухожу.
— Маша, не глупи…
— Это не глупости, Витя. Это моё решение. Либо Оля уезжает к матери, либо я подаю на развод.
— На развод? — он не поверил своим ушам. — Ты с ума сошла!
— Нет. Я просто ставлю вопрос ребром. Выбирай — твоя жена или твоя сестра. Если выберешь сестру — будем делить дом. Надеюсь, твоя мать поможет тебе с судебными издержками.
Она развернулась и пошла в спальню. Собрала в сумку вещи, которые могла унести. За спиной слышала возмущённое бормотание Валентины Петровны, всхлипывания Оли и растерянный голос Вити:
— Маша, постой! Давай поговорим!
— Мне не о чем с тобой говорить, — ответила она, застёгивая сумку. — Ты сделал свой выбор, когда промолчал. Когда позволил матери распоряжаться в нашем доме. Когда согласился выгнать меня из моей же спальни.
— Я никого не выгонял!
— Выгонял. Только не словами, а молчанием.
Она вышла из спальни, прошла мимо них всех и открыла входную дверь.
— Маша! — Витя кинулся следом. — Куда ты?
— К подруге. А завтра — к юристу.
— Ты не можешь так просто взять и уйти!
Маша остановилась на пороге и обернулась.
— Могу. Знаешь, Витя, я много о чём думала последние дни. О том, как мы познакомились. Как строили планы. Как мечтали о доме, о детях, о совместной жизни. И знаешь, что я поняла? Ты всегда выбирал мать. Всегда. Когда она не приехала на нашу свадьбу, потому что «простыла», хотя на следующий день мы видели её в торговом центре. Когда она сказала, что мы слишком рано женимся, и ты чуть не отменил свадьбу. Когда она раскритиковала мой дизайн дома, и ты настоял переделать всё по её вкусу. Я прощала, терпела, думала — это же его мать, надо понять. Но сейчас я поняла другое — ты никогда не станешь мужем. Ты навсегда останешься маменькиным сынком. А мне такой муж не нужен.
Она вышла из дома, не оглядываясь. Сзади раздался Витин голос:
— Маша! Вернись! Мы всё обсудим!
Но она не оборачивалась. Просто шла вперёд, к калитке, к дороге, к свободе.
Следующие две недели были адом. Витя звонил по десять раз на день, умоляя вернуться. Маша не брала трубку. Он приезжал к подруге, стоял под окнами, писал сообщения. Она не отвечала.
На третьей неделе позвонила Валентина Петровна.
— Машенька, — голос у неё был совсем другим — мягким, почти просящим. — Давай встретимся. Поговорим.
Маша согласилась из любопытства. Они встретились в кафе недалеко от дома подруги. Валентина Петровна выглядела усталой.
— Оля уехала, — сказала она без предисловий. — Я забрала её к себе.
Маша молча пила кофе.
— Витя… он не может без тебя. Не ест, не спит. На работе сказали, что если так продолжится, его уволят. Маша, я прошу тебя — вернись. Я была неправа.
— В чём именно? — спросила Маша.
Валентина Петровна сжала губы.
— Я не должна была вмешиваться. Это ваш дом. Ваша жизнь. Я просто… я так привыкла, что Витя всегда слушается меня. И подумала, что так будет всегда.
— А теперь поняли, что нет?
— Да. Теперь я поняла, — свекровь подняла на неё глаза. — Он выбрал тебя, Маша. Когда ты ушла, он три дня не разговаривал со мной. Потом приехал и сказал: если Оля не уедет, он разорвёт с нами все отношения. Я испугалась. Я не могу потерять сына.
Маша поставила чашку на стол.
— Валентина Петровна, я не хочу, чтобы Витя разрывал отношения с матерью. Но я хочу, чтобы вы поняли — у него теперь своя семья. Я — его семья. И наши решения мы будем принимать сами. Без вашего вмешательства.
— Я поняла, — кивнула свекровь. — Я больше не буду. Честное слово.
— А как Оля?
— Оля? — Валентина Петровна вздохнула. — Ничего. Живёт у меня. Я помогу ей с ребёнком. А там посмотрим. Может, она найдёт работу, снимет жильё.
— Может, и найдёт, — согласилась Маша.
Они ещё немного посидели, обсуждая детали. Потом Маша поехала домой. Витя встретил её на пороге — осунувшийся, с красными глазами, но счастливый.
— Прости, — прошептал он, обнимая её. — Прости, что я был таким идиотом.
— Ты действительно был идиотом, — согласилась Маша. — Но я рада, что ты это понял.
Они вошли в дом. В их спальне пахло свежестью и лавандой — Витя помыл полы и постирал бельё. На кровати лежал огромный букет пионов — её любимые цветы.
— Я люблю тебя, — сказал Витя. — И обещаю — больше никогда не дам никому вмешиваться в нашу жизнь.
— Даже маме? — усмехнулась Маша.
— Особенно маме, — он крепко сжал её руку. — Ты — самое важное, что у меня есть. Извини, что я понял это так поздно.
Маша обняла его и прижалась лбом к его плечу.
— Ничего. Главное, что понял.
Они стояли так, обнявшись, в собственной спальне, в собственном доме. И Маша чувствовала, что наконец-то вернулась домой. Не просто в здание, которое они строили, а домой — туда, где её любят и ценят. Туда, где она не гость, а хозяйка.
И это было самое главное.
