— Это несправедливо, я имела право знать! — Катя швыряла вещи в рюкзак. — Никогда тебе этого не прощу.
— Катя, послушай, — Марина пыталась остановить дочь.
— Ты просто разрушила мою жизнь.
Дверь хлопнула, она осталась в комнате одна.
На протяжении многих лет жизнь Марины была размеренной и упорядоченной. Муж давно болел, взрослая дочь пропадала на работе. Двух пенсий хватало на самое необходимое, без излишеств.
— Кто там? — Марина шаркала к двери, поправляя седые пряди, выбившиеся из пучка. — Дочка, опять ключи забыла?
— Мам, это я! — голос Кати звучал непривычно звонко. — И я не одна!
Марина торопливо оглядела квартиру, чистота, но такая, какая бывает в домах, где болеют. Затхлый воздух, аптечные коробки, недочитанный детектив на подлокотнике кресла.
— Иду, доченька! — крикнула она.
Катя влетела в квартиру, сияющая, какой Марина не видела ее давно.
— Познакомься, — выпалила дочь, затаскивая за собой высокого мужчину, — это Алексей.
Что-то странное произошло, когда незнакомец шагнул в полосу света из комнаты. Момент дежавю, словно она уже его видела.
— Очень приятно, — проговорил он, протягивая руку. — Алексей Серов.
Голос… Низкий, с характерными интонациями, которые она не слышала сорок лет…
— Мама, ты чего? — Катя толкнула ее локтем. — Как статуя стоишь…
— Простите… Я… — Марина механически пожала протянутую ладонь. — Марина Алексеевна.
Алексей чуть наклонил голову, и тут она увидела то, от чего сердце пропустило удар, родимое пятно на виске, похожее на жука. Точно такое же было у Виталия Сергеевича. Первой любви Марины, отца ее ребенка.
«Фамильная метка», — говорил он тогда. — «У моего отца такая же».
— С вами все в порядке? — участливо спросил гость.
— Да-да, просто… День тяжелый, — голос Марины дрогнул. — Проходите.
В гостиной Алексей сел под торшер, и свет падал так, что каждая черта его лица стала отчетливой. Теперь сомнений не оставалось, те же глаза, разлет бровей, скулы. А главное — взгляд…
— Мам, ты какая-то странная, — прошептала Катя, когда они вышли на кухню. — Что-то случилось?
— Нет, просто… Он сказал, сколько ему лет?
— Сорок один, — Катя пожала плечами. — А что, думаешь, большая разница?
— И откуда он? — Марина старалась, чтобы голос звучал буднично.
— Из Новгорода, кажется. Он инженер, мы на работе познакомились.
Сорок один, Новгород, родимое пятно. Марина закрыла глаза на мгновение.
— Ты давно его знаешь? — она едва могла говорить.
— Месяца два, — Катя покраснела. — Но он такой… Знаешь, спокойный и надежный. И он хотел с тобой познакомиться, сам предложил.
А когда они вернулись в комнату, Иван Петрович уже проснулся и пытался приподняться на подушках.
— Вот, — Катя подвела Алексея к кровати. — Познакомься, папа, это Алексей.
И тогда Марина увидела — взгляд гостя на мгновение стал пронзительно-холодным, оценивающим, почти враждебным. Таким, каким смотрят люди, когда пытаются решить сложную задачу. Только она это заметила. И поняла, в их доме появился чужой. И он здесь неспроста.
Алексей стал появляться все чаще. Приходил с инструментами — починил протекающий кран, отремонтировал старый торшер. Марина молча наблюдала, как он входит в их жизнь.
— Я отвезу Ивана Петровича на УЗИ, — предлагал Алексей. — Мне несложно.
А потом, словно случайно, наклонялся к книжной полке и замечал:
— О, Достоевский! И я в детстве обожал. Странное совпадение, правда?
И в такие моменты его взгляд останавливался на Марине чуть дольше необходимого. Она замечала — в глазах Алексея был тот же оттенок серого, что и у нее.
С каждым днем сомнений оставалось все меньше. Это был ее сын. Тот самый, которого Марина видела всего несколько дней после рождения. И теперь он пришел в их дом. Зачем, чего хочет?
По вторникам Катя приходила поздно, сдавала смену на работе последней. Алексей это знал и появился на пороге ровно за час до ее возвращения, когда Иван Петрович уже засыпал после вечерних лекарств.
— Марина Алексеевна, я подумал, может, вам нужно помочь с чем-нибудь? — в руках у него был пакет с продуктами. — Заметил, что хлеб закончился.
— Спасибо, — она пропустила его в квартиру, чувствуя себя запертой в клетке со зверем. — Я как раз чай собиралась пить…
— Вот и отлично.
На кухне он двигался с неторопливой уверенностью человека, который все уже изучил. Повесил куртку на спинку стула — точно так же, как делал его отец. Расставил чашки, помыл руки, вытер их о свои джинсы, не взяв полотенце.
— Пьете с сахаром? — спросил будничным тоном.
— Да, — она не могла оторвать взгляд от его рук. — С одной ложкой.
— И мне тоже, — он улыбнулся, но глаза остались холодными. — Еще одно совпадение, не находите?
— Алексей, — Марина сделала глубокий вдох. — Что вам нужно от моей дочери?
Он обжег ее взглядом и медленно опустился на стул напротив.
— От вашей дочери? — переспросил он. — Ничего плохого. Она хорошая девушка.
— Вы… — Марина запнулась. — Вы что-то хотите сказать мне?
Алексей неторопливо помешал чай, затем так же неторопливо отпил глоток. Его действия были размеренными, словно выверенными по секундомеру.
— Интересная вещь — память, — произнес он наконец. — Я помню большой дом с зелеными ставнями. Детдом в Новгороде. Помню свою первую воспитательницу Галину Михайловну. Она иногда гладила меня по голове и говорила, что мама обязательно за мной вернется…
Марина замерла.
— Она, видите ли, не просто бросила меня… — голос Алексея стал тише. — Просто так сложились обстоятельства. Она молодая тогда была, испугалась… Но потом обязательно придет. Я ждал, долго ждал. А потом понял, что никто не придет.
— Алексей…
— А еще, знаете, в детском доме была забавная традиция, — он словно не слышал ее. — В день рождения всех выстраивали в столовой и поздравляли. И каждый раз я смотрел на дверь. Думал, вот сейчас она войдет. Моя мама.
— Я не могла… — голос Марины дрогнул. — Мне было девятнадцать. Моя мать…
— Вы хорошо устроились, — перебил он, не повышая голоса. — Своего ребенка сдали, а потом взяли чужого, чтобы было не так больно. Удобно получилось, правда?
Чашка выскользнула из рук Марины.
— Не волнуйтесь, — Алексей аккуратно отодвинул свою чашку. — Я не пришел требовать признания или устраивать сцены. Просто хотел посмотреть вам в глаза.
Он встал, обходя разлитый чай, и наклонился к ее лицу так близко, что она ощутила запах одеколона.
— И лишить вас всего, как когда-то лишили меня, — прошептал он почти нежно. — К счастью, Галина Михайловна перед смертью все же сказала, что оставила ребенка в роддоме дочь ее соседки. Я ведь умолял открыть эту тайну. А дальше найти вас было уже несложно.
Когда за ним захлопнулась дверь, Марина так и осталась сидеть неподвижно. Она не плакала. Просто смотрела на свои руки и видела там маленького ребенка, которого когда-то отдала.
Катя позвонила позже, сообщила, что заночует у Алексея.
— Мам, ты не против? — голос дочери звучал счастливо. — Он такой замечательный. Кажется, это серьезно.
Марина хотела кричать, умолять, но вместо этого просто сказала:
— Конечно, доченька. Я рада за тебя.
В эту ночь она достала старую фотографию Виталия Сергеевича — единственную, что сохранила. Родимое пятно на виске было видно даже на выцветшем снимке. Она не знала, что делать. Признаться Кате? Поговорить с Алексеем? Он ясно дал понять — он пришел мстить. И выбрал для этого самое дорогое, что у нее есть.
Катю, которая не знала, что она приемная. Ее дочь, что сейчас влюблялась в человека, который ее использует.
Вопрос был не в том, должна ли она что-то делать. Марина понимала, Алексей постарается сделать ход первым. Времени на раздумья оставалось все меньше.
***
— Катя, милая, может, не стоит так торопиться? — Марина нервно перекладывала таблетки для мужа, стараясь, чтобы голос звучал буднично. — Вы знакомы всего ничего, а ты уже…
— Мам, мне двадцать восемь, — Катя выглядела раздраженной. — Тебе не кажется, что я сама могу решать?
— Конечно, но… — Марина замялась. — Ты так мало о нем знаешь.
Катя резко захлопнула ящик комода, который разбирала.
Марина прикусила губу. Две недели с того разговора на кухне она жила как в кошмаре. Алексей стал незаменимым — возил Ивана Петровича по врачам, доставал редкие лекарства, помогал с домашними делами. И все это время смотрел на Марину взглядом охотника, поджидающего момент.
— Я просто… — она подбирала слова. — Чувствую что-то неладное.
— Ну, конечно, — Катя закатила глаза. — Ты просто боишься, что я уйду, и некому будет возиться с папой. Или…
Она внезапно осеклась.
— Погоди-ка. Ты ревнуешь?
— Что?
— Ну да, — Катины глаза сузились. — Тебе страшно, что я буду любить кого-то сильнее, чем тебя, правда? Леша говорил, что у слишком опекающих родителей может быть такая реакция.
Марина поняла, пока она ждала действий, Алексей уже вел свою игру. Он настраивал дочь против нее. Умело, постепенно, шаг за шагом.
— Катенька, дело не в этом, — она попыталась обнять дочь, но та отстранилась.
— А в чем тогда? Что с ним не так?
«Он мой сын», — кричало все внутри Марины. Но не могла это произнести. Пришлось бы признаться, что Катя — приемная. А Марина бросила собственного ребенка, и теперь этот грех молодости вернулся и хочет отнять у нее все.
— Я просто… боюсь за тебя, — выдавила она наконец.
— Тебе не о чем беспокоиться, — голос Кати стал холоднее. — Он любит меня. А если так спокойнее, можешь нанять детектива и проверить Алешину биографию.
Она выскочила из комнаты, хлопнув дверью.
Накануне выходных Алексей предложил поехать на дачу.
— Свежий воздух пойдет на пользу Ивану Петровичу, — сказал он.
Ехали молча. Марина сидела на заднем сиденье рядом с мужем и наблюдала, как Алексей и Катя переговариваются на передних местах. Они выглядели как обычная влюбленная пара.
— Интересно, — прервал молчание Алексей, — а у вас сохранились детские фотографии Кати?
Марина вздрогнула.
— У всех же должны быть детские снимки, правда? — продолжил он. — Первые шаги, первый зуб…
— Немного, — сухо ответила Марина. — Было наводнение, многое испортилось.
Это была ложь. Фотографий не было, потому что Катю они удочерили, когда ей был уже год.
— Жаль, — притворно вздохнул Алексей. — А у меня вот никаких нет. В детдоме не особо с этим…
— Леш, — перебила Катя, — давай не будем о грустном, ладно?
Алексей улыбнулся ей с такой нежностью, что Марину передернуло.
— Конечно, родная.
Он издевался. И самое страшное — знал, что она ничего не может сделать. Одно слово, и он разрушит все, что Марина строила годами.
***
— Вы плохо выглядите, дорогая будущая теща, — Алексей подошел к ней вечером на веранде, когда Катя уснула. — Может, стоит показаться врачу?
— Хватит, — прошептала Марина. — Я сделаю все, что ты хочешь. Только оставь Катю в покое.
Он присел рядом, и в сумерках лицо мужчины выглядело почти мягким.
— А чего я хочу? — спросил он тихо. — Как вы думаете?
— Денег, квартиру? — она говорила отрывисто. — У нас ничего нет. Просто прекрати эту игру с Катей.
Алексей рассмеялся — коротко и безрадостно.
— Вы и правда ничего не поняли, — он покачал головой. — Мне не нужны ваши жалкие подачки. Я хочу, чтобы вы почувствовали, каково это — когда отнимают самое дорогое.
В его глазах была такая всепоглощающая боль, что Марина на мгновение забыла о собственном страхе.
— Я была девочкой, — прошептала она. — Меня заставили…
— А я был младенцем, — отрезал он. — И меня просто выбросили. Как ненужную вещь.
Он встал, возвышаясь над ней темным силуэтом.
— Самое интересное, Катя не знает, что она вам не родная, верно? — его голос стал почти мечтательным. — Интересно, что она почувствует, когда узнает, что всю жизнь жила во лжи. Мать отказалась от родного ребенка, а потом взяла чужого, как… замену? Чтобы выглядеть хорошо в глазах других?
— Умоляю, — Марина вцепилась в его рукав. — Не говори ей.
— Не скажу, — спокойно ответил Алексей. — Зачем? Вы сами все расскажете. Когда придет время.
В ту ночь она не сомкнула глаз, раз за разом прокручивала в голове варианты. Рассказать Кате все самой? Но дочь сейчас на стороне Алексея. Обратиться в полицию? Но с каким обвинением? Мужчина ухаживает за девушкой, в этом нет преступления. Даже если они родственники, о чем Алексей мог и не знать.
Утром она набрала номер старой подруги, работающей в районном отделе опеки, и впервые за сорок лет попросила помощи.
— Мне нужно найти информацию о ребенке, — сказала она почти шепотом. — Мальчике, от которого я… отказалась сорок один год назад. В Новгороде.
Марина перебирала книги на верхней полке — искала паспорт Ивана Петровича для санатория. Руки тряслись. Звонок в опеку не принес ничего, кроме обещания «посмотреть архивы». Ей посоветовали обратиться в новгородский роддом. Но разве сохранятся там записи после стольких лет?
Среди старых книг она наткнулась на конверт с документами и замерла. Этого не должно было быть здесь…
— Мам, ты не видела мой… — Катя застыла в дверях, глядя на желтый лист бумаги в руках Марины.
Сердце ушло в пятки. Свидетельство об удочерении. То, что они прятали всю жизнь Кати. Документ, который она собиралась уничтожить, но так и не решилась.
— Что это?
Катя подошла ближе. Нахмурилась, вчиталась и вдруг побледнела.
— Что это такое?
— Катенька, — Марина потянулась к дочери. — Я могу объяснить…
Катя отшатнулась, словно от удара.
— Это… Это правда? Я не твоя дочь?
Скрипнула входная дверь. Алексей, как всегда, не вовремя. И по его глазам Марина поняла — мужчина знал. Был уверен, что свидетельство найдет Катя. Может быть, даже подстроил.
— Что случилось?
Он вошел в комнату, наигранной удивленный. И тут же увидел бумагу в руках Кати.
— Ох…
— Леша, — Катя повернулась к нему, словно за спасением. — Тут какая-то ошибка. Это…
— Это правда, Катя, — голос Алексея звучал мягко, но взгляд был прикован к Марине. — И есть кое-что еще.
— Нет, — прошептала Марина. — Пожалуйста…
— Твоя мать, — Алексей медленно подошел к Кате, — отказалась от собственного ребенка. Родила и бросила. А потом взяла другого, тебя.
Катя переводила взгляд с Алексея на Марину, словно не понимала, о чем речь.
— Откуда ты…
— Я и есть тот самый ребенок, Катя, — его голос стал жестким. — Ее родной сын. Тот, от кого твоя мать так легко отказалась.
Катя опустилась на стул, ее лицо стало серым.
— Это правда? — спросила она, не глядя на Марину.
— Почти, — с трудом произнесла Марина. — Я не хотела… Меня заставили. Я не могла…
— Всю жизнь, — Катя смотрела в никуда. — Ты мне лгала. И мы с тобой…
Она повернулась к Алексею, на ее лице отразился ужас.
— Брат и сестра, — закончил он спокойно. — Технически — нет. Биологически ты мне никто. Но…
Он гадко усмехнулся.
— Это все меняет, не так ли?
Катя вскочила, зажимая рот рукой.
— Я не могу… Это слишком…
И выбежала из комнаты. Алексей не пошел за ней. Он смотрел на Марину, и в глазах было столько боли и злорадства, что она физически ощутила, это конец, больше ничего не будет как прежде.
— Ты должен ей все объяснить, — выдавила Марина. — То, что у вас…
— Я скажу ей правду. Всю, — он смотрел Марине прямо в глаза. — И не волнуйтесь. Мы с Катей… У нас все будет хорошо. Со временем. Я помогу ей пережить это предательство.
Так вот каков был его план. Не разрушить отношения дочери с матерью, а занять место Марины в сердце Кати. Стать тем единственным человеком, которому она могла доверять. И что потом? Получить наследство матери? Не по закону, так хитростью? Отобрать последнее?
— Она никогда тебя не простит, — прошептал Алексей, наклонившись к самому уху Марины. — Как и я.
Хлопнула входная дверь. Катя ушла, даже не взяв куртку, Алексей неторопливо последовал за ней. На пороге обернулся:
— Вы все-таки потеряли ребенка, Марина Алексеевна. Но на этот раз — обоих.
На звонки Катя не отвечала. Ни через час, ни через два. Приходили лишь короткие СМС: «Мне нужно время», «Не звони».
Ивану Петровичу стало хуже, скачок давления, тревожная синева губ. Марина, двигаясь как во сне, вызвала скорую.
— Инсульт, — коротко бросил врач. — Забираем.
Она поехала с мужем. В больничном коридоре сидела до утра, а потом, когда сказали, что «состояние стабильное», побрела домой.
Квартира, словно чужая. Пустая Катина комната, брошенная второпях чашка с недопитым чаем. На холодильнике — записка с телефоном Алексея, оставленная Катей пару недель назад. «На всякий случай, мамуль».
Марина набрала номер.
— Слушаю, — его голос звучал отстраненно.
— Мне нужно поговорить с Катей, — она с трудом сдерживала слезы. — Ивану плохо, он в больнице…
— Ее здесь нет, — сухо ответил Алексей.
— Что значит нет? — Марина недоумевала. — Она же была с тобой…
— Была, но ушла. Видимо, слишком много откровений для одного дня.
— Ты должен ее найти! — Марина почти кричала. — Она не в себе! Катя может…
— А вас это волнует? — в его голосе прорезалась сталь. — Странно. Когда я был ребенком, вас не волновало, что будет со мной.
— Перестань! — Марина ударила кулаком по столу. — Если с ней что-то случится…
— Ничего с ней не случится, — отрезал Алексей. — Катя — взрослый человек. Она решила побыть одна и разобраться в себе. А вам пора привыкать, Марина Алексеевна. Теперь у вас никого нет.
И повесил трубку.
Три дня спустя Марине позвонили из больницы. Ивану Петровичу стало хуже, обширный инсульт. Врачи сделали все, что могли…
Домой она вернулась за полночь, дверь квартиры была приоткрыта.
— Катя? — сердце подпрыгнуло. — Доченька!
Но в коридоре стоял Алексей.
— Вот и все, — сказал он, пропуская Марину в ее собственную квартиру. — Не ищите Катю. Она сменила номер и решила уехать на время.
— Куда? — Марина схватила его за рукав. — Ты должен мне сказать!
— Должен? — он усмехнулся. — Я вам ничего не должен. Это вы мне задолжали целую жизнь.
— Иван умер, — прошептала она. — Час назад. А теперь еще и Катя…
— Не драматизируйте, — Алексей отстранился. — Она взрослая женщина. И имеет право строить свою жизнь так, как она хочет. Без вашей лжи.
Он достал из кармана сложенный лист бумаги.
— Она просила передать вам это.
Записка была короткой: «Прости, но я не могу сейчас тебя видеть. Мне нужно время, чтобы понять, кто я, чему верить. Не ищи меня. Я, возможно, вернусь, когда буду готова».
Он остановился.
— Я всего лишь раскрыл правду. Все остальное — ваших рук дело.
— Ты злой человек, — прошептала Марина. — А я думала, что не заслуживаю прощения… Но ты… хуже меня.
— Может быть, — сказал он тихо. — Я не знаю. Много лет я хотел этого и думал, что станет легче. Нет… Не помогло.
— Если бы я могла все вернуть… — начала Марина.
— Вы бы все равно сделали то же самое, — закончил он. — Люди не меняются, Марина Алексеевна. Запомните это.
И ушел, оставив дверь открытой. Марина стояла и смотрела в зеркало в опустевшей прихожей. Теперь у нее не было никого. Ни мужа, ни дочери, ни даже того сына, которого она никогда не знала.
