— Ань, я только на два месяца, — Дима поправил лямку рюкзака, задержав ладонь на моем плече. — Алексей присмотрит за вами, если что.
— Дим, мы справимся, — я натянуто улыбнулась, косясь на его младшего брата, который переминался с ноги на ногу у калитки.
Февральский ветер трепал занавески на веранде нашего деревенского дома, а я всё не могла отпустить руку мужа. Каждый раз одно и то же — провожаю, будто на битву. Хотя вахта на севере — это, считай, и есть битва. С морозом, с усталостью, с тоской по дому.
— Мам, а папа точно привезет мне конструктор? — Пашка дернул меня за рукав, размазывая по щекам слезы.
— Конечно, привезет, — я потрепала сына по макушке. — Иди, скажи папе пока.
Дима присел на корточки, и Пашка с разбегу влетел в его объятия. Маша, наша младшая, пока не понимала происходящего — ей всего три, она увлеченно гоняла по двору соседского кота.
— Брат, — Алексей шагнул вперед, — ты не переживай. Я тут за всем пригляжу.
Что-то в его голосе заставило меня поежиться. Вроде обычные слова, а как будто двойное дно в них.
— Спасибо, Лёш, — Дима крепко обнял брата. — Анька у меня самостоятельная, но мало ли что по хозяйству…
— Да я понимаю, — Алексей как-то странно усмехнулся. — Женщине одной тяжело.
Я отвернулась, делая вид, что поправляю Маше шапку. Взгляд деверя всегда вызывал у меня смутное беспокойство. Особенно в последнее время.
Когда машина скрылась за поворотом, Алексей остался стоять у калитки.
— Ань, может, чаю? Я тут пирог принес, — он поднял пакет. — Мама передала.
— Спасибо, Лёш, но дел много. Надо детей кормить, потом стирка…
— Да ладно тебе, — он уже толкнул калитку. — Я помогу. Мы же семья.
От этого «мы» у меня мурашки побежали по спине. Но не выгонять же деверя — свекровь обидится. Она в Алексее души не чает, младшенький все-таки.
За чаем он всё рассказывал про свою работу в автосервисе, про то, как тяжело Диме на вахте, а я думала о том, что надо бы починить замок на веранде.
— А знаешь, — он вдруг наклонился ближе, — я всегда думал, что Димка не ценит своего счастья. Такая женщина, а он по вахтам…
— Лёш, — я встала из-за стола, — спасибо за пирог. Нам пора спать укладываться.
— Конечно-конечно, — он поднял руки, будто извиняясь. — Я ж как лучше хотел. Завтра загляну, забор починить надо.
Я промолчала. Забор был в полном порядке.
Вечером, укладывая детей, я услышала, как Пашка шепчет сестре:
— Дядя Лёша сказал, что будет теперь вместо папы с нами жить.
Сердце пропустило удар. Я крепче прижала к себе детей и долго не могла уснуть, прислушиваясь к звукам за окном и думая о том, что надо бы позвонить свекрови. Но что я ей скажу? «Ваш младший сын странно себя ведет»? Она же обожает Алексея, считает его идеальным…
Утром следующего дня я проснулась от стука в дверь. На часах было семь — слишком рано для гостей. На крыльце стоял Алексей с коробкой конфет и какой-то детской игрушкой.
— Доброе утро, красавица! — он широко улыбнулся. — Детей обрадовать хотел.
— Лёш, мы еще спим, — я попыталась прикрыть дверь, но он ловко проскользнул в прихожую.
— Да ладно тебе, Ань. Я же как лучше хочу. Вот, смотри, — он достал из пакета плюшевого медведя, — Машке понравится.
В этот момент из спальни выбежала заспанная дочка.
— Дядя Лёша! — она радостно бросилась к нему.
— А вот и моя принцесса! — он подхватил её на руки. — Смотри, что я тебе принёс!
Я стояла, кутаясь в халат, и чувствовала себя все более неуютно. Что-то было неправильным в этой картине — Алексей, по-хозяйски расположившийся в нашей прихожей, Маша у него на руках, его взгляд, то и дело возвращающийся ко мне…
— Аня, — он опустил Машу на пол, — я тут подумал… Может, съездим сегодня в город? Детям развлечение, тебе смена обстановки…
— Нет, Лёш, спасибо. У меня дела…
— Какие дела? — он шагнул ближе. — Брось, Ань. Ты же молодая женщина, а сидишь тут, как затворница. Дима бы понял.
— Дима бы понял что? — я почувствовала, как задрожали руки.
— Что тебе нужно внимание, забота… — его голос стал тише. — Настоящий мужчина рядом…
В этот момент в коридор выскочил Пашка:
— Мам, а я тоже хочу в город!
Алексей отступил, но его взгляд говорил яснее слов — разговор не окончен.
Весь день я не находила себе места. Позвонила Диме, но телефон был вне зоны доступа — обычное дело на вахте. Вечером, когда дети уже спали, в дверь снова постучали.
— Ань, открой. Нам надо поговорить.
Голос Алексея звучал глухо и как-то странно. Я подошла к двери, но открывать не стала:
— Лёш, уже поздно. Дети спят.
— Открой, а то разбужу их своим стуком. Ты же не хочешь этого?
Руки дрожали, когда я поворачивала ключ. Алексей вошел, от него пахло алкоголем.
— Значит так, красавица, — он прислонился к стене, глядя на меня мутным взглядом. — Давай начистоту. Я лучше его. Всегда был лучше. И ты это знаешь.
— Ты пьян, Лёша. Иди домой.
— Домой? — он хрипло рассмеялся. — А может, это и есть мой дом? Может, я лучше позабочусь о тебе и детях, чем мой братец, который вечно где-то шабашит?
— Уходи, — я попыталась говорить твердо, но голос предательски дрогнул.
— А если не уйду? — он сделал шаг вперед. — Что ты сделаешь? Диме расскажешь? И кто ему поверит? Ты думаешь, он поверит, что его младший брат… — Алексей осекся и криво усмехнулся. — А может, это ты меня провоцируешь? Может, это ты строишь мне глазки, пока муж на вахте?
У меня перехватило дыхание. В детской заплакала Маша.
— Мамочка? — послышался сонный голосок.
— Иди к дочери, — процедил Алексей. — Но запомни: одно слово Димке — и я устрою тебе веселую жизнь. Вся деревня будет судачить о том, как ты вешаешься на младшего брата мужа. Мне поверят — я здесь свой. А ты… — он презрительно скривился, — ты городская штучка, которая так и не прижилась.
Он вышел, громко хлопнув дверью. Я сползла по стенке на пол, пытаясь унять дрожь в коленях. В детской снова заплакала Маша.
***
Следующие дни превратились в кошмар. Алексей появлялся то утром, то вечером, всегда с подарками для детей и тем особым взглядом, от которого мурашки бежали по коже. Он старался прикоснуться ко мне будто случайно — то плечом, то рукой. Говорил двусмысленности при посторонних, а наедине становился откровенно навязчивым.
Пашка начал задавать странные вопросы:
— Мам, а правда, что папа нас больше не любит? Дядя Лёша сказал, что папа нашел другую семью на севере…
Я не выдержала и написала Диме сообщение. Короткое, без подробностей: «Приезжай скорее. Очень нужен. Алексей… ведет себя странно.»
Вечером того же дня в дверь снова постучали.
— Открывай, красавица. Я знаю, что ты дома.
Я молчала, прижимая к себе детей и моля всех святых, чтобы он ушел.
— Ну что ж, — его голос стал жестким. — Значит, будем играть по-плохому. Завтра встречаю твоего Пашку из школы и рассказываю ему, какая у него мать…
Телефон в кармане завибрировал. Сообщение от Димы: «Выезжаю. Два дня — и буду дома. Держись, родная.»
Два дня. Всего два дня…
***
На пороге появилась массивная фигура Димы через полтора дня после моего сообщения — раньше, чем обещал. Я бросилась к нему, уткнулась в его пропахшую дорогой куртку и разрыдалась.
— Тихо, родная, тихо, — он гладил меня по спине. — Где дети?
— У соседки, у тёти Вали. Я… я попросила присмотреть.
— Правильно сделала. А теперь расскажи мне всё.
Я говорила, захлебываясь словами. О навязчивых визитах, о двусмысленных намёках, об угрозах. О том, как Алексей настраивал детей против отца. О страхе открывать дверь по вечерам.
Лицо Димы становилось всё темнее.
— Значит, братишка решил… — он не договорил, стиснув зубы.
В этот момент скрипнула калитка.
— Анька! — раздался знакомый голос. — Открывай, красавица! Я тут подумал…
Дима молча шагнул к двери и распахнул её. Алексей застыл на пороге, его самоуверенная улыбка медленно сползла с лица.
— Братан? Ты же… ты должен был…
— Должен был что? — голос Димы звучал обманчиво спокойно. — Быть на вахте, пока ты тут хозяйничаешь?
— Дим, ты чего? — Алексей попытался рассмеяться. — Я просто помогал, как обещал. Анька подтвердит…
— Анька? — Дима сделал шаг вперед. — С каких пор моя жена стала для тебя Анькой?
— Да ладно тебе! Мы же семья…
— Семья? — Дима вдруг схватил брата за грудки. — Семья так не поступает. Семья не угрожает женщине с детьми. Семья…
— Дим, — я тронула мужа за плечо, — не надо. Дети могут увидеть.
Он медленно разжал пальцы.
— Значит так, братишка, — его голос стал ледяным. — Даю тебе час. Через час чтобы духу твоего в деревне не было. Узнаю, что ты приближался к моему дому, к моей жене или детям — костей не соберешь.
— Ты мне угрожаешь? — Алексей попытался выпрямиться. — А может, это твоя благоверная…
Договорить он не успел — кулак Димы впечатался в стену рядом с его головой.
— Это первое и последнее предупреждение. Час.
***
Вечером мы сидели на кухне. Дети уже спали, набегавшись с внезапно вернувшимся папой.
— Знаешь, — Дима крутил в руках чашку, — я ведь всегда знал, что с ним что-то не так. Ещё в детстве. Он постоянно забирал мои игрушки, говорил, что ему они больше подходят…
— А помнишь мою красную машинку? — я попыталась улыбнуться. — Ту, которую ты мне на первое свидание подарил?
— Которая потом пропала? — Дима кивнул. — Теперь понятно, куда. Господи, как же я был слеп…
— Мы все были слепы. Твоя мама до сих пор…
— Я поговорю с ней. Завтра же. Она должна знать.
***
Через неделю Алексей уехал в город. Через месяц продал свой дом и перебрался куда-то на юг — никто точно не знал куда. Свекровь плакала, но после того, как Пашка простодушно рассказал ей, как «дядя Лёша обещал стать нашим новым папой», перестала обвинять меня в клевете.
А ещё через месяц Дима уволился с вахты. Нашёл работу в райцентре — платили меньше, зато каждый вечер дома.
— Знаешь, — сказал он как-то за ужином, глядя, как Машка пытается накормить кашей своего плюшевого мишку, — я только сейчас понял, что никакие деньги не стоят того, чтобы каждый день бояться за свою семью.
— Дим, — я сжала его руку, — ты не мог знать…
— Мог. Должен был. Но теперь всё будет иначе.
Пашка с грохотом влетел на кухню:
— Пап, пойдём во дворе качели делать! Ты обещал!
— Конечно, сынок, — Дима встал из-за стола. — Сейчас маме с посудой поможем и пойдём.
А старый плюшевый мишка, тот самый, который принёс Алексей, давно пылится в чулане. Выбросить рука не поднимается, но и видеть его в доме не хочется. Пусть лежит — как напоминание о том, что не всё то золото, что блестит, и не все те братья, что кровью связаны.
Жизнь продолжается. И теперь она намного лучше, чем была.
