— Что это за вонь? — вопрос сорвался с губ Юлии прежде, чем она успела даже поставить на пол дорожную сумку. Она замерла на пороге собственной квартиры, и усталость от пятидневной командировки, от ночного перелёта и сорокаминутной поездки в такси мгновенно испарилась, сменившись ледяным, колючим недоумением.
Воздух в прихожей был густым и тяжёлым, как мокрое сукно. Он состоял из нескольких отчётливых слоёв: в основе лежал сладковато-кислый дух перегара, на него наслаивался запах застарелого пива и прогорклого масла от остывшей пиццы, а венцом этого букета была затхлая сырость непросушенной одежды, брошенной где-то в углу. Пол под ногами был липким. У стены сиротливо ютилась смятая коробка с жирными пятнами, на которой было написано «Пепперони XXL».
— Юль, ты пораньше? — из кухни показался Денис. На нём была несвежая футболка, волосы взъерошены. Он виновато улыбался, но улыбка эта была такой жалкой и натянутой, что вызывала не сочувствие, а брезгливость. — А мы… я тут как раз убраться собирался.
Он сделал шаг к ней, чтобы обнять, но она инстинктивно отступила, вскинув руку. Её взгляд был прикован к тому, что открывалось за его спиной — к гостиной. Их гостиная, её святая святых с большим диваном кофейного цвета, который она выбирала три месяца, теперь напоминала зал ожидания на захолустном вокзале. На журнальном столике громоздились пустые бутылки, стаканы с мутными остатками и открытая пачка чипсов. Но это было не главное. Главное распласталось на её диване.
Там, укрывшись её любимым клетчатым пледом, тем самым, который она привезла из поездки в Карелию, хрипло сипело и подёргивалось во сне незнакомое, но до боли знакомое тело. Небритое, одутловатое лицо, вдавленное в её диванную подушку, принадлежало Андрею, старшему брату Дениса. Человеку, чьё существование было одним сплошным недельном запоем, прерываемым короткими передышками на поиск новых кредиторов.
— Тише, Юль, ты его разбудишь, — прошептал Денис, сделав ещё одну робкую попытку приблизиться.
Этот шёпот стал детонатором. Спокойствие, которое она с таким трудом удерживала, лопнуло, разлетевшись на миллион острых осколков. Она посмотрела на мужа, и её глаза потемнели.
— Пока я была в командировке, ты превратил нашу квартиру в притон для своего брата-алкоголика?! Ты считаешь нормальным, что я возвращаюсь в свинарник, где на МОЁМ диване спит твой родственник?!
Крик резанул по ушам. Тело на диване дёрнулось, издало протяжный стон и заворочалось. Плед сполз, обнажив грязные носки и мятые спортивные штаны.
— Юль, ну пойми, ему некуда было идти! Его… его опять выгнали со съёмной, — залепетал Денис, его лицо исказилось от страха перед её гневом. — Это же на пару дней, пока он в себя не придёт! Он же брат мой!
— Твой брат? — она истерически рассмеялась, но в этом смехе не было ни капли веселья. — Твой брат — это ходячая катастрофа, которая превращает в помойку всё, к чему прикасается! И ты притащил эту катастрофу сюда! В наш дом!
От её крика Андрей окончательно проснулся. Он сел на диване, тупо хлопая глазами и пытаясь сфокусировать взгляд. Он провёл рукой по лицу, затем шумно почесал живот под футболкой. От него волной пахнуло так, что у Юлии заслезились глаза.
— Че орете? — просипел он, глядя мутными, нефокусирующимися глазами сначала на брата, потом на неё. Его взгляд был абсолютно пустым, лишённым всякого осмысления. Он смотрел на неё, как на предмет мебели, внезапно начавший издавать громкие звуки. Затем он икнул и, повернувшись к Денису, спросил с пьяной непосредственностью: — А это кто?
— А это кто?
Вопрос, пропитанный алкогольными парами и полным безразличием, повис в смрадном воздухе гостиной. Он был настолько абсурдным, настолько неуместным, что подействовал на Юлию как ведро ледяной воды. Крик замер у неё в горле. Она вдруг замолчала, и в наступившей тишине гул её собственной ярости в ушах показался оглушительным.
Она посмотрела на это заплывшее, небритое лицо, на мутные глаза, которые едва могли сфокусироваться, и поняла всю тщетность своих криков. Она кричала на мужа, но адресатом был этот человек, а ему было всё равно. Он не существовал в её мире правил, чистоты и взаимного уважения. Он был пришельцем из другой вселенной, где единственными законами были законы похмелья и поиска новой дозы.
— Андрей, заткнись, это Юля, жена моя, — в голосе Дениса прозвучали панические нотки. Он метнулся от неё к дивану, будто пытаясь своим телом закрыть брата от её испепеляющего взгляда. — Извинись. Давай.
Андрей тупо посмотрел на брата, потом снова на Юлию. В его сознании, затуманенном алкоголем, явно происходила титаническая работа по сопоставлению фактов. Наконец, он что-то понял. Но извинений не последовало. Он лишь почесал затылок, издал очередной шумный вздох и прохрипел:
— А, Юлька… Чё разоралась-то с утра пораньше? Голова трещит. Воды принеси, а?
Это было последней каплей. Но вместо нового взрыва произошло нечто иное. Внутри Юлии что-то щёлкнуло. Словно перегорел предохранитель, отвечавший за эмоции. Горячая, клокочущая ярость, которая ещё секунду назад грозила выплеснуться наружу, вдруг остыла и сжалась в твёрдый, холодный шар где-то в солнечном сплетении.
Она больше не чувствовала гнева. Она чувствовала абсолютную, кристальную ясность. Она смотрела на них двоих — одного, беспомощно суетящегося, и другого, бесцеремонно развалившегося в центре её жизни — и видела их не как мужа и его брата, а как единый, чужеродный организм. Организм, который нужно было изолировать.
Она молча развернулась. Её движения стали плавными, почти механическими. Она больше не смотрела ни на Дениса, ни на его брата. Они перестали для неё существовать как собеседники. Она обошла свою брошенную на полу сумку, проигнорировала липкое пятно на ламинате и направилась прямиком к спальне.
— Юля? Ты куда? — Денис бросился за ней. Его голос был полон отчаяния. Он привык к её крикам, к спорам, к тому, что после скандала можно было как-то договориться. Но это ледяное, презрительное молчание пугало его до дрожи в коленях. — Юль, ну постой! Давай поговорим! Я всё уберу, сейчас же! Андрюх, вставай, давай, пошли отсюда!
Она не замедлила шаг. Его слова доносились до неё как будто сквозь толстое стекло, потеряв всякий смысл. Она дошла до двери в их спальню — единственное место в квартире, куда ещё не проникла эта грязь и вонь. Положила руку на ручку и замерла на мгновение.
— Юлечка, ну не молчи, пожалуйста! Скажи что-нибудь! — он почти плакал, стоя за её спиной, не решаясь дотронуться. Он чувствовал, как с каждой секундой её молчания рушится что-то важное, что-то, что он уже никогда не сможет восстановить.
Она медленно повернула голову и посмотрела на него. Но это был не взгляд жены. Это был взгляд хирурга, смотрящего на поражённую гангреной ткань, которую необходимо ампутировать. В её глазах не было ни злости, ни обиды. Только холодная, отстранённая решимость. Она ничего не сказала. Она просто вошла в спальню и закрыла за собой дверь.
Денис дёрнулся к ручке, но в этот момент с той стороны отчётливо, с металлическим скрежетом, щёлкнул замок. Раз. И потом, для верности, второй. Два сухих щелчка, которые прозвучали в коридоре как выстрелы. Он замер, прижав ладонь к гладкому, холодному дереву двери, за которой теперь была не их общая спальня, а её личная, неприступная крепость.
За дверью воцарилась тишина. Не звенящая или тяжёлая, а просто пустота. Воздух, который Денис только что сотрясал своими мольбами, застыл. Он прислушался, но не услышал ничего — ни всхлипов, ни звука бьющейся посуды. Лишь спустя минуту до него донёсся едва различимый шорох — звук открывающейся дверцы шкафа. Он замер, не понимая, что это значит. Он стучал в дверь, сначала костяшками пальцев, потом громче, ладонью.
— Юля, открой! Что ты там делаешь? Давай поговорим, я прошу тебя! Я сейчас его выгоню, слышишь? Прямо сейчас!
Ответа не было. Вместо этого он услышал звук вешалок, скользящих по металлической штанге. Одна за другой. Скрип-скрип-скрип. Это был методичный, размеренный звук, от которого по спине у Дениса побежал холодок. Он дёрнул ручку снова. Заперто.
И тут дверь распахнулась. Так внезапно, что он отшатнулся. На пороге стояла Юлия. Её лицо было абсолютно спокойным, как у человека, выполняющего давно запланированную, рутинную работу. В руках она держала охапку его рубашек и свитеров, аккуратно снятых с вешалок. Она не посмотрела на него. Её взгляд был направлен куда-то сквозь него, в сторону гостиной. Не говоря ни слова, она шагнула мимо, и волна её холодной решимости была почти осязаемой.
— Ты… ты что делаешь? — пролепетал он, разворачиваясь ей вслед.
Она дошла до дивана, на котором всё так же сидел Андрей, тупо наблюдая за сценой, и просто разжала руки. Одежда упала на пол бесформенной кучей рядом с диваном. Прямо у грязных кроссовок его брата.
— Ты с ума сошла? Это же мои вещи! — вскрикнул Денис, его недоумение начало сменяться гневом.
Юлия проигнорировала его. Она развернулась и так же молча, чеканя шаг, вернулась в коридор. Прошла мимо него и скрылась в ванной. Денис бросился за ней.
— Хватит! Что ты устроила? — кричал он в закрытую дверь ванной. — Я сказал, я всё уберу!
Из-за двери доносились звуки: щелчок открывающегося шкафчика, стук пластиковых бутылок. Через полминуты она вышла, неся в руках его несессер, зубную щётку в стакане, флакон пены для бритья и дезодорант. Она снова проследовала в гостиную, как будто его, кричащего и мечущегося по коридору, просто не существовало.
— Денис, она чё, вещи твои выкидывает? — с пьяным любопытством поинтересовался Андрей, тыча пальцем в растущую гору.
— Заткнись ты! — огрызнулся Денис, чувствуя, как его лицо заливает краска стыда и ярости.
Вторая порция его личных вещей с глухим стуком приземлилась на кучу одежды. Юлия снова развернулась, чтобы вернуться в спальню. На этот раз Денис преградил ей путь, встав в дверном проёме.
— Я тебя не пущу. Прекрати это немедленно.
Она остановилась и впервые за всё это время подняла на него глаза. Её взгляд был холодным, как сталь. В нём не было ненависти, только ледяное, твёрдое презрение.
— Уйди с дороги, — произнесла она тихо, но с такой силой, что он невольно сделал шаг в сторону.
Она вошла в спальню. На этот раз она вынесла самое сокровенное. Его ноутбук с тумбочки. Книгу, которую он читал перед сном. Зарядное устройство. Наушники. Всё то, что составляло его личное пространство у их общей кровати. Он смотрел, как она несёт его мир, его маленькие привычки, и готовится швырнуть их в общую кучу хлама рядом с его пьяным братом.
— Юля, не смей! — он схватил её за руку, когда она уже замахнулась, чтобы бросить ноутбук.
Она замерла. Её рука с ноутбуком напряглась. Она медленно повернула голову и посмотрела сначала на его пальцы, сжимавшие её предплечье, а потом снова ему в глаза.
— Убери, — сказала она так же тихо. Но в этом слове было столько нескрываемой угрозы, что его пальцы разжались сами собой.
Она не бросила ноутбук. Аккуратно, даже демонстративно бережно, она положила его поверх горы одежды. Затем книгу. Затем всё остальное. Гора его вещей у дивана росла, превращаясь в уродливый памятник его предательству. Закончив, она выпрямилась и обвела взглядом проделанную работу. Гостиная теперь была чётко разделена на две зоны: зона хаоса, бутылок и двух братьев, и остальное, пока ещё чистое пространство. И эта гора вещей была пограничным столбом. Денис стоял посреди комнаты, опустошённый, униженный, не зная, что делать дальше. Он смотрел то на гору своей вышвырнутой жизни, то на закрытую дверь спальни, которая теперь стала для него чужой.
— Ништяк, — икнув, резюмировал Андрей, глядя на вещи брата. — Теперь у тебя своя шконка будет. Прям как в общаге.
Слова Андрея, пропитанные пьяной беззаботностью, упали в тишину гостиной как камень в болото. «Прям как в общаге». В этой фразе, в этом циничном и тупом одобрении, Денис вдруг увидел всю глубину своего падения. Он посмотрел на брата, развалившегося на диване, который они с Юлей покупали вместе, смеясь и споря о цвете. Посмотрел на гору своих вещей, выброшенных, как мусор, рядом с грязными кроссовками.
И, наконец, он перевёл взгляд на наглухо закрытую дверь спальни. В этот момент он понял, что Юлия не просто выкинула его одежду. Она вычеркнула его из их общей жизни и бросила в одну кучу с его братом, с этим смрадом, с этой грязью. Она поставила между ними знак равенства.
Паника, которая до этого сжимала его горло, уступила место чему-то другому. Холодной, отчаянной злости. Но эта злость была направлена не на Юлю. Она была направлена на себя и на него — на это одутловатое, сипло дышащее существо на диване, которое было физическим воплощением его слабости, его неспособности сказать «нет», его омерзительной пародии на братскую заботу. Он понял, что стучать в дверь, кричать и умолять бессмысленно. Единственное, что он мог сделать — это попытаться вычистить ту грязь, которую сам принёс в дом.
— Вставай, — голос Дениса был неузнаваемо твёрдым, лишённым привычных просительных ноток.
Андрей уставился на него, не понимая.
— Чего? Ты куда собрался?
— Мы уходим. Вставай. Сейчас же.
— Ты сдурел? — искренне изумился Андрей. — Куда мы пойдём? Мне хреново. Я спать хочу.
— Мне плевать, как тебе. Ты встанешь и уйдёшь из этой квартиры, или я вышвырну тебя силой, — Денис шагнул к дивану. Он сам не ожидал от себя этих слов, этой решимости.
Андрей пьяно хмыкнул и отвернулся, давая понять, что разговор окончен. И тогда Денис сделал то, чего не делал никогда в жизни. Он схватил брата за шиворот несвежей футболки и с силой рванул на себя. Андрей, не ожидавший такого, грузно повалился с дивана на пол, на кучу вещей Дениса. Он ошарашенно захлопал глазами, пытаясь осознать происходящее.
— Ты чего, озверел?! — заорал он, барахтаясь в груде рубашек и свитеров.
— Я сказал, пошёл вон! — Денис тащил его, упираясь ногами в пол. Андрей был тяжёлым, обмякшим, он цеплялся за всё, что попадалось под руку, но Денис был в аффекте. Он тащил не просто пьяное тело. Он выкорчёвывал из своей жизни заразу, которая отравила всё вокруг. Он слышал за спиной тишину из спальни. И эта тишина была страшнее любого крика. Он знал, что Юля там, за дверью. И она слушает. Она ждёт.
Он доволок брата до прихожей. Андрей упирался, мычал что-то про братство, про то, что Денис ему должен, но тот уже ничего не слышал. Он рывком распахнул входную дверь, вытолкал брата на лестничную клетку и швырнул ему вслед его грязные кроссовки.
— Чтобы я тебя больше не видел. Никогда, — прошипел он и захлопнул дверь. Он прислонился к ней лбом, тяжело дыша. На площадке Андрей ещё несколько раз ударил по двери кулаком, выкрикивая ругательства, но потом всё стихло.
Денис остался один. Один посреди разгрома. Вонь никуда не делась. Гора его вещей сиротливо лежала посреди гостиной. Дверь в спальню была по-прежнему закрыта. Он медленно побрёл обратно. Он не решался снова стучать. Он знал, что слова теперь ничего не стоят. Он молча опустился на колени и начал собирать пустые бутылки в мусорный пакет. Затем он собрал остатки еды со стола. Он взял тряпку и начал вытирать липкие пятна с журнального столика, с пола, стараясь не смотреть в сторону спальни.
Он не убирался. Он совершал покаянный ритуал. Каждое движение было медленным и выверенным. Он открыл все окна, впуская в квартиру холодный утренний воздух, который начал понемногу вытеснять смрад перегара и затхлости. Он собрал свои вещи, разбросанные Юлией, и аккуратно сложил их на кресло в углу, не решаясь даже подумать о том, чтобы вернуть их в шкаф. Закончив, он замер посреди почти чистой гостиной. Стало тихо. Только ветер шелестел в открытом окне.
Он посмотрел на дверь спальни. Она была похожа на белый, непроницаемый ледник. Он не знал, что там, за ней. Спит ли Юля? Плачет? Или так же молча, как и он, складывает в сумку уже свои вещи? Он не знал, откроется ли эта дверь для него сегодня.
Или завтра. Или вообще когда-нибудь. И стоя в этой гулкой тишине, он с ужасающей ясностью осознал, что выгнать брата было самым простым. Самое страшное ждало его впереди — стоять перед этой закрытой дверью и ждать приговора, понимая, что он может уже никогда не услышать звук поворачивающегося изнутри ключа…
