Такси мягко качнулось и остановилось. Галина Петровна медленно, с усилием, повернула голову.
— Приехали, мама, — Андрей, ее сын, уже выскочил и открывал дверцу, светясь какой-то нервной суетливостью.
Она опёрлась на его руку, чувствуя, как дрожат ноги. Две недели в больничной палате, в реанимации, не прошли даром. Тело стало ватным и чужим, но голова, к счастью, была ясной.
— Света нас ждет. Она… сюрприз приготовила.
Голос у Андрея был приглушенный, и он почему-то избегал смотреть ей в глаза.
У Галины Петровны неприятно засосало под ложечкой. «Сюрприз». Сейчас ей хотелось только одного — дойти до своей, родной, пахнущей старыми книгами и яблоками квартиры, и лечь в свою постель.
Двери лифта разъехались.
Запах ударил первым.
Едкий, химический запах краски, растворителя и какой-то строительной пыли. Он был настолько сильным, что Галина Петровна закашлялась, прикрыв рот платком. Запах полностью заглушал привычный, едва уловимый аромат ее этажа.
Сердце сделало тяжелый, тревожный кульбит.
Андрей торопливо вставил ключ в замок. Дверь распахнулась.
На пороге стояла Света, ее невестка, сияя ослепительной, почти хищной улыбкой. Она была в модном комбинезоне, испачканном белой краской, будто это был дизайнерский ход.
— Та-дааам! С возвращением, Галина Петровна! Мы как раз успели все закончить!
Галина Петровна сделала шаг — и замерла.
Это была не ее прихожая.
Исчез ее старенький, но любимый шерстяной коврик. Исчезла резная вешалка темного дерева, которую мастерил еще ее отец.
Вместо этого — стерильно-белые стены, слепящий глянцевый потолок и холодный серый керамогранит под ногами, отражавший резкий свет диодных ламп. В квартире было светло, как в операционной.
— Мам, ну ты чего? — Андрей легонько подтолкнул ее в спину. — Заходи же.
— Мы тут… немного освежили! — щебетала Света, ведя ее вглубь квартиры. — Пока вы там… отдыхали, мы решили вас порадовать. Ну, сами понимаете, старье это все… пора было избавляться.
Галина Петровна вошла в комнату.
Ее комната тоже исчезла.
Белые стены. Белый потолок. На полу — такой же серый, безжизненный ламинат.
Ее тяжелые, бордовые бархатные шторы, которые так уютно обрамляли окно, пропали. Вместо них — куцые серые рулонные шторы.
Ее огромный, мягкий, продавленный в любимых местах диван — исчез. На его месте стояло что-то жесткое, угловатое и серого цвета.
Но Галина Петровна смотрела не на диван.
Ее книжные стеллажи…
Полки. От пола до потолка. Десятки лет. Три поколения книг. Медицинские справочники ее отца. Сборники стихов ее матери, переплетенные вручную. Ее собственная научная библиотека. Альбомы с фотографиями. Бабушкин фарфор. Детские рисунки Андрея в рамках.
Стена была пуста.
Стерильно-белая, гладкая стена.
— Где… — голос ее не слушался, — где книги?
Света беззаботно махнула рукой, демонстрируя идеальный маникюр.
— Ой, Галина Петровна, ну кто сейчас эти пылесборники держит? Двадцать первый век! Мы все, что самое-самое ценное, оцифровали! Ну, а остальное… пришлось утилизировать.
— Что… «утилизировать»? — Галина Петровна повторила, как в бреду.
— Ну, мы же вам тут современный дизайн сделали! — Света говорила громко, с гордостью, будто объявляла о победе. — Чистота! Пространство! Минимализм! Зачем этот хлам старый хранить?
Галина Петровна медленно повернулась к сыну.
Андрей смотрел в пол, на новый серый ламинат.
— Андрей?
Он поднял на нее несчастные, затравленные глаза.
— Мам… Света же как лучше хотела. Она… старалась. Это же… ну… красиво.
— Где мой синий бархатный альбом? — тихо спросила Галина. В нем была единственная фотография ее родителей со свадьбы.
— Какой еще альбом? — Света начала раздражаться. — Ах, этот старый, разваливающийся? Галина Петровна, мы же делали капитальный ремонт! Тут все пришлось выносить, чтобы…
— Выбросили, — это был не вопрос. Это было утверждение.
— Да не «выбросили», а «освободили место для новой жизни»! — в голосе Светы зазвенела сталь. — Мы сюда столько денег вгрохали! Чтобы вы жили, как человек, в чистой, современной квартире!
Галина Петровна смотрела на эту чужую, глянцевую белую коробку, которая раньше была ее домом.
Она смотрела на своего сына, который стоял и молчал, как нашкодивший подросток.
— Тебе пятьдесят восемь, не девяносто восемь! — продолжала Света, входя в раж. — Хватит жить в прошлом! Мы тебе будущее подарили!
Галина Петровна молча прошла к новому, жесткому дивану и медленно опустилась на него. Тело было слабым.
Но разум… разум становился пугающе ясным.
Она посмотрела на гордое, раскрасневшееся лицо Светы. На то, как она победоносно смотрела на своего мужа.
Она еще не поняла.
Она, со своим «рациональным» подходом и «чистым пространством».
Она думала, что стерла прошлое больной женщины, которую считала старухой.
Она думала, что победила.
Но она не с той связалась.
Воздух в комнате стоял неподвижный, тяжелый от химикатов.
— Ну, что же вы молчите, Галина Петровна? — Света нарушила оцепенение, ее голос был неестественно бодрым. — Не нравится?
Галина Петровна подняла на нее взгляд.
— Где моя спальня?
— Ой, там вообще сказка! — Света подскочила, явно обрадовавшись возможности продолжить «экскурсию».
Она прошла по белому коридору. Андрей поплелся следом.
Спальня.
Конечно, тоже белая.
Ее резная деревянная кровать, тяжелая, основательная, на которой она спала сорок лет, исчезла. Вместо нее — серая платформа без изголовья.
Ее старинный ореховый шкаф с зеркалом, в котором были легкие, едва заметные помутнения, — пропал.
Вдоль стены тянулся безликий белый шкаф-купе с глянцевыми дверями.
— Мы вам даже матрас ортопедический купили! — Света с гордостью похлопала по кровати. — Полезно для спины! А тот ваш… ну, вы понимаете, старье одно.
Галина Петровна подошла к окну. Прикоснулась к холодному пластику рулонной шторы.
— Андрей, — позвала она, не оборачиваясь. — Куда вы дели ореховый шкаф?
— Мам… — он снова начал мямлить. — Ну… он…
— Он не разбирался! — нетерпеливо встряла Света. — Мы его еле вынесли! Мастера сказали, что такой хлам только на дрова.
Галина Петровна закрыла глаза.
В этом шкафу, в потайном ящичке, обитом бархатом, она хранила ордена деда.
Она медленно повернулась.
— А теперь покажите мне кухню.
Кухня была ее святилищем.
Теперь это был стерильный операционный блок.
Белый кафель до потолка. Белые глянцевые фасады. Холодный свет диодных ламп бил по глазам.
Ее большой дубовый стол, за которым собиралась вся семья, где были вырезаны первые буквы имени Андрея, — исчез.
Вместо него — стеклянная барная стойка у стены.
Ее полочка для специй, которую Андрей выпилил ей на уроках труда. Ее коллекция расписных керамических кружек. Ее старая, верная медная турка.
Ничего.
— Все по последнему слову техники! — Света нажала на фасад, и тот бесшумно открылся. — Никаких ручек! Чистота! Гигиена!
Галина Петровна провела пальцем по ледяной поверхности столешницы.
— Твоя жена, Андрей, выбросила мою жизнь, — сказала она тихо, но так, что Андрей вздрогнул.
— Галина Петровна! — взвилась Света. — Да что вы такое говорите?! Я на это потратила свой отпуск! Свои деньги! Я…
— Деньги? — Галина Петровна впервые посмотрела ей прямо в глаза. — Сколько?
Света на мгновение растерялась.
— Ну… много. Ремонт это дорого. Мы с Андреем…
— Я верну, — отрезала Галина. — Каждую копейку.
— Да дело не в деньгах! — взвыла Света, понимая, что теряет контроль. — Мы же из лучших побуждений!
— Где фотографии? — Галина снова повернулась к сыну. — Она сказала, она «оцифровала». Покажи.
— Да, мам! — Андрей суетливо полез в карман. — Вот! Флешка!
Он протянул ей маленький кусок черного пластика.
Галина Петровна посмотрела на эту флешку. На ней должна была уместиться вся ее жизнь.
— Ты веришь, что она смогла это сделать за две недели? — спросила она сына. — Оцифровать тысячи фотографий, негативов и книг?
Андрей отвел взгляд.
— Света нанимала специального человека…
— Врешь, — спокойно сказала Галина. — Ты врешь. И она врет.
— Да как вы смеете! — Света покраснела пятнами. — Я ради вас… а вы! Неблагодарная!
Галина Петровна прошла мимо нее в коридор.
— Мам, ты куда? — Андрей испуганно шел за ней.
Она молча обулась. Взяла сумку, с которой приехала из больницы.
Открыла дверь.
— Галина Петровна, вы что, обиделись? — Света выглядела одновременно разъяренной и растерянной. — Ну и куда вы пойдете?
Галина Петровна посмотрела на сына. На его слабое, безвольное лицо.
— Андрей, у тебя есть ровно сутки, чтобы найти мне гостиницу. Приличную.
— Мам, зачем гостиницу? Ты же дома…
— Это не мой дом.
Она шагнула на лестничную площадку.
— Сутки, Андрей, — повторила она. — А потом мы поговорим. О том, как вы втроем будете делить эту… «чистоту».
— Втроем? — не понял Андрей.
— Я, ты и твоя жена, — Галина Петровна нажала кнопку лифта. — В суде.
Двери лифта открылись.
Двери лифта захлопнулись.
Андрей и Света остались стоять в стерильно-белом коридоре.
— Ну и?! — Света вцепилась в локоть мужа. — Ты это видел? Ты видел?! Я на нее… да я!..
— Света, тише… — Андрей был бледнее, чем стены.
— «Тише»?! Она мне судом угрожает! В моей… в ее квартире! Старая…
Андрей дернулся.
— Света, это моя мать.
— Твоя мать только что выставила себя полной неадекватной! Мы ей — ремонт, жизнь новую! А она — «суд»! Пусть катится!
— Куда она пойдет? — тупо спросил Андрей, глядя на закрытую дверь. — У нее же… ничего нет. Только эта сумка.
— Это ее проблемы! — рявкнула Света. — Побродит и вернется, как миленькая! Куда она денется?
Андрей достал телефон.
— Ты что делаешь?
— Звоню ей.
— Положи! — Света выбила телефон у него из руки. — Не смей! Ты кто, мужик или тряпка? Она должна понять, кто тут главный! Она должна извиниться!
Андрей молча поднял телефон. Экран не разбился.
— Она… она не вернется, Света. Я ее знаю.
Галина Петровна стояла у стойки регистрации гостиницы «Аврора». Не новой, не модной, но основательной, с колоннами и тяжелыми портьерами.
Ее немного покачивало от слабости и резкого запаха краски, который, казалось, въелся в волосы.
— Вам помочь, сударыня? — портье, молодой человек в строгой форме, смотрел с участием.
— Да. Мне нужен номер. На неделю.
Она достала из сумки паспорт и банковскую карту. Она всегда была готова.
— Одноместный, с хорошим столом и… чтобы окна открывались.
Через десять минут она вошла в номер.
Пахло нейтрально — чистотой и немного пылью от бархатных штор. Ирония.
Она села на кровать. Впервые за день дала волю дрожи в руках. Тело кричало об отдыхе.
Но она взяла телефон.
Первым делом — сообщение сыну: «Я в «Авроре», номер 312. Жду тебя завтра в десять в холле. Одного».
Ответ пришел мгновенно. Десяток пропущенных от него. И новое сообщение: «Мам! Ты где? Зачем так? Возьми трубку!».
Она выключила звук.
И набрала другой номер.
— Егор Николаевич? Здравствуйте. Это Галина Соболева.
На том конце провода помолчали.
— Галочка? Вот так сюрприз. Сто лет тебя не слышал. Ты как?
Егор Николаевич был ее институтским другом. А еще — одним из лучших адвокатов по гражданским делам в городе.
— Жива, Егор. Но мне нужна твоя помощь. Не как другу. Как юристу.
— Что-то с квартирой? С сыном? — его голос моментально стал серьезным.
— И с тем, и с другим, — Галина смотрела на узор на ковре. — Моя невестка… пока я была в больнице, сделала ремонт.
— Понимаю. Без твоего согласия. Это…
— Она все выбросила, Егор.
— «Все» — это что?
— Мебель. Книги. Документы. Все мои фотоальбомы. Ордена деда.
На том конце провода повисло тяжелое молчание.
— Галина. Адрес.
— Я не дома. Я в «Авроре».
— Я буду у тебя через сорок минут. Закажи нам в номер крепкого чаю. Нет. Лучше коньяку.
Галина Петровна положила трубку. И только сейчас позволила себе одну слезу.
Ровно в десять утра Андрей вошел в холл «Авроры». Он выглядел так, будто не спал всю ночь.
Галина Петровна уже сидела в кресле. Рядом с ней сидел седой, крепко сбитый мужчина в дорогом костюме, который внимательно читал какие-то бумаги.
— Мам… — Андрей шагнул к ней.
Мужчина поднял голову. Взгляд у него был тяжелый.
— Андрей, — голос Галины был ровным, без тени вчерашней слабости. — Познакомься. Это Егор Николаевич Зацепин. Мой адвокат.
Андрей побледнел.
— Адвокат? Мам, ты что…
— Сядь, — Егор Николаевич указал на стул напротив. — Разговор будет коротким.
Галина Петровна повернулась к сыну.
— Вчера твоя жена передала мне вот это, — она положила на стол черную флешку. — Сказала, что «оцифровала» все мои архивы.
Андрей кивнул.
— Я попросила Егора Николаевича привезти ноутбук. Мы проверили ее.
Она сделала паузу.
— Ни одной моей фотографии. На флешке — пять папок с работами Светы по ее дизайну. Чужие интерьеры. Ее портфолио.
— Я… я не знал! — Андрей вскочил. — Света сказала…
— Сядь, — снова сказал Зацепин.
— Она солгала мне, Андрей, — тихо сказала Галина. — И солгала тебе. Она ничего не «оцифровывала». Она просто все вышвырнула на помойку.
— Но зачем?
— А вот это, — Галина Петровна взяла со стола папку, которую принес Егор. — Самый интересный вопрос.
Она открыла ее.
— Егор Николаевич за сорок минут нашел то, что ты, мой сын, не видел годами.
Она достала распечатку.
— Твоя жена — банкрот. У нее огромные долги по кредитам. Она пыталась открыть свою «дизайн-студию» и прогорела.
Андрей осел на стул.
— Я… она говорила, что…
— Она говорила, что ей нужен «шоу-рум», — закончила Галина. — Портфолио. Идеальная квартира, чтобы показывать клиентам. Моя квартира.
Она посмотрела сыну в глаза.
— Она не просто убрала «старье». Она зачищала плацдарм для своего бизнеса. За мой счет. И она сделала это, пока я была при смерти.
Андрей молчал.
Он смотрел на бумаги в руках матери так, словно это были змеи.
— Это… это ошибка… — пролепетал он. — Света бы мне сказала…
— Сказала бы? — Егор Николаевич впервые подал голос, и от этого низкого, рокочущего тона Андрей вжал голову в плечи.
Адвокат положил на стол еще несколько листов.
— Это выписки из реестра судебных приставов. Два исполнительных производства. Суммы — с шестью нулями. Она должна банку. Она должна частным лицам.
— Андрей, — Галина Петровна накрыла его руку своей. Ее ладонь была холодной. — Она знала, что ты мягкий. Она знала, что я в больнице.
Она убрала руку.
— Она рассчитывала, что я, женщина 58 лет, повозмущаюсь и смирюсь. Что я не замечу подлога с «флешкой». Что я буду благодарна за «ортопедический матрас».
Андрей поднял на нее глаза. В них стоял ужас.
— Мам… что ты… что ты будешь делать?
— Я? — Галина Петровна посмотрела на своего друга.
Егор Николаевич откашлялся.
— Формально, Галина Петровна, у нас есть несколько путей.
Он начал загибать пальцы.
— Первое. Заявление в полицию по факту уничтожения имущества в особо крупном размере.
— Но это же… — Андрей попытался возразить.
— Второе, — невозмутимо продолжал Зацепин. — Заявление о хищении. Ордена вашего деда — это государственные награды. За это существует отдельная, вполне себе уголовная статья.
— Третье. Гражданский иск. О полной компенсации материального ущерба. Мы наймем оценщиков, они посчитают все — от антикварного шкафа до стоимости каждого тома из вашей библиотеки.
— И четвертое, — добавила Галина Петровна, глядя не на сына, а на адвоката. — Моральный ущерб.
— И моральный ущерб, — кивнул Егор. — А также иск о возмещении затрат на «ремонт», который является, по сути, порчей имущества, так как не был согласован с собственником.
— Вы… вы ее посадить хотите? — прошептал Андрей.
— Я хочу справедливости, — твердо сказала Галина. — Я хочу вернуть то, что у меня отняли. А так как мою память, мои книги и ордена деда вернуть уже невозможно…
Она снова посмотрела на сына.
— Я потребую полной денежной компенсации.
— Но у нее нет денег! — в отчаянии воскликнул Андрей. — Ты же сама сказала, она банкрот!
— У нее нет.
Галина Петровна сделала паузу.
— Но они есть у тебя, Андрей.
Наступила звенящая пауза. Андрей смотрел на мать, не в силах поверить.
— Мам… ты не можешь…
— Я могу, — ее голос был тихим, но в нем не было ни капли сомнения. — Вы — семья. У вас общий бюджет. Вы вместе принимали решение.
— Я не принимал! Я не знал!
— Ты стоял рядом и молчал, — отрезала Галина. — Ты позволил ей это сделать. Ты предал меня, Андрей. И предал память своего деда.
Она встала.
— У тебя есть выбор.
Андрей смотрел на нее снизу вверх, как в детстве, когда она отчитывала его за двойку.
— Или ты сейчас идешь домой. Вы со Светой продаете вашу квартиру.
— Нашу?! Но…
— Вы продаете вашу квартиру, — повторила она, не повышая голоса. — Вы гасите ее долги. А оставшуюся сумму — до копейки — переводите мне. В качестве компенсации за мой уничтоженный дом.
— А мы где будем жить? — в его голосе был животный страх.
— Это меня не волнует. Можете снять что-нибудь. Можете поехать к ее родителям.
— А второй вариант? — прохрипел он.
— А второй вариант… — Галина Петровна взяла со стола папку. — Егор Николаевич прямо сейчас едет в полицию. И запускает все, о чем он говорил. Уголовное дело. Арест счетов. Суды.
Она склонилась к нему.
— И знаешь, что будет? Ее признают виновной. Но платить ей нечем. И тогда приставы придут описывать твое имущество. Потому что вы — муж и жена. И ты ответишь за ее долги.
— Ты… ты не сделаешь этого со мной. Я твой сын.
— Ты мой сын, — кивнула Галина. — А она — преступница, которая стерла мою жизнь. И ты ей в этом помог.
Она выпрямилась.
— Иди домой, Андрей. Обсуди с женой ваш новый «дизайнерский проект». У вас двадцать четыре часа.
Андрей, пошатываясь, поднялся. Он посмотрел на Зацепина, ища поддержки, но тот разглядывал свои ботинки.
Он вышел из холла, не оборачиваясь.
Галина Петровна снова села в кресло.
— Он выберет ее, — сказал Егор, глядя ему вслед. — Он слабый.
— Он выберет ее, — согласилась Галина. — И это будет его последняя ошибка.
Она повернулась к другу.
— Егор. Запускай.
Прошло полгода.
Галина Петровна выиграла суд. Конечно, она его выиграла.
Егор Николаевич не оставил Свете и Андрею ни одного шанса. Документы о банкротстве, показания мастеров, вывозивших «хлам», экспертная оценка антикварной мебели и библиотеки — все было представлено.
Попытки Светы кричать в зале суда о «неблагодарности» и «подаренной новой жизни» были пресечены судьей.
Андрей сидел рядом с женой, бледный, и молчал. Он так и не смог выбрать. Вернее, он выбрал — он просто позволил всему идти своим чередом.
Суд обязал их выплатить Галине Петровне полную оценочную стоимость имущества. Арест на их общую квартиру был наложен незамедлительно.
Галина Петровна вернулась в свою квартиру.
Она стояла посреди белой, гулкой комнаты. Запах краски, несмотря на все проветривания, казалось, въелся в стены.
Она жила в этой белой коробке еще месяц. Пыталась.
Она купила новый диван. Новый стол. Повесила шторы.
Но дом не возвращался.
Стены оставались стерильными. Комнаты — чужими. Она просыпалась по ночам и не понимала, где находится.
Однажды ей позвонил Андрей.
— Мам… Нашу квартиру продали с торгов. Мы… мы теперь снимаем.
— Это твой выбор, Андрей.
— Света… она подала на развод. Она сказала, что я ее не защитил.
Галина Петровна помолчала.
— Она права, — сказала она. — Ты ее не защитил. И меня не защитил. Ты вообще никого не способен защитить, Андрей. Даже себя.
Она положила трубку.
На следующий день она позвонила риелтору.
Она продала «белую» квартиру. Деньги, полученные от продажи и по суду, она сложила.
И купила себе другую. Меньше. В старом, но крепком доме с высокими потолками. В тихом районе.
Она переехала туда с одним чемоданом.
Первым делом она поехала в книжный магазин и купила томик стихов своей матери. Он был издан в новом, безвкусном переплете, но стихи были те же.
Потом она пошла в антикварную лавку.
Она долго ходила между старыми шкафами, столами, смотрела на потемневшие зеркала.
Ее орехового шкафа там не было. Ее альбомов там не было.
Она остановилась у маленькой деревянной шкатулки с медной застежкой. Похожей на ту, что была у нее.
Она взяла ее в руки, ощутила тепло дерева.
И медленно поставила обратно.
Она вышла из лавки на улицу. Светило солнце. Жизнь не начиналась заново. Жизнь просто продолжалась.
