Чемодан и плюшевый мишка
Сергей стоял на лестничной площадке и методично проверял вещи по списку. Рядом у двери аккуратными стопками были сложены чемоданы и коробки. Его новая спутница, Марина — миниатюрная блондинка с холодным, отстранённым взглядом — то и дело нетерпеливо посматривала на часы.
— Серёж, нам ещё к риелтору в четыре, — напомнила она, поправляя воротник.
— Заканчиваю, — кивнул он и перевёл взгляд на маленькую Лизу, прижимавшую к груди потрёпанного плюшевого мишку.
— И эти игрушки тоже мои, — произнёс он спокойно, протягивая руку.
Шестилетняя девочка в розовом комбинезоне растерянно посмотрела на маму, стоявшую в дверном проёме. Её глаза округлились от удивления.
— Но это же Топа, — прошептала Лиза. — Ты же сам его подарил…
— Я покупал — значит, моё, — отрезал Сергей. — Давай сюда.
Вика стояла, прислонившись к косяку. Её лицо, осунувшееся за последние недели, казалось застывшей маской. Только пальцы, сжимавшие ручку двери, побелели от напряжения.
Сергей выдернул игрушку из детских рук одним резким движением. Лиза всхлипнула, потом заплакала в голос — тонко, безутешно.
— Не надо истерик, — поморщился Сергей. — Купишь другого.
Он спускался по лестнице быстро, перешагивая через ступеньку. Марина семенила следом на каблуках. У серебристой машины, припаркованной у подъезда, он открыл багажник и швырнул туда плюшевого мишку, будто это была просто старая тряпка.
С балкона третьего этажа Вика молча следила за происходящим. Лиза, присев рядом на корточки, смотрела вниз сквозь металлические прутья и тихонько вытирала слёзы с лица сжатым кулачком. Внизу хлопнули дверцы машины, завёлся двигатель. Сергей сел за руль и уехал, так и не оглянувшись.
Как он делил всё
С тех пор как Сергей уехал, прошло уже несколько дней, но Вике всё ещё не верилось, что это действительно случилось. Она сидела на кухне, за тем самым столом, который раньше был сердцем их дома. На нём стояла старая чашка с трещиной, которую Вика купила на распродаже. Она всегда считала её особенной — с ярким цветочным узором, который напоминал о весенних днях, когда они с Сергеем пили кофе, обсуждая планы на будущее.
Теперь же эта чашка казалась символом всего, что разрушилось. Вика тяжело вздохнула, глядя на неё, и в памяти всплыл тот момент, когда Сергей, сидя напротив с привычной ухмылкой, бросил:
— Всё должно делиться по справедливости.
— Ты же понимаешь, что это не просто вещи, — пыталась она тогда объяснить, когда они делили имущество. — Это часть жизни. Воспоминания. Наши моменты…
— Воспоминания ничего не стоят, — холодно отрезал он, даже не взглянув на неё. — Я забираю свою половину.
Вика помнила, как он, сжимая в руках список, требовал делить даже стиралку и набор кастрюль. У неё не укладывалось в голове, как человек, с которым они прожили восемь лет, может оказаться таким мелочным.
— Ты серьёзно хочешь забрать одеяло? — тихо спросила она, когда он пришёл за вещами вместе с новой девушкой. — То самое, под которым спит наша дочь?
— Оно моё, — ответил Сергей, не задумываясь. — Я купил его.
Вика осталась одна в арендованной квартире, окружённая коробками и долгами. Сергей ушёл, оставив после себя почти ничего — только пустоту и ощущение предательства. Она смотрела на Лизу, которая играла в соседней комнате, и ясно понимала: теперь всё — новая жизнь, новые решения — она будет строить сама.
Обещания пусты
Вика просматривала банковскую выписку в тусклом свете настольной лампы. За окном давно стемнело, Лиза уже спала, укрытая новым одеялом с котятами, купленным на распродаже. В квартире было прохладно — экономия на отоплении стала их новой реальностью.
Пять тысяч — вот и всё, что перевёл Сергей за первый месяц после развода. Вика ещё помнила его слова, брошенные с напускной заботой: «Я буду платить по-человечески, не беспокойся».
Её телефон завибрировал. Сообщение от него.
«Извини, в этом месяце не получится с деньгами. Проект не взлетел. Потом компенсирую».
Вика отложила телефон, не отвечая. Она уже слышала это. Второй месяц, третий… Отговорки менялись, результат оставался прежним.
В Службе судебных приставов пахло казёнными бумагами и безнадёжностью. Женщина за стойкой, с усталыми глазами и аккуратным пучком, просматривала документы Вики.
— Исполнительный лист есть, — кивнула она. — Но у нас много таких дел. Если он официально получает минималку…
— У него своя фирма, — пыталась объяснить Вика. — Он просто показывает минимальную зарплату.
— Докажите, — равнодушно пожала плечами пристав.
Вечерами Вика сидела за компьютером, выполняя удалённую работу. После основной, в бухгалтерии, оставались силы только на чашку чая и проверку Лизиных уроков. Девочка часто спрашивала о папе.
— Когда он приедет? — шепотом спросила она однажды вечером, когда Вика укладывала её спать.
— Он очень занят, — ответила Вика, сглатывая комок в горле.
Время шло, и вопросы становились реже. А потом и вовсе прекратились.
По четвергам Вика водила Лизу к детскому психологу. Медленно, шаг за шагом, они учились жить в новой реальности. Без обещаний. Без иллюзий. Опираясь только на свои силы.
Вечерами, когда Лиза засыпала, Вика иногда смотрела старые фотографии. Не плакала — слёз больше не было. Просто пыталась понять, когда всё пошло не так. И как не позволить прошлому разрушить их будущее.
Здравствуй, я твой отец
Весеннее солнце заливало светом кухню, где Вика готовила воскресный обед. Десять лет пролетели незаметно. Теперь в их жизни был порядок и предсказуемость, которые они с Лизой так ценили. Из комнаты дочери доносилась негромкая музыка — пятнадцатилетняя Лиза готовилась к олимпиаде по биологии.
Их двухкомнатная квартира в новом районе стала настоящим домом. Светлые стены, книжные полки, фотографии на стенах — всё это создавало ощущение уюта, который они выстраивали по крупицам. Три месяца назад они выплатили последний взнос по ипотеке и отпраздновали это тортом со свечами.
— Мам, я в приют сегодня пойду после обеда, — сказала Лиза, появляясь на кухне в домашних джинсах и футболке с изображением панды. — У нас новый щенок, его нужно социализировать.
— Только не задерживайся, — улыбнулась Вика, помешивая суп. — Завтра у тебя тренировка.
Каратэ стало страстью Лизы два года назад. Теперь на полке в её комнате красовались медали с соревнований, а сама она излучала спокойную уверенность, которой Вика в её возрасте и представить не могла.
Звонок в дверь раздался неожиданно. Они никого не ждали.
— Я открою, — сказала Вика, вытирая руки полотенцем.
На пороге стоял… Сергей. Постаревший, с залысинами и лёгкой сединой на висках. В руках — коробка конфет в блестящей обёртке.
— Привет, — сказал он, пытаясь улыбнуться. — Можно войти?
Вика молча отступила в сторону. Сергей неуверенно переступил порог, оглядываясь по сторонам, словно оценивая обстановку.
— Хорошо устроились, — заметил он, кивая на современную мебель и большой телевизор.
— Чем обязаны? — спросила Вика спокойно, скрестив руки на груди.
— Я… — он замялся, — я хотел бы встретиться. С Лизой. Поговорить. Наладить отношения. Она же моя дочь… Понимаешь, я развёлся с Мариной. Она… в общем, не сложилось. Сейчас живу у мамы, пока квартиру не найду.
Из кухни пахло супом. Тикали настенные часы. Сергей переминался с ноги на ногу, протягивая коробку конфет, словно это могло компенсировать десять лет отсутствия.
— Лиза! — позвала Вика. — К тебе пришли.
Дверь комнаты открылась. Лиза вышла в коридор, высокая, с собранными в хвост каштановыми волосами. Она остановилась, внимательно разглядывая незнакомого мужчину.
— Лизонька… — начал Сергей с неестественной улыбкой. — Как ты выросла! Я твой папа. Я… я хотел бы пообщаться.
Лиза смотрела на него несколько секунд — прямо, без смущения. Потом произнесла одно слово:
— Поздно.
Развернулась и ушла в свою комнату. Щелчок замка прозвучал как точка в конце предложения.
Вика не произнесла ни слова. Сергей постоял ещё немного, положил конфеты на тумбочку и вышел, аккуратно прикрыв за собой дверь.
Хамка, говоришь?
Сумерки мягко окутали кухню, где Вика методично перемывала тарелки после ужина. Капли воды стекали по фарфору, успокаивающий шум воды заполнял пространство. Из комнаты Лизы доносились приглушенные звуки музыки — дочь отошла от неожиданной встречи с отцом, погрузившись в привычный мир своих увлечений.
Телефон на столе завибрировал, подсветив экран. «Сергей (бывший)». Вика вытерла руки, сделала глубокий вдох. Палец на секунду замер над зеленой кнопкой, прежде чем нажать её.
— Это нормально вообще? — голос Сергея ворвался в тишину кухни грубым рычанием. — Мой ребёнок меня послал.
Вика прислонилась к холодильнику, глядя в окно на мерцающие огни города.
— Это твой выбор. Ты исчез на девять лет, — произнесла она ровно.
— Потому что ты мне не дала с ней общаться! — выплюнул он.
— Нет, Сергей, — Вика покачала головой, хотя он не мог этого видеть. — Я тебе писала. Звонила. Через суд алименты выбивала. Не прикидывайся жертвой.
В трубке раздалось тяжелое дыхание.
— А ты, значит, считаешь нормальным настроить дочь против отца?
— Я ничего не настраивала. Просто не мешала ей видеть, кто ты есть.
— Ты всегда была хамкой, — процедил он.
Вика почувствовала, как уголки её губ поднимаются в улыбке:
— Хамкой? Хуже. Я стала женщиной, которая больше не терпит твоих манипуляций.
Она нажала красную кнопку и положила телефон на стол. Через секунду экран снова засветился. Сообщения посыпались одно за другим:
«Ты её испортила.»
«Ты – плохая мать!»
«Ты всегда была стерва, теперь просто старая.»
Вика смотрела на экран без гнева, с каким-то новым чувством — освобождения. Улыбка стала шире.
— Старая стерва с квартирой и умной дочкой. Неплохо, — произнесла она вслух, удаляя чат и добавляя номер в чёрный список.
В квартире воцарилась благословенная тишина. За окном расцветал вечерний город. Каждая вещь в доме стояла на своём месте. Как и в их жизни.
Никаких объяснений
Сергей сидел в кухне материнской квартиры, барабаня пальцами по столу. Старый холодильник гудел в углу, напоминая о том, что время не стоит на месте.
Перед ним лежал телефон и блокнот со списком имен — люди, которые могли бы помочь ему «восстановить справедливость». Первым номером значилась мать Вики, Анна Павловна.
— Сергей? — в её голосе звучало удивление, когда она наконец ответила. — Что тебе нужно?
— Анна Павловна, я хотел поговорить о Лизе. Вика настроила её против меня, а я просто хочу объясниться…
— Объясниться? — холодно перебила она. — Через десять лет? Знаешь, сколько дней рождения ты пропустил? Сколько школьных концертов? Первая пятерка, первая любовь, первая медаль по каратэ…
Гудки в трубке прозвучали как приговор.
Следующим был Михаил, когда-то его лучший друг.
— Серёга, не дури, — вздохнул тот после короткого объяснения. — Я видел, как Вика одна тянула ребенка. Ты где был? Давай честно.
Звонок за звонком — одни и те же ответы. Никто не хотел слушать его оправдания. Все помнили, как было на самом деле.
Последней попыткой был звонок Лизе. Гудки, долгие, протяжные, а потом автоответчик: «Оставьте сообщение».
Сергей сидел в тишине, глядя на экран телефона. Внезапное осознание накрыло его, как холодная волна: никто его не ждал. Все эти годы он представлял, что занимает какое-то место в их жизни — пустующее, но его. А оказалось, что места нет. Жизнь заполнила все пробелы, затянула все раны.
Он сам выбрал быть никем в этой семье. И теперь никем и остался.
За окном шелестели листья. Жизнь продолжалась — без него.
Мама и дочка
Солнечные лучи играли на кухонном столе, отражаясь от стеклянной миски, где Лиза энергично взбивала тесто. Из приоткрытого окна доносились городские звуки — далекие автомобильные гудки и щебетание птиц, устроивших гнездо на соседнем балконе.
— Корицы побольше, — посоветовала Вика, нарезая яблоки тонкими ломтиками.
— Мам, а как ты думаешь, на биофак будет большой конкурс? — Лиза смахнула прядь волос со лба тыльной стороной ладони, оставив мучной след.
— Ммм, серьезный выбор, — кивнула Вика, — но ты справишься. С твоими-то грамотами с олимпиад.
Это была их маленькая субботняя традиция — яблочный пирог и бесконечные разговоры ни о чём и обо всём сразу. В этом было что-то по-настоящему тёплое и родное.
— Знаешь, — Лиза вылила тесто в форму, — я думала о том, что случилось… с отцом. Я не жалею.
Вика посмотрела на дочь — сильную, уверенную в себе девушку, которая знала свою ценность.
— Я тоже, — просто ответила она.
Странное чувство наполнило Вику — лёгкость, которой не было много лет. Осознание, что всё, что разрушилось в их жизни, не было потерей. Она сохранила главное — душу своего ребёнка, её доверие, её способность любить и быть счастливой.
Они поставили пирог в духовку и переместились на диван с чашками чая, плечом к плечу, говоря о будущем, которое теперь казалось полным света.
