— Опять пыль.
Голос Тамары, лишённый всяких эмоций, резанул по тишине.
Она провела пальцем в белой перчатке по резной ножке отцовского кресла, а затем с преувеличенной брезгливостью продемонстрировала мне серый след.
Будто не пыль увидела, а прикоснулась к чему-то гниющему.
Я молча до хруста сжала губку. Мыльная вода потекла по запястью, холодная и липкая.
— Ты ведь знаешь, Аня, этот дом требует ухода. Настоящего, взрослого ухода.
Она не смотрела на меня. Её взгляд хищно скользил по комнате, оценивающе, холодно.
Она мысленно уже сдирала со стен старые обои, выносила на помойку отцовскую мебель, избавлялась от каждого предмета, в котором жил его дух. Мой отец.
— Я стараюсь, — голос был тихим, почти шёпотом.
— Стараешься? — она усмехнулась, наконец удостоив меня взглядом. — Милая, твоих стараний хватит разве что на содержание кукольного домика. А это — серьёзное наследство.
Слово «наследство» она произнесла с придыханием, пробуя на вкус. И оно ей нравилось.
Дом, который отец строил для нас, для своей семьи, стал для неё просто активом. А я — досадным приложением, которое по недоразумению тоже было вписано в завещание.
Половина — ей, половина — мне. «Чтобы дочка не осталась на улице», — так сказал нотариус, зачитывая последнюю волю.
Тамара тогда сочувственно покачала головой, сжимая мою руку ледяными пальцами. Лицемерка.
Её план был жесток в своей простоте. Она не выгоняла меня силой. Она выдавливала меня. День за днём, капля за каплей.
Упрёками, обесцениванием, созданием невыносимой атмосферы, в которой я сама должна была сломаться и сбежать. Продать свою долю за бесценок, лишь бы прекратить эту ежедневную пытку.
— Я никуда не уеду, — сказала я твёрже, чем ожидала.
Тамара удивлённо приподняла бровь. Она подошла ближе, и меня окутал удушливый, приторный запах её духов.
— Глупенькая. Разве я тебя гоню? Я забочусь о тебе.
Её взгляд упал на кухонный стол, где лежала раскрытая книга. «Основы кибербезопасности».
Не просто книга по программированию, а мой тайный мир, моя единственная надежда на побег в другую реальность, где я могла что-то контролировать.
Я увлекалась этим уже два года, с тех пор как отец впервые показал мне, как устроен компьютер.
— Опять за своим? — её тон мгновенно стал стальным. — Я же говорила, это не для тебя. Пустая трата времени. Лучше бы убралась как следует.
Она взяла со стола банку с маринованными грибами, которую я достала к ужину. Рецепт отца.
— Отец любил их, — сказала она, и в её голосе проскользнуло неприкрытое презрение. — Всю жизнь что-то консервировал, запасался. Вот и дозапасался.
Она открыла банку и, подойдя к раковине, вывалила всё содержимое. Крепкие боровики, укроп, чеснок — всё, что пахло домом и уютом, исчезло в сливном отверстии.
— Запах какой-то кислый. Наверное, испортились.
Она лгала. Я открыла эту банку полчаса назад.
Мой взгляд метнулся в угол комнаты, к маленькому плюшевому медвежонку, сидящему на полке.
Единственная игрушка из моего детства, которую я отстояла. Его стеклянный глаз, казалось, безучастно смотрел на происходящее. Но это было не так.
— Ты наказана, — объявила Тамара с плохо скрываемым удовлетворением. — За порчу продуктов и пререкания.
Она кивнула на дверь, ведущую из кухни.
— Посиди в погребе. Подумай над своим поведением.
Она протянула мне ключ. Старый, ржавый, от тяжёлой дубовой двери.
Я взяла его. Мои пальцы были холодными, но внутри разгорался странный, спокойный огонь.
Я шла к двери, чувствуя на спине её торжествующий взгляд. Она думала, что победила. Опять.
Я открыла дверь, и в лицо пахнуло сыростью и землёй. Шагнула вниз, в темноту. Дверь за мной захлопнулась, и щелчок замка прозвучал оглушительно.
Она не знала одного. В плюшевом медвежонке уже неделю жила не только набивка из ваты.
Крошечный объектив, который я ночами калибровала и встраивала, был моим единственным союзником. И этот щелчок замка был не концом, а началом.
В погребе было холодно, но страха не было. Я села на деревянную ступеньку, достала из кармана телефон.
Wi-Fi едва добивал, но этого было достаточно. Я открыла приложение, которое сама написала, и на экране появилась картинка с камеры.
Вот она, Тамара, наливает себе сок. На её лице — торжествующая улыбка. Она уверена, что я сижу тут, в темноте, и плачу.
Я усмехнулась. Слёзы высохли давно. Я сохранила видеофайл в защищённое облако. Это был первый кирпичик в фундаменте её падения.
Через два часа она меня выпустила. Ожидала увидеть раскаяние. Но я вышла молча, с абсолютно спокойным лицом. Это её сбило с толку.
На следующий день она «случайно» разбила единственную фотографию, где мы с отцом были вместе. Вечером позвала подруг, которые вели себя как саранча. Я терпела. Всё шло в мою копилку.
Ночью я решилась на разговор. Она сидела на кухне с бокалом вина.
— Тамара, так не может продолжаться. Давай продадим дом. Разделим деньги и разойдёмся.
Она расхохоталась.
— Продать? Этот дом? Чтобы я, после всего, уехала в какую-то конуру? А ты получила половину на свои дурацкие книжки?
Она встала, подошла вплотную. От неё пахло вином и злобой.
— Ты ничего не получишь. Этот дом будет моим. Весь. А ты… знаешь, есть прекрасные заведения для таких, как ты.
Пара справок от врачей, что ты не в себе, и опекунство оформляется очень быстро. И тогда я смогу распоряжаться твоей долей в твоих же интересах.
Она улыбнулась. И в этой улыбке я увидела бездну.
Я поняла. Компромиссов не будет. Она пойдёт до конца. А значит, и я тоже. Камеры было мало. Мне нужно было нечто большее.
Моя война началась с её цифровой тени. Пароль от Wi-Fi был предсказуем, но она использовала двухфакторную аутентификацию, привязанную к её телефону. Вызов принят.
Несколько ночей я потратила на создание фишинговой страницы, идеально копирующей сайт их мобильного оператора.
Утром я отправила ей СМС якобы от службы поддержки с просьбой подтвердить данные. Она, уверенная в своей безопасности, ввела код. Бинго.
Я получила доступ к её трафику. Это было похоже на раскопки. Гигабайты мусора: соцсети, интернет-магазины, женские форумы.
Но я знала, что ищу. Аномалию.
И я её нашла. «Антикварная лавка». Форум для коллекционеров. Она распродавала отцовскую память по частям.
Но самое интересное было не это. В личной переписке с одним из покупателей она обсуждала продажу не просто книг.
Она продавала отцовскую коллекцию наград, полученных им за военную службу. Это было не просто аморально. Это было незаконно.
Я перестала огрызаться. Стала тихой, почти незаметной. Моё смирение её расслабило. А я просто ждала. Однажды утром я испекла её любимый штрудель.
— Какая ты у меня умница стала, — сказала она, пробуя кусочек.
В этот момент на её телефон пришло уведомление. С анонимного ящика я послала ей короткое сообщение: «Государственные награды — не сувениры. Статья 324 УК РФ».
Она прочитала, и её лицо стало серым. Она бросила на меня быстрый, колючий взгляд. Но я спокойно пила сок.
Она вскочила и побежала в свою комнату. Я услышала, как она лихорадочно стучит по клавиатуре. Но было поздно. Я уже всё скопировала.
Неделю Тамара жила как в тумане. Она стала подозрительной, дёрганой. Финальный удар я назначила на субботу.
— К нам сегодня придут, — сказала я утром. — По поводу дома.
— Кто? — напряглась она.
— Юрист.
Ровно в три часа в дверь позвонили. На пороге стоял седой, подтянутый мужчина. Адвокат Андрей Викторович Сомов.
Лучший друг моего отца. Я нашла его номер в старой записной книжке и, набравшись смелости, позвонила.
Он выслушал меня, не перебивая, и сказал только одно: «Буду в субботу. Бесплатно. Ради памяти твоего отца».
Мы сели в гостиной. Я поставила на стол ноутбук.
— Тамара Игоревна, — начал Сомов, — мы здесь, чтобы уладить вопрос с наследством.
На лице Тамары промелькнуло торжество.
— Анна готова отказаться от своей доли, — продолжил адвокат. — Взамен на компенсацию.
Он развернул ноутбук. Я нажала «play». Видео с погребом.
— Узнаёте голос? — спросил Сомов.
— Это монтаж! Ложь! — закричала она.
— Возможно, — спокойно ответил адвокат. — Но вот это уже не монтаж.
Он положил на стол распечатки с форума. Сделка по продаже орденов.
— Это государственная собственность, Тамара Игоревна. Их нельзя продавать. Я уже связался с покупателем.
Он готов дать показания, чтобы самому не попасть под следствие.
Тамара молчала. Её мир рухнул.
— Вы пытались объявить падчерицу невменяемой, чтобы завладеть её собственностью, — продолжал Сомов, его голос был твёрд как сталь.
— Это называется мошенничество в особо крупном размере. Плюс незаконный оборот госнаград. Плюс незаконное лишение свободы. Лет десять, если повезёт.
Он сделал паузу.
— Или вы подписываете отказ от своей доли в этом доме и уезжаете из этого города. Сегодня.
Она посмотрела на меня с ненавистью. Но в её глазах был только страх. Она взяла ручку дрожащей рукой и подписала бумаги.
Когда за ней закрылась дверь, я подошла к окну. Смотрела, как она уходит, ссутулившись.
Затем я подошла к полке, взяла плюшевого медведя, вытащила из него маленькую камеру и бросила её в мусорное ведро.
Я распахнула окно. В комнату ворвался свежий воздух. Я осталась одна. В тишине. Но это была уже другая тишина.
Тишина моего дома. Моей крепости. Моей свободы.
Прошло три года.
Дом дышал совершенно иначе. Солнечные лучи, больше не встречая на своем пути тяжелых, пыльных штор, свободно заливали гостиную, играя на экранах мониторов, которые теперь занимали место старого серванта.
Вместо запаха удушливых духов Тамары в воздухе витал тонкий аромат свежесваренного кофе и озона от работающей техники.
Анна сидела в отцовском кресле. Она не стала его выбрасывать. Она отдала его в мастерскую, где старый, потрескавшийся лак сняли, а тёмное дерево отполировали до блеска.
Теперь оно было не символом прошлого, а удобным рабочим местом. На подлокотнике, рядом с чашкой кофе, лежал планшет, на котором светились строки кода.
Она работала удалённо, консультантом по кибербезопасности в крупной компании. Её «дурацкие книжки» превратились в профессию, которая приносила не только хороший доход, но и огромное удовлетворение.
Она больше не была «мышкой» или «девочкой не от мира сего». Она была Анной Андреевной, уважаемым специалистом.
Иногда, поздно вечером, когда за окном выл ветер, ей на мгновение казалось, что сейчас скрипнет дверь и в комнату войдёт Тамара.
Но это был лишь фантом, эхо прошлого, которое с каждым годом становилось всё тише. Она научилась не бояться этих воспоминаний.
Они были частью её истории, шрамами, которые напоминали о выигранной битве.
Однажды, разбирая старые бумаги в кабинете отца, она наткнулась на пожелтевшую фотографию.
Молодой Андрей Викторович Сомов, её спаситель, стоял в обнимку с её отцом. Они улыбались, счастливые, полные надежд.
Анна позвонила ему. Они изредка созванивались, и он всегда радовался её успехам, как своим собственным.
— Андрей Викторович, здравствуйте. Это Аня.
— Анечка, здравствуй! Как ты? Что-то случилось?
— Нет, всё хорошо. Просто нашла вашу старую фотографию с отцом. Хотела сказать спасибо. Ещё раз.
В трубке помолчали.
— Твой отец гордился бы тобой, — тихо сказал он. — Кстати, недавно слышал новости. Тамару выпустили. Отсидела два года из положенных ей пяти за мошенничество.
Говорят, уехала куда-то в другой регион. Тихо, незаметно.
Анна замерла. Она ожидала, что почувствует страх, тревогу, ненависть. Но внутри была только пустота.
И лёгкое, почти незаметное облегчение. Теперь история была действительно закончена. Тамара больше не была монстром из её прошлого.
Она стала просто женщиной с разрушенной жизнью, расплатившейся за свою жадность.
— Спасибо, что сказали, — ровно ответила Анна.
Она повесила трубку и подошла к окну. Дом стоял прочно, залитый светом. Он больше не был полем боя.
Он стал её крепостью. Её началом. И глядя на свой сад, где подрастали молодые яблони, посаженные ею прошлой весной, она поняла, что свобода — это не просто отсутствие стен.
Это возможность дышать полной грудью в собственном доме.
