— Ты слишком плохо о нём заботилась, — прошептал он, протягивая мне фотографию в рамке как подарок на 8 марта. — Надеюсь, с детьми у тебя получится лучше.
Его улыбка не коснулась глаз. Никогда не касалась.
Сначала я не поняла, что вижу на снимке. Мир сузился до точки, а потом разлетелся осколками. На фотографии Алексей стоял в лесу, на опушке, где мы раньше гуляли всей семьёй.
Он выпускал поводок из рук. Рой — наш пес, которого обожали дети — застыл в нерешительности, его морда выражала замешательство, как будто он не верил в происходящее. Хвост поджат. Уши прижаты. В глазах — страх и непонимание. Предательство.
Год назад Алексей сказал, что Рой убежал. Дети плакали неделями. Кирилл обошёл все улицы района с самодельными объявлениями. Маша до сих пор просыпалась ночами, зовя пса.
Мои руки дрожали, но я не могла оторвать взгляд от снимка. Подарок на 8 марта. Доказательство того, что муж сделал — и что он способен сделать снова. Он избавился от нашей любимой собаки.
В столовой часы пробили шесть. Дети должны были вернуться с прогулки через пятнадцать минут. Они всегда возвращались точно — Алексей приучил их к порядку. Точнее, к страху перед нарушением порядка.
— Это… жестоко. Зачем ты показал мне это? — я пыталась говорить ровно, без истерики. Истерика провоцировала его.
Алексей опустился в кресло и отпил виски. Пальцы, державшие стакан, были идеально ухоженными — он всегда следил за своими руками, маникюрист приходил на дом каждую пятницу.
Эти холёные пальцы сломали Машину любимую куклу, когда она пролила сок на скатерть. Этими пальцами он перебирал мои волосы, когда казался нежным. Ими же он сжимал меня, когда я «не слушалась».
— Жестоко? — удивился он, словно я сказала что-то абсурдное. — Я просто показываю тебе правду, дорогая. Ты не смогла удержать даже собаку. Всегда недостаточно внимательна, недостаточно заботлива.
Он сделал паузу. Отпил ещё виски, смакуя не столько напиток, сколько момент.
— Боюсь представить, что случится, если ты так же будешь обращаться с Кириллом и Машей.
Воздух застрял в горле. Десять лет назад этот человек нёс меня на руках через порог нашей первой квартиры. Отдавал последнее, чтобы купить мне розы. Плакал, когда родился Кирилл. А теперь он смотрел на меня и наслаждался моим ужасом.
В прихожей послышался шум. Звук детских голосов донёсся приглушённо, словно через толщу воды.
— Мама, смотри, что мы нашли! — Маша влетела в гостиную, сжимая в ладошке какой-то камешек.
Она замерла, увидев отца. Её улыбка увяла, тело напряглось — крохотная птичка, заметившая ястреба. В девять лет моя дочь уже умела рассчитывать каждое движение, чтобы не привлекать внимания хищника.
Кирилл вошёл следом. В свои десять он казался старше — тени под глазами, настороженный взгляд. Он мгновенно оценил ситуацию, подошёл к сестре и незаметно оттеснил её себе за спину.
— Здравствуй, папа.
Алексей улыбнулся той улыбкой, которую берёг для публики — родительских собраний, соседей, моих подруг, которых осталось всё меньше.
— Как прогулка, чемпион?
Я всё ещё держала рамку с фотографией. Кирилл бросил на неё взгляд, и что-то мелькнуло в его глазах — узнавание? Понимание? Он быстро отвёл взгляд, но я заметила, как напряглись его плечи.
— Нормально. Мы… мы пойдём переодеться.
— Конечно, — Алексей махнул рукой. — Потом спускайтесь ужинать. Сегодня праздник вашей мамы.
Дети исчезли так быстро и бесшумно, что это казалось противоестественным. Дети не должны двигаться как призраки в собственном доме.
Я смотрела на фотографию Роя, брошенного в лесу, и чувствовала, как что-то ломается внутри. Нет, не ломается — выпрямляется. Расправляется. То, что долго было сложено, скручено, стиснуто.
— Я пойду приготовлю ужин, — сказала я, осторожно ставя рамку на стол.
Алексей кивнул, не глядя на меня — он уже проверял телефон. Его лицо было расслаблено. Он не сомневался в моей покорности, в том, что я останусь на месте, благодарная за свой «урок».
Он не знал, что я уже несколько месяцев потихоньку собирала копии документов. Что деньги, которые он давал на хозяйство, я экономила, урезая себя во всём, откладывая буквально копейки. Что Катя, моя единственная оставшаяся подруга, обещала помочь.
Сейчас он смотрел в телефон, а моя жизнь висела на волоске. На тонкой нити между «терпеть дальше» и «бежать прямо сегодня».
Рой доверчиво смотрел с фотографии. Даже в момент предательства он не верил, что хозяин может быть настолько жесток.
Я отвернулась и пошла на кухню, где, как он думал, я буду готовить ужин.
На самом деле я шла собирать детей.
Он ушел спать в комнату.
У нас было примерно три часа до того, как он начнёт беспокоиться. Три часа, чтобы исчезнуть из города и больше никогда не вернуться.
Ночь накрыла автобус темным одеялом. Я смотрела в окно на проплывающие огни и едва удерживалась, чтобы не оборачиваться каждую минуту. Маша спала, уткнувшись лицом мне в колени. Кирилл сидел прямо, глядя в ту же темноту, что и я.
— Я знал, что он сделал с Роем, — вдруг прошептал сын, не поворачивая головы. — Я видел фотографии в его телефоне. Случайно.
Мои пальцы замерли в Машиных волосах.
— Почему ты не сказал мне?
Ночь за окном раскрашивали редкие фонари. Мы прорезали тьму, уносясь всё дальше от дома, ставшего клеткой.
— Боялся, что ты не поверишь. Или что он узнает, — Кирилл повернулся ко мне. — Я рад, что мы уехали, мам.
Я смотрела на своего десятилетнего сына и видела в нём силу, которой долго не хватало мне. В чемодане, затолканном под сиденье, лежали документы, немного денег, самые необходимые вещи.
Шестьсот километров отделяли нас от Кати, которая ждала в незнакомом городе с ключами от съёмной квартиры.
Шестьсот километров свободы.
Где-то позади, в доме с идеальным газоном и дорогими шторами, Алексей ещё не понял, что мы сбежали. Возможно, он так и спал, предполагая, что утром я, как обычно, принесу ему кофе в постель. Такой, как он любит — горячий, но не обжигающий, с привкусом моего страха.
Мы складывали вещи как воры — быстро, почти не дыша. Двадцать три минуты ушло на сборы, четырнадцать — чтобы тихо выскользнуть через заднюю дверь и добежать до угла улицы, где нас ждало такси, вызванное на чужое имя.
Такси до автовокзала, автобус до областного центра, ещё один автобус в сторону границы региона. Запутанный след, который я оставляла намеренно.
— Мама, — Кирилл теребил рукав моей куртки. — А вдруг он нас найдёт?
Я не стала лгать — мой сын заслуживал правды.
— Он будет искать, — мой голос звучал тише шелеста шин по асфальту. — Но мы постараемся, чтобы этого не случилось. Я больше не допущу, чтобы он сделал нам больно.
Маша вздрогнула во сне, её маленькие пальцы сжали мою ладонь. Даже в дрёме она чувствовала тревогу.
Двадцать часов пути, два пересадочных пункта, маленький городок на севере. Катя встретила нас на вокзале — бледная, взволнованная, но решительная.
— Ты всё правильно сделала, — она обняла меня, а потом присела перед детьми. — Привет, ребята. Я Катя, мамина подруга. У меня для вас есть новый дом.
Квартира оказалась на окраине, в старом доме с потрескавшейся штукатуркой. Внутри пахло сыростью и дешёвым освежителем воздуха.
— Не дворец, но здесь безопасно, — Катя включила свет. — Договор аренды на моё имя. Ни один документ не связан с тобой.
Маша робко осматривалась, держась за мою руку. Кирилл уже изучал замки на двери — насколько они надёжны.
— Школу я нашла, — продолжала Катя, выкладывая на стол пакеты с продуктами. — На первое время есть деньги.
— Я не знаю, как благодарить тебя, — прошептала я, оседая на продавленный диван.
— Благодари, выжив, — отрезала Катя. — Не позволь ему найти вас.
Первые дни в новом городе я вздрагивала от каждого шороха. Просыпалась ночами, проверяла окна, двери. Дети спали со мной в одной комнате — маленькой, с узкой кроватью и раскладушкой. Мы тесно прижимались друг к другу, как щенки, ищущие тепла.
Маша часто плакала во сне. Кирилл говорил всё меньше, но его глаза постепенно теряли затравленное выражение.
Через месяц мы нашли ритм. Дети пошли в новую школу. Я устроилась на работу в маленькое кафе — администратором с плавающим графиком. Не то, о чём мечтаешь, когда заканчиваешь университет с красным дипломом, но выбирать не приходилось.
Мы учились жить заново. Смеяться. Не бояться.
А потом раздался звонок.
Катя говорила сбивчиво, задыхаясь:
— Он приходил ко мне. Угрожал. Говорил, что знает — я помогла тебе. Анна, он нанял людей. Частных детективов. Они прочёсывают города.
Весь воздух разом покинул лёгкие.
— Что ты ему сказала?
— Ничего, клянусь! Но, Аня… он одержим. Он не остановится.
Я перевела взгляд на детей, играющих в гостиной. Маша раскладывала карточки с животными — мы купили их на распродаже.
Кирилл помогал сестре, терпеливо объясняя правила. Их плечи не были напряжены. Они не вздрагивали от резких звуков.
Страх снова вполз под кожу, свернулся в животе ледяной змеёй. Но теперь к нему примешивалась ярость. Не просто злость — раскалённая, слепящая ненависть к человеку, который не позволял нам дышать даже на расстоянии.
— Я сменю номер, — ответила я Кате. — И город. Снова.
Как бы далеко мы ни убежали, я знала — он будет искать. Это была не любовь. Даже не одержимость. Для Алексея мы были просто имуществом, которое посмело сбежать.
В ту же ночь мы собрали вещи. Опять. Только теперь Кирилл помогал складывать одежду с механической точностью, а Маша беззвучно плакала, не задавая вопросов.
Они тоже знали — он не остановится.
В два часа ночи мы сели на поезд, идущий ещё дальше на север. С каждым километром ощущение свободы таяло, сменяясь тоскливым пониманием: мы можем бежать вечно, но однажды он нас найдёт.
**8
Семь месяцев спокойствия. Маленький посёлок на краю области. Работа на почте, где никто не спрашивал о прошлом. Домик на окраине с печным отоплением и скрипучими половицами. Соседка Валентина Петровна, присматривающая за детьми, когда я задерживалась. Мы почти поверили, что это конец истории.
Кирилл завёл друзей. Маша перестала просыпаться по ночам. Я стала реже оглядываться на улице.
А потом я увидела его машину.
Серебристый BMW, который я узнала бы из тысячи других, стоял у почты, когда я заканчивала смену. Алексей сидел за рулём, глядя прямо на двери. Ждал. Знал.
Время застыло. Я попятилась обратно в здание, путаясь в собственных ногах.
— Аня, что случилось? — моя начальница Галина нахмурилась, увидев мое лицо.
— Мне нужно позвонить, срочно, — я схватила телефон дрожащими пальцами, набрала номер Валентины Петровны. — Валя, дети у вас?
— Да, милочка, играют во дворе. Что-то…
— Заведите их в дом. Заприте двери. Не открывайте никому, — мой голос звучал чужим, ломким. — Я сейчас приеду. Пожалуйста, сделайте это прямо сейчас.
Галина смотрела на меня расширенными глазами.
— У тебя неприятности?
Через окно я видела, как Алексей вышел из машины. Он не изменился — всё тот же безупречный костюм, всё та же непроницаемая маска вместо лица. Он не спешил, уверенный, что я никуда не денусь.
— Мне нужно уйти через чёрный ход.
Галина, благослови её Бог, не стала задавать вопросов.
— Иди через подсобку. Там есть выход к реке. Я задержу его.
Прижимаясь к стенам домов, перебегая от одного укрытия к другому, я добралась до дома соседки. Валентина Петровна открыла мне, бледная, обеспокоенная.
— Аня, что происходит?
— Где дети?
— В спальне смотрят мультики. Ты меня пугаешь.
Я бросилась в комнату. Кирилл и Маша сидели на кровати, живые, невредимые. Сердце пропустило удар.
— Собирайтесь. Немедленно. Нам надо уходить.
— Это папа? — голос Кирилла звучал слишком взросло для ребёнка. — Он нас нашёл?
Маша прижалась к брату, её огромные глаза наполнились слезами.
— Да. Но мы уйдём раньше, чем он доберётся сюда. Он пока не знает, где мы живём.
Я молилась, чтобы это было правдой.
Валентина Петровна помогла собрать детей, не задавая лишних вопросов. Положила в рюкзак еду, бутылку воды, тёплые носки.
— Муж, — я коротко объяснила ей, когда дети не слышали. — Он опасен.
Она понимающе кивнула.
— У меня племянник в соседнем посёлке, лесник. Могу позвонить, он вас заберёт.
Звонок. Адрес. Указания, где встретить машину. Всё происходило словно в тумане. Я выглянула в окно — улица была пуста. Алексей ещё не нашёл наш дом, но это был вопрос времени.
— Я пойду первой, — Валентина Петровна набросила пальто. — Посмотрю, нет ли его поблизости. Если всё чисто, махну вам с угла.
Пятнадцать минут ожидания растянулись в вечность. Кирилл держал Машу за руку, его лицо было сосредоточенным, решительным. В свои одиннадцать он стал моей опорой, моим маленьким защитником.
Сигнал от соседки. Пустая улица. Мы бежали, прячась между домами, через огороды, по узкой тропинке вдоль реки.
Машина ждала у старой автобусной остановки — видавший виды УАЗ цвета хаки, за рулём — бородатый мужчина с серьёзным лицом.
— Вы Анна? Я Михаил, племянник Валентины Петровны. Забирайтесь.
Мы затаились на заднем сиденье, пока машина подпрыгивала на ухабах лесной дороги. Маша заснула, измученная страхом и бегством. Кирилл смотрел в окно, напряжённый, как струна.
Впереди был лесной кордон — маленький деревянный дом посреди глухого леса. Временное убежище, где нас никто не найдёт. Дом Михаила.
Но я ошибалась.
Мы провели на кордоне два дня. Тишина, спокойствие, запах сосен. Дети начали расслабляться. Я помогала Михаилу готовить, колоть дрова, чувствуя, как сила возвращается в тело.
Он не лез с расспросами, но я чувствовала его защиту, надёжную, как стены дома.
А на третий день я увидела знакомую серебристую машину, медленно движущуюся по лесной дороге.
Кровь застыла в жилах. Он не мог знать. Не должен был найти. Но он шёл по нашему следу, как хищник.
— Михаил, — позвала я, не отрывая взгляда от окна. — У тебя есть другая машина? Квадроцикл? Что угодно.
Михаил выглянул, выругался сквозь зубы.
— Снегоход. Больше ничего.
— Сколько до ближайшего посёлка?
— Пятнадцать километров лесом.
Серебристая машина остановилась. Из неё вышел Алексей — свежий, собранный, в костюме, абсолютно неуместном в лесу. И ещё двое мужчин — крупных, с жёсткими лицами. Охранники? Детективы? Не имело значения. Он пришёл за нами.
— Дети, — Михаил был собран и спокоен. — В подвал. Там есть выход к ручью. Если что, уходите по нему.
— Я не оставлю маму, — Кирилл стоял, расправив плечи. — Не снова.
Алексей шёл к дому неторопливо, словно на деловую встречу. Его спутники рассредоточились, охватывая дом с флангов.
— Михаил, это не твоя борьба, — сказала я. — Уходи с детьми. Пожалуйста. Я задержу его.
— И не подумаю оставлять женщину одну с этим…
Стук в дверь. Вежливый, деликатный. Такой узнаваемый.
— Анна, я знаю, что ты там, — голос Алексея был мягким, почти ласковым. — Открой, нам нужно поговорить. Я не сержусь.
Ложь. Всегда ложь. Но на этот раз я была готова.
— Уводи детей, — прошипела я Михаилу. — Я отвлеку их, выиграю время. Прошу тебя.
Михаил колебался секунду, потом кивнул. Повернулся к Кириллу и Маше, взял их за руки.
— Мама! — Маша рванулась ко мне, но Михаил удержал её.
— Всё будет хорошо, малышка, — я улыбнулась своей дочери в последний раз. — Мама всё решит. Иди с Кириллом.
Стук в дверь стал настойчивее.
— Анна, не усложняй. Открой. Я пришёл забрать свою семью.
Михаил и дети скрылись в подвале. Я глубоко вдохнула и открыла дверь.
Алексей улыбался. Этой улыбкой он покорял меня когда-то. Теперь она вызывала только тошноту.
— Здравствуй, дорогая. Долго же мне пришлось тебя искать.
— Что тебе нужно, Алексей?
— Ты знаешь, — его улыбка стала шире. — Мою семью. Моих детей. Тебя.
— Мы не твоя собственность.
Он рассмеялся.
— Конечно, собственность. Я тебя создал, Анна. Из неуверенной, закомплексованной девочки сделал женщину. Всё, что у тебя есть, дал я.
Его спутники приблизились. Один заглядывал в окна дома, другой обходил его кругом. Я молилась, чтобы Михаил успел увести детей достаточно далеко.
— Где Кирилл и Маша? — голос Алексея стал жёстче.
— В безопасности от тебя.
Раздражение мелькнуло на его лице, но быстро сменилось привычной маской.
— Пойдём в дом, поговорим.
Это не было предложением. Он взял меня за локоть и втолкнул внутрь. Его пальцы сжимались как тиски, оставляя синяки.
— Красивое место, — он огляделся. — Кто твой новый друг?
— Просто знакомый.
— Ты всегда плохо врала, — он брезгливо провёл пальцем по деревянному столу. — Ты действительно предпочла ЭТО нашему дому? Ради чего, Анна?
— Ради свободы.
Он снова рассмеялся, но теперь в его смехе слышалась ярость.
— Свобода? Ты думаешь, что знаешь, что это такое? — он подошёл ближе. — Ты никогда не будешь свободна от меня. Никогда. Я найду тебя везде.
Снаружи послышался крик. Один из его людей держал Кирилла. Мой сын отбивался отчаянно, но мужчина был сильнее.
— Отпусти его! — я рванулась к двери, но Алексей схватил меня за волосы.
— Чудесно, — промурлыкал он. — Один найден. Где девочка?
Кирилл кричал, пытаясь вырваться. Михаила нигде не было видно.
— Я задам вопрос ещё раз, — Алексей развернул меня к себе. — Где Маша? Где мой второй ребёнок?
— Отпусти сына, и я скажу.
Его глаза потемнели. Это был опасный знак — я знала его слишком хорошо.
— Ты не в том положении, чтобы торговаться.
Он толкнул меня к выходу.
— Пойдём, — теперь его голос был холоден, как лёд. — Пойдём в лес. Все вместе. Семейная прогулка.
Я знала, что это значит. Знала, что он задумал. На долю секунды я снова стала той испуганной женщиной, которая не смела ему перечить.
А потом увидела лицо Кирилла — окровавленное, но решительное. И что-то переключилось.
Он тащил меня к лесу, уверенный в своей силе, в своём превосходстве. Второй человек волок Кирилла, который всё ещё сопротивлялся. Третий обыскивал дом в поисках Маши.
— Нашёл девчонку! — крикнул он. — Она в подвале!
Моё сердце остановилось. Маша. Они нашли Машу.
Лес приближался. Между деревьями темнело, словно сама природа отступала перед его яростью. Я знала, что он задумал. То же, что сделал с Роем. Он оставит нас там, среди деревьев. Только в отличие от собаки, мы не выберемся.
— Прогуляемся, — его пальцы впивались в моё запястье. — Как в старые добрые времена.
— Не надо, папа, — Кирилл пытался достучаться до него. — Мы можем просто поговорить.
— Помолчи, — холодно бросил Алексей. — Из-за тебя и твоей сестры мне пришлось потратить полгода и кучу денег. Ты разочаровал меня, сын.
Мы углублялись в лес. Ветки цеплялись за одежду, под ногами чавкала влажная земля. Где-то далеко раздавался шум ручья. Если бы я могла только добраться до него, увести детей…
Человек, державший Кирилла, вдруг выругался. Мой сын укусил его за руку, ударил ногой, вырвался и бросился бежать.
— Останови его! — рявкнул Алексей.
Его подручный кинулся в погоню. Алексей сильнее сжал моё запястье.
— Мы найдём его, — прошипел он. — А потом я научу вас всех, что значит непослушание.
Мы шли всё дальше. Впереди виднелся обрыв — крутой склон, уходящий к бурному лесному ручью.
— Прекрасное место, — заметил Алексей, подталкивая меня к краю. — Смотри, какой вид.
Внизу вода бурлила между острых камней. Мне не нужно было объяснять, что он собирается сделать. Он привёл меня сюда, чтобы я исчезла. Навсегда.
— Алексей, — я попыталась в последний раз. — Подумай о детях. Что ты им скажешь?
— Что их мать сбежала, — он пожал плечами. — И больше не вернулась. Что она была плохой матерью.
Он подвёл меня к самому краю. Мои ноги заскользили по влажной земле. Один толчок, и всё будет кончено.
А потом я услышала крик Кирилла:
— Папа, смотри!
Алексей инстинктивно обернулся. Мой сын стоял в нескольких шагах, показывая куда-то в сторону. И в этот момент Алексей сделал шаг на меня, не глядя под ноги. Но я резко увернулась.
Его нога попала на скользкий корень дерева. Я видела, как расширились его глаза от удивления. Как его тело потеряло равновесие. Как он попытался схватиться за воздух.
И упал.
Звук был тихим — всплеск воды, удар о камни, ещё один всплеск. А потом тишина.
Я бросилась к краю обрыва. Внизу, среди камней и бурлящего потока, лежал он. Лицом вниз, руки раскинуты, словно в последнем объятии.
Кирилл подошёл ко мне, взял за руку.
— Он мёртв? — спросил он шёпотом.
Я кивнула, не в силах говорить.
— Он хотел убить нас, — голос сына был тихим, но твёрдым. — Я видел нож в его кармане, когда он тебя тащил.
Из леса выбежал Михаил с Машей на руках. Его лицо было в крови, но он держался на ногах.
— Я отбился от тех двоих, — задыхаясь, сказал он. — Он оглушён. Где…
Я указала вниз. Михаил замер, потом медленно кивнул.
— Идёмте отсюда. Быстрее.
Мы шли через лес, промокшие, грязные, в синяках, но живые. Маша крепко держалась за мою руку. Кирилл шёл рядом, выпрямившись, словно сбросив тяжесть с плеч.
Ни один из нас не оглянулся назад.
***
Прошло три года. Маленький южный городок. Дом у моря. Запах соли в воздухе. Крики чаек. Смех.
Кирилл вошел в подростковый возраст с минимальными шрамами. Он не говорит об отце, но иногда я замечаю тень на его лице, когда кто-то слишком громко повышает голос.
Он учится в обычной школе, увлекается программированием. У него есть друзья, хобби. Жизнь.
Маша расцвела. Мечтает стать ветеринаром, спасать животных. У неё есть собака — рыжий дворняга Лучик, подобранный на улице. Иногда я вижу, как она обнимает пса, шепчет ему что-то на ухо, и в эти моменты знаю — она вспоминает Роя.
Я работаю в туристическом бюро. У меня своя квартира. Своё имя. История Алексея закончилась тем днём в лесу.
Полиция классифицировала его смерть как несчастный случай. Богатый бизнесмен, заблудившийся в лесу. Поскользнулся, упал с обрыва. Трагедия.
Ни один из нас не рассказал другую версию.
Иногда, когда дети спят, я выхожу на балкон, смотрю на звёзды и думаю: нужно ли мне чувствовать вину? Горе? Сожаление?
Но чувствую только облегчение. И тихую благодарность судьбе за то, что она дала нам второй шанс.
Мы больше не жертвы.
Мы свободны.
