Лидия только закончила мыть посуду, вытирая, когда Павел влетел в квартиру, бросил куртку на диван и начал кричать. Причина его криков была проста — она забыла купить его любимый сыр, тот самый, плавленый, который он намазывал на хлеб по утрам. Павел злился весь день и к вечеру раздул проблему до масштабов катастрофы.
— Лида, сколько можно? — орал он, топая ботинками по полу, который Лида только что помыла. — Я вкалываю как проклятый, а ты даже сыр купить не можешь! Собирай вещи, поживешь у тещи, пока я не остыну!
Лидия замерла. Ее глаза сузились, но она старалась дышать ровно. Они с Павлом были женаты восемь лет, и такие вспышки были не новостью. Он часто срывался после тяжелого дня, а Лида гасила его вспышки, как умела. Но выгнать ее к теще? Это было слишком.
— К теще, значит? — она аккуратно поставила тарелку на сушилку. — Павел, ты серьезно? Из-за сыра?
— Не из-за сыра! — он шагнул ближе, его лицо покраснело. — Из-за всего! Ты вечно косячишь, я устал! Собирай вещи и вали к Антонине Ивановне!
Лидия посмотрела на него, на его растрепанные волосы, на сжатые кулаки, и почувствовала, как обида подкатывает к горлу. Их сын Миша сидел в комнате, строя башню из кубиков, и она не хотела, чтобы он слышал. Она медленно вытерла руки полотенцем и сказала:
— Хорошо, Паш. Поживу у мамы. Но ты еще пожалеешь.
— Пожалею? — он хмыкнул, плюхаясь на диван. — Лида, иди, проветрись. Может, научишься сыр покупать.
Лидия молча прошла в спальню, открыла шкаф и начала собирать сумку. Она взяла джинсы, пару свитеров, зубную щетку, стараясь не думать о том, как больно ей было. Эта квартира была их домом — с потертым диваном, где они смотрели фильмы, с детской, где Миша развешивал свои рисунки, с кухней, где она готовила ужины. Они платили ипотеку, растили Мишу, ссорились из-за мелочей, но всегда мирились. А теперь он ее выгоняет? Из-за куска сыра?
Миша заглянул в спальню, держа кубик.
— Мам, ты куда? — спросил он, глядя на сумку.
— К бабушке, — Лидия улыбнулась, погладив его по голове. — На пару дней. Папа побудет с тобой, хорошо?
— А папа кричит, — Миша нахмурился. — Он опять злой?
— Не злой, — она вздохнула. — Просто устал. Ты за ним присмотри, ладно?
Миша кивнул, и Лидия почувствовала укол вины. Она не хотела оставлять сына, но Павел сам напросился. Она взяла сумку, надела куртку и вышла, не глядя на мужа, который включил телевизор, будто ничего не произошло. Дверь хлопнула громче, чем она хотела.
Она села в автобус и смотрела в окно, думая о своем браке. Павел был вспыльчивым, но добрым — чинил соседям краны, возил Мишу на футбол, обнимал ее по ночам. Но его упреки, мелочные ссоры из-за быта — кто посуду моет, кто в магазин идет — вымотали ее. Она хотела, чтобы он ценил, как она тянет дом, работу, ребенка. А он орет и выгоняет.
— Лида, что стряслось? — спросила мама, открывая дверь. — Павел твой опять буянит?
— Буянит, — Лидия поставила сумку на тумбочку. — Выгнал меня, мам. Сказал, к тебе идти пожить. Из-за сыра, представляешь?
— Из-за сыра? — Антонина Ивановна фыркнула, поправляя очки. — Твой Павел — большой избалованный ребенок. Сядь, поешь, расскажи.
Лидия села за стол, глядя на старые обои с цветочками. Она рассказала, как Павел сорвался, как она собрала вещи, как Миша смотрел на нее. Антонина Ивановна слушала, качая головой.
— Лида, он перегнул, — сказала она, накладывая ей котлет. — Но ты тоже не сахар. Вечно с ним споришь. Может, разлука вас вразумит?
— Ой, не знаю, — Лидия покачала головой. — Мам, я устала. Он меня не ценит. Может, и правда пожить отдельно?
— Не забывай, что ты еще и мать, — Антонина Ивановна прищурилась. — подумай о Мише. Хотя Павла твоего я бы проучила. Пусть побегает.
Лидия кивнула, чувствуя, как обида смешивается с решимостью. Она и не собиралась бежать обратно. Павел хотел, чтобы она ушла? Пусть попробует без нее. Она легла спать в своей старой комнате, на узком диване, и думала, что, может, эта ссора — шанс что-то изменить. Или конец. Но сдаваться она не будет.
Жизнь у Антонины Ивановны была как шаг в прошлое. Лидия спала на скрипучем диване, просыпалась от запаха жареных оладий, которые мать готовила по утрам. Она скучала по Мише, по их квартире, но обида на Павла держала ее на месте. Каждое утро она созванивалась с сыном по видеосвязи, помогая Павлу собрать его в садик.
— Мам, папа носки не нашел, — жаловался Миша, показывая мятую футболку. — И он кашу сжег.
— Мишенька, в садике позавтракаешь, — Лидия хмыкнула, глядя на экран. — Скажи папе, чтобы овсянку варил на воде, как я учила. А носки в ящике.
Павел, услышав это, выхватил телефон.
— Лида, я не справляюсь, — сказал он, его голос был усталым. — Где эти носки? И как стиралку включить? Вернись, а?
— Вернуться? — она ответила холодно. — Павел, ты меня выгнал. Остынешь — поговорим. А стиралку включай на третьем режиме, порошок в синей банке.
Она отключилась, чувствуя смесь злости и удовлетворения. Павел терялся без нее, и это было видно. Он звонил каждый день, спрашивал про Мишины вещи, про ужин, даже про то, как оплатить свет. Лидия отвечала, но не смягчалась. Она хотела, чтобы он понял, сколько она делает для дома.
Антонина Ивановна наблюдала за этим, качая головой.
— Лида, ты его мучаешь, — сказала она, поливая цветы на подоконнике. — Павел твой не злодей. Сорвался, бывает. Вернись, Мише мать нужна.
Лидия посмотрела на нее.
— Мам, он меня выгнал. Пусть докажет, что я ему нужна. А то опять начнет орать.
— Доченька, он без тебя как без рук. А ты гордая, как павлин.
Лидия задумалась. Они с Павлом начинали с маленькой съемной комнаты, смеялись над пустым холодильником, мечтали о своей квартире. Потом родился Миша, они взяли ипотеку, и быт засосал. Павел стал раздражаться по мелочам — забытый сыр, немытая посуда, — а она устала быть миротворцем. Она думала о том, как мелкие ссоры копятся, а потом взрываются. Может, эта разлука — шанс начать заново?
Соседка Антонины Ивановны, Вера, зашла в гости и застала Лидию за готовкой.
— Лида, ты чего у матери окопалась? — спросила она, усаживаясь на диван. — Антонина Ивановна не приболела часом?
— Да нет, с мамой ве хорошо, — Лидия помешала гуляш в кастрюльке— Павел из ума выжил, выгнал меня. Теперь звонит, но я не бегу обратно.
— И правильно не бежишь, — Вера улыбнулась. — Молодец, Лида. Пусть помучается. Мой бывший тоже орал, а потом ползал, просил вернуться. Держи марку.
—Ой, Вер, не так уж это и просто, — Лидия посмотрела на нее. — Я его люблю, но он меня не ценит. Может, это конец?
— Ну почему сразу конец, — Вера покачала головой. — Лида, он без тебя пропадет. Дай ему неделю, сам прибежит.
Лидия кивнула, чувствуя, что Вера права.
На работе коллеги тоже заметили, что Лида какая-то хмурая. Одна из них, Нина, спросила:
— Лида, ты чего грустная? С Павлом поругалась?
— Поругалась, — подтвердила она. — Выгнал меня, Нин. Теперь звонит, но я жду, пока он поймет.
— А поймет ли? — Нина хмыкнула. — Мужики такие, Лида. Ну да ладно, он у тебя мужик толковый, хоть и вспыльчивый. Извинится в конце-концов.
Лидия улыбнулась, но внутри все ныло. Павел писал: «Лида, я был не прав, вернись». Она отвечала: «Подумаю». Ей хотелось, чтобы он не просто извинился, а показал, что ценит ее. Она помогала ему с Мишей, но держала дистанцию, наслаждаясь его растерянностью.
Спустя неделю Лида поняла, что неимоверно скучает по дому, по Мише, даже по Павлу. Но гордость не пускала. Она хотела, чтобы муж сам пришел за ней.
Через десять дней Павел не выдержал. Лидия помогала матери разбирать старые вещи, когда раздался звонок в дверь. Она открыла и увидела Павла с букетом хризантем — ее любимых. Миша стоял рядом, держа его за руку, и улыбался. Павел выглядел уставшим, с кругами под глазами, но его взгляд был решительным.
— Лида, нам надо поговорить, — сказал он, переминаясь с ноги на ногу. — Я был дурак. Вернись, пожалуйста. Я без тебя не справляюсь.
Лидия взяла букет, стараясь не улыбнуться.
— Павел, ты меня выгнал. Из-за сыра. Теперь цветы принес?
— Не из-за сыра, — он вздохнул, глядя на Мишу. — Лида, я сорвался. Работа, нервы, все навалилось. Но без тебя дома пусто. Миша скучает, я скучаю. Прости.
Лидия посмотрела на сына, который прижался к ней, и почувствовала, как обида тает. Антонина Ивановна вышла в коридор.
— Лида, решай, — сказала она. — Но хризантемы красивые, не спорю. Павел, ты хоть понял, что натворил?
— Понял, — он кивнул, глядя на тещу. — Антонина Ивановна, я перегнул. Лида, я серьезно. Вернись, я все исправлю.
Лидия молчала, вспоминая, как он орал, как она уезжала, как он звонил, растерянный. Она любила его, его дурацкие шутки, его заботу о Мише. Но она хотела, чтобы он запомнил этот урок.
— Ладно, — сказала она наконец. — Вернусь. Но, Паш, еще раз орешь — я уезжаю навсегда, вместе с Мишей. И сыр сам покупай.
Павел улыбнулся, а Миша бросился ее обнимать. Антонина Ивановна ухмыльнулась, но было видно, что она довольна. Лидия собрала вещи, чувствуя себя победительницей. Они поехали домой, и Павел всю дорогу шутил, поглядывая на нее.
Дома Лидия заметила, что Павел пытался убраться. Она хмыкнула, но промолчала. Павел помогал с ужином, рассказывал, как спалил кашу, и она видела, что он старается.
Павел не стал идеальным — он все еще ворчал, если она забывала что-то в магазине, но теперь думал, прежде чем кричать. Они ссорились, но мирились быстрее. Она вспомнила, как он стоял с цветами, и подумала, что их брак — это работа, но она того стоит.
Однажды вечером, когда Миша спал, Павел сел рядом на диван.
— Лида, я правда дурак был, — сказал он, глядя на нее. — Спасибо, что вернулась.
— Дурак, — она улыбнулась, ткнув его в плечо. — Но мой дурак. Только не ори больше, а то теща тебя не пустит даже на порог.
Павел рассмеялся, и Лидия поняла, что они справятся. С хризантемами или без.
