Звонок в дверь раздался, когда я заканчивала мыть посуду после позднего завтрака. Мы с Андреем никого не ждали — воскресенье планировали провести вдвоём. Вытирая руки полотенцем, я прислушалась к голосам в прихожей. Звонкий женский смех, такой знакомый… у меня ёкнуло сердце.
— Ирочка! Иди скорее сюда, посмотри, кто к нам приехал! — голос мужа звучал неестественно бодро.
На пороге стояла Лариса Петровна собственной персоной. Моя свекровь. С объёмным чемоданом на колёсиках и дорожной сумкой через плечо. Увидев меня, она расплылась в улыбке.
— Ирочка, золотко! Как же я соскучилась!
Не дожидаясь моей реакции, она шагнула ко мне и заключила в крепкие объятия. От неё пахло дорогими духами и какой-то тревогой.
— Лариса Петровна, какой сюрприз, — выдавила я из себя, высвобождаясь из объятий. — Вы надолго к нам?
Свекровь махнула рукой, будто отгоняя мой вопрос как назойливую муху.
— Решила взять небольшую передышку от своей квартиры, — она подмигнула Андрею. — Там ремонт у соседей сверху затеяли, спасу нет. Стучат с утра до вечера, пыль столбом… А я подумала — чего мне мучиться? У сына с невесткой погощу, заодно и увидимся. Правильно я решила, Андрюшенька?
Муж стоял с чемоданом в руках, заметно растерянный, переводя взгляд с матери на меня.
— Конечно, мам, — пробормотал он наконец. — Только… ты могла бы предупредить. Мы бы подготовились, прибрались…
— Ой, да брось! — Лариса Петровна уже снимала пальто. — Какие церемонии между родными людьми? И потом, если бы я предупредила, ты бы начал волноваться, суетиться. А так — сюрприз! Вы же рады меня видеть?
Вопрос повис в воздухе. Я натянуто улыбнулась и встретилась взглядом с Андреем. В его глазах читалась немая просьба о поддержке.
— Рады, конечно, — ответила я, сглотнув комок в горле. — Только у нас в гостевой комнате сейчас склад вещей, нужно будет разобрать…
— Ничего страшного! — перебила Лариса. — Я в любых условиях устроюсь. Мне много места не надо.
Она уже двигалась в сторону кухни, оставляя нас с мужем в прихожей. Я почувствовала, как его рука неуверенно коснулась моей.
— Прости, я не знал, — прошептал он. — Она даже не позвонила.
— Могла бы и позвонить, — так же тихо ответила я, пытаясь унять нарастающую тревогу. — И сколько она планирует у нас пробыть?
Андрей беспомощно пожал плечами:
— Не знаю. Но ненадолго, наверное.
Наверное. С Ларисой Петровной это слово всегда звучало как-то особенно ненадёжно. Вздохнув, я направилась на кухню, где наша гостья уже открывала шкафчики в поисках чашек.
— Давайте я вам помогу, — сказала я, внутренне готовясь к тому, что наша размеренная жизнь только что пошла под откос.
Хозяйка на чужой кухне
Прошло всего три дня, а мне уже казалось, что Лариса Петровна жила с нами вечность. Утром я проснулась от звона посуды на кухне. Часы показывали шесть тридцать. Андрей мирно сопел рядом, закинув руку за голову.
Натянув халат, я прокралась на кухню. Свекровь в цветастом фартуке (откуда он взялся?) что-то энергично перемешивала в моей любимой миске. На столе громоздились пакеты с крупами, мукой и сахаром, которых вчера точно не было в нашем доме.
— Доброе утро, Ирочка! — пропела Лариса Петровна, заметив меня. — Я решила порадовать вас настоящим завтраком. Сколько я ни заглядывала в ваш холодильник, ничего путного не нашла. Только эти ваши йогурты обезжиренные да салатики. Андрюша с детства любит сырники, а у вас даже творога нормального нет!
Она покачала головой, будто я нарочно морила её сына голодом.
— Мы обычно не завтракаем так рано, — я потянулась к чайнику. — И Андрей предпочитает лёгкие завтраки перед работой.
— Ерунда какая! — фыркнула свекровь. — Он просто привык подстраиваться. Мой мальчик всегда любил плотно покушать с утра.
Мой мальчик. От этих слов внутри что-то неприятно сжалось.
— Вы не представляете, в каком состоянии ваши шкафчики, — продолжала Лариса, пересыпая что-то из одной банки в другую. — Я всё перетряхнула и переставила. Теперь будет гораздо удобнее.
Я замерла с чашкой в руке.
— Вы… переставили мои вещи?
— Конечно! У тебя всё было вверх дном. Соль с перцем в разных местах, крупы разбросаны по всем полкам. Как ты вообще готовишь в таком хаосе?
Мне захотелось напомнить, что это не хаос, а моя система, в которой я прекрасно ориентировалась последние три года. Но я только молча отхлебнула чай.
— И ещё я заметила, что вы используете какой-то странный стиральный порошок, — свекровь понизила голос, будто делилась государственной тайной. — Я купила нормальный, тот, которым стираю Андрюшины вещи с детства. У него чувствительная кожа, ты знаешь? Он весь покрывается красными пятнами от этих ваших модных порошков.
За четыре года совместной жизни я ни разу не видела на муже никаких пятен. Но спорить не стала.
К вечеру стало только хуже. Вернувшись с работы, я застала Ларису Петровну за перестановкой цветов на подоконнике.
— Они чахли без солнца, бедняжки, — пояснила она, не дожидаясь моего вопроса. — Я и шторы заодно постирала, они просто жуткие были.
Мои любимые кремовые шторы, купленные в прошлом месяце, теперь сушились на балконе, странно усевшие и посеревшие.
Ужин прошёл в гнетущей тишине. Андрей украдкой поглядывал на меня, но я молчала, механически пережёвывая котлету, которую Лариса Петровна приготовила «по особому рецепту».
— Посуду я сама помою, — заявила свекровь, когда ужин закончился. — У тебя, Ирочка, как-то не очень чисто получается. На чашках всегда разводы остаются.
Я почувствовала, как ногти впиваются в ладони. Андрей кашлянул:
— Мам, не стоит, мы сами…
— Ой, да сиди ты! — отмахнулась Лариса. — Лучше скажи мне, что у вас с этими счетами творится? Я пока тут прибиралась, наткнулась на ваши квитанции. Вы столько за свет платите? Это же грабёж! При мне такого не будет, я научу вас экономить.
При ней. Словно она уже была здесь полноправной хозяйкой.
Позже, укладываясь спать, я услышала, как Лариса Петровна напевает что-то в ванной. На моей кухне стояли её банки, на моём подоконнике – переставленные ею цветы, в моём шкафу – её вещи, аккуратно развешанные вперемешку с нашими.
И чемодан – я заметила – был задвинут глубоко под кровать в гостевой комнате, словно его не планировали доставать в ближайшее время.
Брошенные слова
Первая неделя совместной жизни с Ларисой Петровной подходила к концу. Воскресный обед в молчании казался бесконечным. Я ковыряла вилкой в тарелке, едва притрагиваясь к еде. На кухне витал запах незнакомых специй — свекровь настояла на том, чтобы приготовить обед по своему рецепту.
— Ешь, Андрюша, а то остынет, — Лариса Петровна подложила сыну ещё одну порцию. — Дома тебя так не кормят, вон какой худой стал.
Андрей смущённо улыбнулся, глянув на меня украдкой. Я промолчала. За эти дни я научилась глотать обидные замечания, как горькую пилюлю — без воды и не поморщившись.
— Вкусно, мам, — пробормотал муж. — Только… много.
— Ничего не много! — фыркнула свекровь. — Растущему организму нужна энергия.
— Мам, мне тридцать пять, — тихо заметил Андрей.
— Для матери сын всегда ребёнок, — отрезала Лариса Петровна и повернулась ко мне. — А ты что ничего не ешь? Не нравится моя стряпня?
— Я не голодна, — ответила я, отодвигая тарелку.
— Хочешь похудеть ещё? — свекровь окинула меня оценивающим взглядом. — И так кожа да кости. Мужчинам нравятся женщины с формами, правда, Андрюша?
Муж подавился. Я вздохнула и встала из-за стола. Возможно, мне стоило выйти на балкон, подышать свежим воздухом, унять колотящееся сердце. Но я осталась, принялась убирать со стола.
— Оставь, я сама потом уберу, — сказала Лариса Петровна. — Присядь, расскажи лучше, как на работе дела? Андрюша говорит, у тебя какие-то проблемы с начальством?
Я резко повернулась к мужу. Он покраснел и уткнулся в тарелку.
— У меня всё хорошо на работе, — ответила я сухо.
— Ну-ну, — протянула свекровь. — А я вот на пенсии, и знаешь, это такое счастье! Никаких начальников, никакой нервотрёпки. Сама себе хозяйка.
Она отпила чай и вдруг сказала тем небрежным тоном, который я уже научилась бояться:
— Я тут подумала… Поживу в вашей квартире, а там посмотрим.
Звук вилки, упавшей на тарелку, прозвенел как удар колокола. Андрей замер. А я медленно подняла глаза и встретилась взглядом со свекровью.
— Что значит «посмотрим»? — мой голос звучал слишком тихо.
Лариса Петровна пожала плечами:
— Ну, как пойдёт. Может, месяц, может, дольше. Я свою квартиру пока подруге сдала. Ей как раз негде жить, пока с мужем в разводе. Так что мне спешить некуда.
Время остановилось. Я почувствовала, как немеют пальцы. Она сдала квартиру? И не сказала нам? Просто поставила перед фактом?
— На какой срок вы её сдали? — спросила я, стараясь говорить спокойно.
— На полгодика, — беззаботно ответила свекровь и подмигнула. — Но это ерунда, договор можно и расторгнуть, если что. Хотя зачем? Нам же хорошо вместе, правда? Прямо как одна семья!
Она потянулась и погладила Андрея по руке. Тот сидел, словно громом поражённый.
— Полгода? — переспросил он. — Мам, но ты же говорила про ремонт у соседей…
— Ой, да какая разница? — отмахнулась Лариса Петровна. — Ремонт, не ремонт… Главное, что мы вместе. Я столько лет жила одна, скучала по тебе. А теперь вот решила — хватит! Хочу быть ближе к сыну. Да и вам помогу по хозяйству, подскажу, что да как.
— Нам не нужна помощь, — слова вырвались сами собой. — У нас всё хорошо.
— Ну конечно, — Лариса Петровна снисходительно улыбнулась. — Я же вижу, как у вас всё хорошо. Шторы грязные, цветы засохшие, в холодильнике шаром покати…
— Мам, — Андрей наконец обрёл голос. — Ты должна была нас предупредить. Спросить.
— О чём спрашивать? — она всплеснула руками. — Родную мать приютить — это долг каждого сына. Или ты хочешь сказать, что я вам мешаю?
Повисла тяжёлая пауза. Я встретилась глазами с Андреем. В его взгляде читалась растерянность и… что-то ещё. Что-то, что заставило меня принять решение.
— Нам нужно поговорить, — сказала я мужу. — Наедине.
Время выбирать сторону
Я захлопнула дверь спальни и привалилась к ней спиной. Сердце колотилось как сумасшедшее. Андрей сидел на краю нашей кровати, сгорбившись и уставившись в пол.
— Полгода, — выдохнула я, стараясь не сорваться на крик. — Полгода, Андрюш! Она собирается жить с нами целых полгода! И ты… ты даже не заикнулся об этом.
— Ир, клянусь тебе, — он поднял на меня глаза, и я увидела в них растерянность побитой собаки. — Я сам в шоке. Она мне ни слова не сказала про квартиру. Ну вот ни словечка! Только про этот дурацкий ремонт…
— Которого нет, — я оттолкнулась от двери и прошлась по комнате. Ноги не держали. — Нет никакого ремонта, Андрей. Она всё выдумала, чтобы к нам переехать.
Муж тяжело вздохнул и потёр виски:
— Ну зачем ты так? Она же мать моя…
— И что? — я резко обернулась. — Это даёт ей право врать нам? Вламываться в нашу жизнь? Переставлять мои вещи? Знаешь, что она сделала вчера? Перестирала все мои блузки! Все до единой! Потому что, видите ли, я неправильно их стираю!
— Тише ты, — Андрей испуганно покосился на дверь. — Она же услышит.
— И пусть! — я упала на кровать рядом с ним. — Пусть слышит! Может, тогда до неё дойдёт, что она перешла все границы.
Наступила тишина. Где-то за окном сигналила машина. В доме напротив зажглись окна — вечерело.
— Андрюш, ну потерпи немножко, — муж вдруг заговорил почти умоляюще. — Ну куда ей деваться? Сама подумай. Она ведь одна совсем… возраст уже… Скучно ей.
Я закрыла глаза. Внутри поднималась волна — мутная, душная, удушающая.
— То есть мне теперь полгода терпеть, как она меня на каждом шагу шпыняет? — голос дрогнул. — Как учит меня жить? Как превращает меня в прислугу в моём же доме?
— Да не хочет она никого учить, — пробормотал Андрей. — Просто… ну, не может иначе. Она и моего отца так пилила, пока…
Он осёкся.
— Пока он не сбежал от неё? — я горько усмехнулась.
Андрей вздрогнул, будто я ударила его:
— Эй, ну ты чего? Это же совсем другое было.
— Нет, родной, это то же самое, — я взяла его за руку. — Она и тогда не понимала границ. А сейчас… сейчас я хочу чёткий срок. Не «поживём-увидим», не «там разберёмся», а конкретную дату, когда твоя мама вернётся к себе домой.
Андрей выдернул руку:
— Ты хочешь, чтобы я выставил родную мать за дверь?
— Я хочу, чтобы мы спасли наш брак, пока не поздно! — вырвалось у меня. — Потому что ещё месяц такой жизни, и мы друг друга возненавидим.
— Не драматизируй, — буркнул он. — Всё не так плохо.
Меня словно кипятком обдало.
— «Не драматизируй»? Серьёзно? — я вскочила на ноги. — Это всё, что ты можешь сказать? Знаешь, что твоя мама заявила вчера? Что я не умею обращаться с мужчиной! Что ты похудел, потому что я тебя не кормлю! Что наша спальня «какая-то безликая», и она привезла свои жуткие занавески, чтобы повесить их здесь! В нашей спальне, Андрей!
Я задохнулась от возмущения. Муж молчал, разглядывая свои руки.
— Две недели, — сказала я, переводя дыхание. — Максимум две. Потом либо она съезжает, либо…
— Либо что? — он наконец поднял глаза. — Что ты сделаешь?
Я сама не знала. В голове пронеслась куча вариантов — от истеричных до нелепых. Уйду к маме? Сниму комнату? Разведусь?
— Либо я сама с ней поговорю, — решила я.
Андрей побледнел:
— Только без скандалов, Ира, умоляю.
Я смотрела на него и не узнавала. Мой сильный, решительный муж, который на работе руководил отделом из пятнадцати человек, превратился в запуганного мальчишку.
— А чего ты боишься, Андрюш? — спросила я почти ласково. — Что я наору на твою маму? Что выкину её вещи в окно? Или просто что я скажу правду, а она её не вынесет?
Он молчал. И в этом молчании я вдруг отчётливо поняла — он на её стороне. Всегда был и будет.
— Я не буду скандалить, — сказала я, направляясь к двери. — Я просто поговорю с ней, как взрослый человек. А тебе, похоже, пора решить, на чьей ты стороне.
— Нет никаких сторон! — выпалил он. — Это же бред! Вы обе… вы обе — моя семья.
— Нет, Андрюш, — я покачала головой. — Семья — это мы с тобой. А твоя мама — она твоя мама. И если ты не можешь объяснить ей разницу, это сделаю я.
Я вышла, аккуратно прикрыв за собой дверь, хотя больше всего хотелось хлопнуть ею так, чтобы с потолка посыпалась штукатурка. В гостиной, нарочито увлечённая вязанием, сидела Лариса Петровна. Но по тому, как дрожали её пальцы, я поняла — она всё слышала. До последнего слова.
Разговор начистоту
Утро понедельника выдалось пасмурным. Андрей ушёл на работу рано — даже кофе не выпил, только чмокнул меня в щёку и исчез за дверью. Сбежал, если называть вещи своими именами. А я взяла отгул — впервые за полгода. Потому что некоторые разговоры нельзя откладывать.
Лариса Петровна появилась на кухне около девяти, свежая и бодрая, в новом домашнем халате. Увидев меня за столом, она удивлённо приподняла брови:
— А ты чего не на работе?
— Взяла выходной, — ответила я, размешивая чай. — Нам нужно поговорить, Лариса Петровна.
Свекровь насторожилась, но быстро взяла себя в руки:
— Конечно, милая. О чём?
Она достала из холодильника молоко, налила себе в чашку, не торопясь присела напротив. Всем своим видом показывая: тут я, тут моё, никуда не денусь.
— О вашем пребывании у нас, — я глубоко вдохнула. — Вчера вы сказали, что сдали свою квартиру на полгода.
— Да, и что? — она пожала плечами. — Неужели сыну жалко приютить родную мать?
— Дело не в этом, — я старалась говорить спокойно. — Дело в том, что вы нас даже не спросили. Просто поставили перед фактом.
Лариса Петровна фыркнула:
— А что тут спрашивать? Я же не чужой человек.
— Вы гость, — сказала я твёрдо. — В нашем доме. И как любой гость, должны уважать наши правила и границы.
Свекровь отставила чашку:
— Вот оно что! Я тебе мешаю? Ты меня выгоняешь?
— Нет, — я покачала головой. — Я просто хочу прояснить ситуацию. Мы с Андреем не готовы к тому, чтобы кто-то жил с нами постоянно.
— Кто-то? — её голос дрогнул. — Я для тебя просто «кто-то»?
— Вы для меня мать Андрея. И я уважаю вас…
— Нет, не уважаешь! — она повысила голос. — Если бы уважала, не устраивала бы этот разговор за его спиной!
— Разговор не за спиной, — возразила я. — Андрей знает. Просто он…
— Просто он слишком мягкий, — Лариса Петровна поджала губы. — Не может матери отказать. Вот ты и решила взять дело в свои руки, да? Настроить сына против родной матери?
Я почувствовала, что начинаю терять терпение:
— Я никого не настраиваю. Я просто говорю, что нам нужно договориться о сроках…
— Можешь не продолжать, — перебила свекровь, вставая. — Я всё поняла. Мешаю я вам. Стеснила вашу свободу. А что мне, старой, одинокой женщине, полгода с сыном побыть нельзя?
Её голос задрожал, в глазах появились слёзы. Я знала эту тактику — Андрей всегда прогибался, когда мать пускала слезу.
— Лариса Петровна, — сказала я как можно мягче. — Я не против, чтобы вы гостили у нас. Но не полгода. Может, месяц? И вы могли бы приезжать на выходные, мы бы чаще виделись…
— Ты предлагаешь мне ездить с другого конца города каждые выходные? — она всплеснула руками. — В моём-то возрасте! С моими больными ногами!
— У вас больные ноги? — я искренне удивилась. — Но вчера вы ходили в магазин на другом конце района, потому что там, цитирую, «нормальный хлеб пекут»…
— А, значит, теперь ты следишь за мной? — свекровь вскинула подбородок. — Что ещё обо мне знаешь? Может, и в моих вещах уже порылась?
— Я не копалась в ваших вещах, — я начала терять терпение. — В отличие от вас. Это вы переставили всё в моих шкафах. И выбросили мои любимые травяные чаи, потому что они «пылятся без дела». И перевесили шторы в гостиной…
— Да потому что у вас бардак! — воскликнула Лариса Петровна. — Я просто помочь хотела!
— Но я не просила о помощи, — ответила я, стараясь говорить спокойно. — Мы с Андреем справлялись сами. И будем справляться дальше. Но для этого нам нужно личное пространство.
— Ах вот как! — свекровь прищурилась. — Значит, я нарушаю ваше личное пространство! А сын для тебя, значит, уже не авторитет? Он-то не против, чтобы мать жила с вами!
— Вы уверены? — я посмотрела ей прямо в глаза. — Вы спрашивали его?
Лариса Петровна на мгновение растерялась, но быстро справилась с собой:
— Конечно уверена! Он мой сын. Я его знаю как никто другой.
— Тогда почему он вчера весь вечер просидел в спальне, сославшись на головную боль?
Свекровь фыркнула:
— Потому что ты его накрутила! Забила голову всякими глупостями!
Я вздохнула и отодвинула чашку:
— Лариса Петровна, давайте просто договоримся. Вы можете погостить ещё две недели. А потом мы поможем вам вернуться в вашу квартиру. Если нужно, поговорим с вашей подругой…
— Не нужно разговаривать с моей подругой! — отрезала свекровь. — Я сама решу, когда мне уезжать. И если Андрею что-то не нравится, пусть скажет сам. А не прячется за твоей юбкой!
Она резко встала и вышла из кухни, громко хлопнув дверью. Я осталась сидеть, глядя в остывший чай. Разговор не удался, но я и не рассчитывала на лёгкую победу. Теперь мяч был на стороне Андрея.
Если он и дальше будет молчать, значит, мне придётся принимать более решительные меры.
До самого вечера в квартире стояла звенящая тишина. Лариса Петровна заперлась в своей комнате, а я бродила по квартире, не находя себе места. Где-то в глубине души ворочалось чувство вины — может, я слишком резко говорила с ней? Но другая часть меня знала: если сейчас не расставить точки над «и», нашему браку конец.
Точка невозврата
Вечером Андрей пришёл затемно. Я слышала, как он шушукался с матерью на кухне. Наверняка уже получил полную версию о том, какая я ужасная невестка. Читала в спальне и не стала выходить — пусть сам придёт.
Когда он наконец прошмыгнул в комнату, я опустила книгу:
— И как твой день?
— Нормально, — он стянул галстук. — А у вас тут что происходило?
— Поговорила с твоей мамой, — я старалась звучать непринуждённо.
— Знаю, — он сморщился. — Она плакала.
— Мне жаль. Правда.
— Ну зачем ты так на неё? — он плюхнулся рядом со мной. — Могла бы и потерпеть.
Внутри что-то оборвалось.
— Сколько, Андрей? Месяц? Полгода? Всю жизнь? Кто-то должен был сказать ей правду.
Он потёр лицо ладонями:
— И что теперь?
— Теперь твоя очередь с ней поговорить, — я накрыла его руку своей. — Сказать, что мы её любим, но у нас своя жизнь.
— Может, просто подождём? — в его глазах мелькнула надежда. — Она поживёт, привыкнет…
— Чем дольше она здесь, тем хуже будет потом, — покачала я головой.
Он сдался:
— Ладно, завтра поговорю.
Но утром снова смылся пораньше. А вечером нас ждал сюрприз — праздничный стол с голубцами, запеканкой и даже шампанским.
— Та-дам! — Лариса Петровна выплыла из кухни в моём фартуке. — Решила вас побаловать!
Андрей просиял:
— Голубцы! Мам, ты чудо!
— Разве мать не знает, что любит её сын? — она потрепала его по щеке.
Я прикусила язык. Ловко. Теперь любой разговор об отъезде будет выглядеть чёрной неблагодарностью.
За ужином свекровь рассыпалась в любезностях, вспоминала истории из детства Андрея, подкладывала нам еды, словно последний ужин перед казнью.
— Ирочка, почему не ешь? — она придвинула мне салатник. — Невкусно?
— Всё замечательно, — я выдавила улыбку.
— А я думала, ты мою стряпню не любишь, — она картинно вздохнула. — Вчера так ясно дала понять…
Андрей напрягся:
— Мам, не сейчас.
— А когда? — она вдруг сбросила маску доброй феи. — Когда обсудим, что твоя жена меня выставляет?
Я положила вилку:
— Никто вас не выставляет. Просто хотелось бы знать…
— Знать что? — перебила свекровь. — Сколько мне осталось? Неужели сыну в тягость, что его мать рядом?
Андрей молчал, опустив глаза. Трус.
— Сынок, — Лариса Петровна взяла его за руку. — Неужели я тебе мешаю? Скажи честно — тебе не нравится, что я здесь?
Я видела, как он мучается. Никогда не умел противостоять матери.
— Мам, — наконец произнёс он. — У нас с Ирой всё-таки своя жизнь.
— Вот как, — она поджала губы. — Своя жизнь. Без меня.
— Не без тебя, — он запинался. — Просто… мы привыкли вдвоём. У нас свой ритм, свои правила…
— Которые я нарушаю, да? — в её голосе задрожали слёзы. — Я мешаю вам, путаюсь под ногами. Это ты хочешь сказать?
— Нет, не это…
— А что тогда? — она повысила голос. — Ты позволишь, чтобы со мной так говорили? Чтобы меня выгоняли из твоего дома?
В тишине, которая повисла, казалось, можно было услышать, как рушится мой брак.
— Мам, — вдруг твёрдо сказал Андрей. — Я люблю тебя. Очень. Но Ира права.
Свекровь застыла:
— Что?
— Ира права, — повторил он. — Нужно было спросить нас, прежде чем переезжать. Обсудить сроки.
— Значит, ты на её стороне? — Лариса Петровна побледнела.
— Я на стороне Ирины, — кивнул Андрей. — Потому что она моя жена.
— А я тебе кто? — выкрикнула свекровь. — Чужая?!
— Нет, конечно. Ты моя мама, и я люблю тебя. Но нам с Ирой нужно личное пространство.
Лариса Петровна резко поднялась:
— Всё понятно. Вырастила сына, жизнь ему отдала, а теперь стала обузой.
— Мам, никто не говорит про обузу…
— Не продолжай! — она направилась к двери. — Я соберу вещи. Завтра же уеду. Не хочу мешать вашему «личному пространству»!
Хлопнула дверь. Мы с Андреем остались одни среди недоеденных голубцов и остывающего шампанского.
— Прости, — прошептал он. — Надо было раньше поговорить.
Я молча сжала его руку. Это была наша первая настоящая победа.
Чемоданное настроение
Утро выдалось промозглым. За окном моросил дождь, и серое небо как будто отражало наше настроение. Лариса Петровна вышла из комнаты рано — я услышала, как хлопнула дверь ванной. Мы с Андреем переглянулись, но не сказали ни слова. Что тут скажешь?
Завтрак прошел в гробовой тишине. Свекровь сидела с каменным лицом, методично помешивая ложечкой чай, словно выполняла важную работу. Андрей ерзал на стуле, несколько раз пытался начать разговор, но натыкался на ледяной взгляд матери и замолкал.
Когда он ушел на работу — поцеловав меня в щеку и обняв маму, которая стояла неподвижно, как статуя — мы с Ларисой Петровной остались вдвоем.
— Я вызвала такси на два часа, — сказала она, не глядя на меня. — Поеду к сестре. У неё переночую, а там решу, что делать с квартирой.
— Мы можем помочь, — предложила я осторожно. — Если нужно поговорить с вашей подругой…
— Не нужно, — отрезала свекровь. — Сама разберусь.
Она ушла в свою комнату, и я слышала, как она собирает вещи — шуршание пакетов, звяканье баночек с кремами, шелест одежды. Мне хотелось помочь, но я понимала — сейчас лучше не лезть.
Около часа дня она вышла с уже упакованным чемоданом. Поставила его у двери и села в кресло, сложив руки на коленях. Старенькая, в своем лучшем платье и с брошкой — той самой, что ей подарил покойный муж.
— Вам необязательно уезжать сегодня, — сказала я, не выдержав этой картины. — Если хотите, оставайтесь до выходных.
— Зачем? — она посмотрела на меня впервые за день. — Чтобы ты ещё помучилась?
— Я не мучилась, — возразила я. — Просто…
— Просто я лезла не в своё дело, — закончила она за меня. — Навязывалась. Командовала.
Я промолчала. А что тут скажешь? Ведь правда.
— Думаешь, я не понимаю? — вдруг спросила Лариса Петровна, и в её голосе не было обычной колкости. — Думаешь, я не вижу, что веду себя… не так?
Я удивленно посмотрела на неё.
— Просто когда живёшь одна столько лет, — продолжила она тише, — забываешь, каково это — считаться с другими. А потом приезжаешь к сыну, видишь, как у него всё… по-другому. И боишься остаться не у дел. Ненужной.
В её глазах блеснули слёзы, но она быстро справилась с собой.
— Лариса Петровна, — я села напротив неё. — Вы не ненужная. Андрей очень любит вас.
— Знаю, — она слабо улыбнулась. — Он всегда был хорошим мальчиком. Только слишком мягким. Я всё думала — вырастет, станет твёрже… А потом поняла — это я должна быть мягче. Да поздно.
Мне стало невыносимо жаль её. Весь гнев, вся обида последних дней куда-то испарились. Передо мной сидела просто одинокая женщина, которая не знала, как быть ближе к своему сыну, не разрушая его жизнь.
— Никогда не поздно, — сказала я тихо.
Она покачала головой:
— Нет, милая. Старую собаку новым трюкам не научишь. Я всегда была такой — лезла, командовала. И с мужем так было. Он от меня и сбежал…
Это признание застало меня врасплох. За четыре года, что я знала свекровь, она ни разу не говорила о своём муже иначе как «царствие ему небесное».
— Не сбежал, — неловко возразила я. — Он же умер…
— От инфаркта, — кивнула она. — После того, как прожил три года отдельно от меня. Знаешь, что он сказал, когда уходил? «Лара, я тебя люблю. Но ты меня душишь».
Она произнесла это просто, без драматизма. Я не знала, что ответить.
— Вот видишь, — свекровь усмехнулась. — Даже ты не находишь слов. А теперь и сын от меня отдаляется. И правильно делает.
— Он не отдаляется, — я подалась вперёд. — Он просто хочет, чтобы вы уважали его выбор, его семью.
— То есть тебя, — она посмотрела на меня без злости.
— Нас, — поправила я. — Меня и его. Нашу жизнь.
Лариса Петровна задумчиво кивнула:
— Знаешь, я ведь правда хотела как лучше. Думала, приеду, помогу молодым… А вышло как всегда.
Мы замолчали. Где-то на кухне капала вода из крана — раз, два, три…
— Можно я позвоню Андрею? — спросила я. — Он бы проводил вас.
— Не надо, — она покачала головой. — У него работа. Да и… так будет легче.
Зазвонил телефон — приехало такси. Свекровь встала, расправила плечи, одёрнула платье.
— Ну что ж, — сказала она с наигранной бодростью. — Поеду я. Сестра заждалась.
Я помогла ей спустить чемодан. На улице дождь усилился, и я раскрыла над нами зонт.
— Не стоит мокнуть, — она попыталась забрать у меня зонт. — Простудишься ещё.
— Ничего, — я улыбнулась. — Не сахарная.
Мы дошли до такси в молчании. Водитель забросил чемодан в багажник, и Лариса Петровна обернулась ко мне:
— Ты… береги его, ладно?
— Обещаю, — ответила я.
Она кивнула и села в машину. Жёлтое такси тронулось, набирая скорость, и вскоре скрылось за поворотом. Я стояла под дождём, провожая его взглядом, и чувствовала странную смесь облегчения и грусти.
Уже дома, поднимаясь в квартиру, я подумала — наверное, это и есть взросление. Когда учишься не только стоять на своём, но и понимать других, даже если они причиняют тебе боль.
Новая страница
Прошёл месяц. Жизнь вернулась в прежнее русло. Андрей звонил матери каждые два-три дня, но всегда коротко, словно боялся нарушить хрупкое равновесие. Лариса Петровна провела у сестры всего неделю, потом вернулась в свою квартиру — подруга съехала раньше срока.
О случившемся мы почти не говорили, но иногда я ловила на себе задумчивый взгляд мужа.
— Думаю, как тебе удалось, — сказал он однажды вечером, отложив книгу. — Выстоять против мамы. Я всю жизнь не мог.
— Просто уважала себя достаточно, чтобы поставить границы, — ответила я. — И тебя — чтобы бороться за наш брак.
— Мне стыдно, что не смог сам. Что тебе пришлось взять это на себя.
— Ты справился, когда это было важнее всего. Встал на мою сторону.
— Нашу сторону, — поправил он с улыбкой.
В субботу утром телефон Андрея зазвонил.
— Мама, — сказал он удивлённо и принял вызов. — Алло?.. Да… Хорошо… — он поднял на меня глаза. — Что?.. Сейчас спрошу.
Прикрыв трубку, он прошептал:
— Она приглашает нас на обед. Сегодня.
— Нас? Обоих?
— Да. Говорит, что-то важное хочет обсудить.
Я колебалась. Снова манипуляция? Новый план переезда?
— Ладно, — решила я. — Поедем.
Дверь открылась сразу, будто Лариса Петровна караулила у глазка. Она выглядела иначе: волосы уложены по-новому, стильное платье, даже очки другие — с тонкой оправой.
— Проходите! — она улыбнулась. — Я так рада вас видеть!
В квартире пахло запечённым мясом с травами. Стол накрыт праздничной скатертью, красивая посуда, цветы в вазе.
— Мам, что происходит? — растерянно спросил Андрей.
— А что такого? Не могу пригласить сына с невесткой на обед?
— Ты сказала, что хочешь что-то обсудить…
— Да, — она кивнула. — Я хотела посоветоваться насчёт ремонта. Решила обновить квартиру. Ирочка, Андрюша говорил, ты разбираешься в дизайне?
Я опешила:
— Ну, не профессионально, но…
— Вот и хорошо. Поможешь советом? А то я в современных штучках совсем не разбираюсь.
Мы переглянулись с мужем.
— Конечно, помогу, — ответила я осторожно.
— Вот и славно! — она хлопнула в ладоши. — И ещё… Спасибо вам.
— За что? — спросил Андрей.
— За то, что помогли мне понять, — Лариса Петровна стала серьёзной. — Что я слишком навязчивая. Мне и Валя, сестра моя, об этом сказала. Вот я и решила — надо меняться. Пока не поздно.
Она взяла сына за руку:
— Не хочу, чтобы ты отдалялся, Андрюша. Хочу быть частью твоей жизни. Но правильной частью.
— Ты всегда будешь частью моей жизни, мам.
— Ира, — она повернулась ко мне. — Я хотела извиниться. За то, что лезла в вашу жизнь, критиковала. Ты была права — это ваш дом, ваши правила.
Я не знала, что сказать. Такого поворота не ожидала.
— Всё в порядке.
— Нет, не в порядке. Но будет. Если вы дадите мне шанс.
Мы пробыли у неё до вечера. Ни разу свекровь не сказала, что я делаю что-то не так. Ни разу не вздохнула с намёком. Она была другой — словно наконец нашла способ быть рядом с сыном, не пытаясь им владеть.
Когда мы уходили, она обняла Андрея и шепнула что-то ему на ухо. Потом осторожно обняла меня — первый раз не душила в объятиях, а именно обняла, почти неуверенно.
— Приезжайте в следующую субботу. Если захотите, конечно.
Дома я спросила у Андрея:
— Что она тебе сказала, когда мы уходили?
Он улыбнулся:
— Что ты — лучшее, что случилось со мной. И она рада, что у меня хватило ума это понять.
Я рассмеялась от неожиданности. Андрей взял мою руку:
— Знаешь, мама никогда не признавала своих ошибок. Никогда. И если она смогла измениться…
— То что?
— То, наверное, никогда не поздно стать лучше, — он сжал мою ладонь. — Спасибо, что научила меня этому.
В эту ночь я долго думала о Ларисе Петровне, о её одиночестве, о страхе потерять сына, о попытке измениться, когда, казалось бы, уже поздно.
Нет, мы никогда не станем лучшими подругами. Но, может быть, мы нашли способ быть семьёй — каждый на своей территории, с уважением к границам друг друга.
