Сомнения начали грызть меня ещё в пригородной электричке. Казалось бы — чего волноваться? Игорю тридцать восемь, и в его возрасте знакомство с родителями — всего лишь формальность. Но что-то в его голосе, когда он рассказывал о матери, настораживало. Хотя, возможно, дело было во мне самой.
После развода три года назад я словно заново училась доверять людям. Первый муж, Антон, твердил, что проблема во мне — слишком требовательная, слишком самостоятельная, слишком… много.
Я верила. Погружалась в себя, искала изъяны, пыталась стать «менее требовательной». Когда всё закончилось, я поклялась больше никому не позволять убеждать себя в собственных недостатках.
И вот, три года спустя, я собиралась на встречу с семьей мужчины, за которого почти согласилась выйти замуж. Игорь появился в моей жизни осенью, когда я уже не ждала перемен. Спокойный, обстоятельный, он не лез с советами и не пытался меня переделать. После бурного брака, его уравновешенность казалась именно тем, что мне нужно.
— Остановка «Садовая», — объявил механический голос в электричке.
Я вздрогнула и начала собирать вещи. Игорь обещал встретить на платформе. Поезд замедлился, и я увидела его — высокий, в светлом пальто, с небольшим букетом полевых цветов. На секунду сердце сжалось от нежности.
Он поцеловал меня в щёку и забрал сумку.
— Как доехала? Мама уже накрывает стол, — в его голосе прозвучало легкое напряжение.
— Всё хорошо, — улыбнулась я, стараясь его подбодрить. — Цветы красивые, спасибо.
— Это маме, — он отвёл взгляд. — Я подумал… ну, для первого знакомства…
Что-то кольнуло внутри, но я отмахнулась от этого чувства. Конечно, маме. Это ведь правильно. Я глубоко вдохнула, пытаясь унять нервную дрожь, и взяла Игоря за руку.
Родительский дом оказался старой сталинкой с высокими потолками и тяжёлыми дверями. В подъезде пахло сырым бетоном и кошками.
— Мы на четвёртом, — предупредил Игорь, когда мы начали подниматься. — Извини, лифта нет. Родители живут здесь с советских времён.
С каждым шагом вверх по скрипучей лестнице внутри росло странное ощущение — будто я поднимаюсь не на встречу с родителями жениха, а иду на собеседование. Или того хуже — на экзамен, к которому не успела подготовиться.
Дверь открыла высокая седая женщина с идеально прямой спиной и внимательным, цепким взглядом. На ней был строгий серый костюм, словно она собиралась не на семейный ужин, а на деловую встречу.
— Так-так, наконец-то, — вместо приветствия произнесла она, окидывая меня взглядом с головы до ног. — Валентина Павловна. Можно просто Валентина.
Она не протянула руку, и я неловко улыбнулась, держа букет, не зная, что с ним делать.
— Очень приятно, Марина, — представилась я.
— Да-да, наслышана, — она отступила, пропуская нас внутрь. — Цветы? Мне? Не стоило беспокоиться.
Она взяла букет двумя пальцами, словно брезгуя. В эту секунду из глубины квартиры появился пожилой мужчина — сутулый, с добрыми глазами, полная противоположность своей жены.
— Павел Андреевич, — представился он, тепло пожимая мне руку. — Рад знакомству, Мариночка! Игорёк столько о вас рассказывал.
— Конечно, рассказывал, — Валентина Павловна поджала губы. — В последнее время ни о чём другом и говорить не может.
Она повернулась и пошла на кухню, резко постукивая каблуками по паркету. Полевые цветы она держала, как мусор, который несёт до ближайшей урны.
Игорь слегка сжал мою руку, словно извиняясь. В его глазах читалось беспокойство.
— Проходите, раздевайтесь, — радушно пригласил Павел Андреевич. — У нас не дворец, конечно, но место всем найдётся! Повсюду — тяжёлые шкафы красного дерева, серванты с хрусталём, ковры на стенах. Словно музей советского быта, где каждая вещь имела своё строго определённое место.
На обеденном столе сверкала парадная посуда и хрусталь. Было заметно, что к встрече готовились, но в этой подготовке чувствовалось что-то формальное, ненастоящее.
— Садитесь, Марина, — Валентина Павловна указала на стул. — Вот здесь. У нас каждый в семье имеет своё место.
Я опустилась на указанный стул — прямо напротив хозяйки дома. Идеальное расположение для «допроса».
— Игорь говорил, вы работаете… — начала она, разливая борщ по тарелкам, — каким-то там… маркетологом, кажется?
— Руководителем отдела маркетинга, — я старалась говорить спокойно и уверенно. — В международной компании.
— Надо же, — её брови приподнялись. — И зачем женщине такая ответственность? У нас в семье как-то не принято, чтобы женщина строила карьеру. Женщина должна дом хранить, уют создавать.
Игорь нервно откашлялся:
— Мама, времена изменились. У Марины отличная работа…
— Конечно-конечно, — перебила Валентина Павловна. — Просто интересно, как она планирует совмещать эту свою… карьеру… с семейной жизнью? С детьми?
Я почувствовала, как к щекам приливает жар. Мы с Игорем ещё даже не обсуждали детей, а его мать уже планировала мою жизнь на годы вперёд.
— Думаю, мы с Игорем сами разберёмся, как организовать нашу жизнь, — ответила я, стараясь, чтобы голос звучал мягко.
— Ах, вот как? — она многозначительно посмотрела на сына. — «Сами разберётесь». Интересный подход. А как же семейные традиции? Опыт старших?
Павел Андреевич мягко вмешался:
— Валя, дай молодым спокойно поесть. Твой борщ стынет, между прочим. Он у тебя сегодня особенно удался.
Этот простой манёвр сработал. Валентина Павловна заметно смягчилась, принимая комплимент.
— Готовлю с душой, потому и вкусно, — она повернулась ко мне. — А вы, Марина, часто готовите? Или всё больше по кафе?
В её словах отчётливо звучал подтекст, и я уже открыла рот, чтобы дать достойный ответ, но вмешался Игорь:
— Марина прекрасно готовит, мама. Ты бы попробовала её жаркое!
Это была откровенная ложь. Готовить я умела, но делала это редко — работа отнимала слишком много времени. Игорь знал это и всё равно выдумал про жаркое, лишь бы угодить матери. Странное чувство разочарования кольнуло меня.
Ужин продолжался в подобном духе: Валентина Павловна задавала вопросы-ловушки, я старалась отвечать дипломатично, Игорь нервничал и пытался сгладить острые углы, а Павел Андреевич изредка вмешивался с миротворческими репликами.
После основного блюда Валентина Павловна принесла чай и торт.
— Сама пекла, — гордо объявила она. — По старинному семейному рецепту. Игорёк с детства обожает.
Торт оказался приторно-сладким, но я мужественно съела кусок, хваля кулинарные таланты хозяйки. Игорь благодарно улыбнулся мне, и на секунду стало легче — возможно, он всё же понимал, как нелегко мне даётся этот вечер.
— Игорь, покажи Марине фотоальбомы, — скомандовала Валентина Павловна после чая. — А мы с папой пока посуду уберём.
Игорь послушно повёл меня в гостиную, где достал с полки тяжёлые альбомы. Мы сели на диван, и он начал показывать свои детские фотографии. На каждом снимке маленький Игорь был идеально причёсан, одет в отглаженные костюмчики.
— Мама всегда следила, чтобы я выглядел безупречно, — с лёгкой грустью заметил он. — Даже в детский сад ходил как маленький дипломат.
Из кухни доносились приглушённые голоса родителей. Я не могла разобрать слова, но интонация Валентины Павловны была резко недовольной.
— Не обращай внимания на маму, — тихо сказал Игорь, заметив, что я прислушиваюсь. — Она просто очень переживает за меня. Всегда была… требовательной.
— Она не очень мне рада, — я решил быть честным.
— Неправда, — слишком быстро возразил Игорь. — Она просто так заботится. Привыкнешь со временем.
«Привыкнешь». Это слово эхом отозвалось внутри. Неужели я должна к этому привыкнуть? К этим колким замечаниям, к явному неодобрению, к попыткам перекроить мою жизнь под чужие стандарты?
Мы остались ночевать — было уже поздно возвращаться в город. Меня предложили в гостиной на диване, а Игорь ушёл в свою старую комнату. Перед сном он задержался со мной на минуту.
— Всё прошло не так уж плохо, правда? — спросил он с надеждой в голосе.
Я не хотел лгать, но и настраивать его не хотелось.
— Твой папа очень милый, — дипломатично ответил я.
Игорь грустно улыбнулся.
— Мама просто волнуется. Ты ей понравишься, вот увидишь. Просто дай ей время.
Он поцеловал меня в лоб и ушёл. Я долго лежала без сна на диване, слушая старые часы и пытаясь понять, что такое мнение.
Утром я проснулась от звука голосов. Говорили на кухне, но дверь была приоткрыта, и слова отчётливо доносились до меня.
— Я не говорю, что она совсем не подходит, — это была Валентина Павловна. — Но согласись, Игорь, эта её самостоятельность… Что за манера самой решать, как жить? В семье должен быть один порядок, общие ценности.
— Мам, пожалуйста, — голос Игоря звучал устало. — Марина замечательная. И она старалась тебе понравиться.
— Старалась! — фыркнула Валентина Павловна. — А эти её взгляды? «Мы сами разберёмся». Так не построишь крепкой семьи!
Пауза. Я замерла, ожидая, что Игорь возразит, защитит меня и наше право на собственную жизнь.
— Она будет учиться, мама, — наконец произнёс он тихо. — Подстраиваться. Все через это проходят.
Что-то оборвалось внутри. Я лежала, не двигаясь, пытаясь осознать уникальное. Игорь — тот самый Игорь, который восхищался моей независимостью и сильным характером — сегодня, что я должна «учиться подстраиваться» под своей властной матерью.
— Вот и правильно, — удовлетворенно ответила Валентина Павловна. — Я сразу понял, что она из строптивых. Но ничего, обтешется. Или уйдёт, если не поймёт, как у нас заведено.
— Никуда она не уйдёт, — в голосе Игоря звучала странная смесь усталости и смирения. — Мы ведь уже почти всё решили.
Я тихонько встала с дивана, стараясь не скрипнуть пружинами. Сердце колотилось где-то в горле. Меня словно окатили ледяной водой. Три года после развода я восстанавливала свою самооценку, училась уважать себя и свои границы. И что теперь? Снова «обтесаться», «подстроиться», потерять себя?
Я оделась как можно тише и вышла в кухню с уже принятым решением.
— Доброе утро, — я посмотрела прямо на Игоря. — Можно тебя на минутку?
Он выглядел растерянным, словно не понимал, слышала ли я их разговор. Мы вышли в коридор.
— Игорь, — начала я твёрдо, — я возвращаюсь в город. Одна.
— Что? Почему? — его брови поднялись в искреннем удивлении. — Что случилось?
— Случилось то, что я всё слышала. Про то, как я должна «учиться подстраиваться». Как я «обтешусь».
Он побледнел.
— Марина, ты не так поняла. Мама просто… такой человек. Это ничего не значит.
— Нет, Игорь, — я покачала головой. — Значит. И дело даже не в твоей маме. Дело в тебе. В том, что ты согласен с ней. Ты не защитил меня, не защитил наши отношения. Ты готов пожертвовать мной лишь бы избежать конфликта с пандемией.
— Это неправда! — он схватил меня за руки. — Я люблю тебя.
— На каких условиях, Игорь? На условиях твоей мамы?
В его глазах отразилось смятение, и я поняла — он действительно не видел проблемы. Для него это был нормальный уклад жизни: мать решает, остальные подчиняются.
— Я думаю, нам нужно отменить свадьбу, — тихо произнесла я.
— Что?! — он выглядел по-настоящему потрясённым. — Из-за одного неудачного знакомства?
— Нет, Игорь. Из-за того, что я увидела наше будущее. И я не хочу в нём жить. Не хочу каждый день доказывать твоей матери, что достойна тебя. Не хочу, чтобы мои решения, моя карьера, мои мечты считались чем-то второстепенным рядом с «семейными традициями».
В коридоре появилась Валентина Павловна. Она всё слышала, но на её лице не было ни удивления, ни разочарования — только разговор.
— Что я говорила, — произнесла она, обращаясь к сыну. — Не готова она к семейной жизни.
Это стало последней каплей. Я развернулась, взяла свою сумку и направилась к выходу. Игорь догнал меня уже у двери.
— Марина, прошу тебя, не уходи так. Давай всё обсудим, найдём компромисс.
Я посмотрела на него — растерянного, разрывающегося между младенцем и невестой — и поняла, что жалею его. Он сам был пленником этих отношений, даже не осознавая этого.
— Прощай, Игорь. Надеюсь, ты будешь счастлив.
Уже выходя, я услышала голос Павла Андреевича:
— Удержи её, сынок. Не будь дураком.
Но Игорь не побежал за мной. Может, не захотел. А может, не посмел — под тяжёлым взглядом матери.
Электричка в город казалась пустой и тихой после эмоционального напряжения последних суток. Я сняла кольцо с пальца и положила в карман. На душе было горько, но странным образом — легко. Словно я сбросила тяжёлый груз, который незаметно для себя несла всё это время.
Телефон разорвался от звонков Игоря, но я не проверяла. Мне было нужно время, чтобы осознать свое решение и убедиться в его правильности. Чтобы научиться снова доверять — но на этот раз не мужчине, а себе.
Через неделю я сидела в своем любимом кафе у окна. Заказала кофе и круассан. За ним соседним столиком немного пожилая пара. Они молчали пирожные, иногда заканчивая короткими фразами. Женщина что-то говорила — тихо, но настойчиво. Мужчина кивал, не поднимая глаз.
И в этот момент я поняла, что поступила правильно. Любовь должна делать нас сильнее, а не слабее. Должна обеспечить свободу, а не отнимать ее.
Официантка принесла мой кофе.
— Что-то ещё? — спросила она с улыбкой.
Я покачала головой и улыбнулась в ответ. Кольца на пальце больше не было. Я была готова к новой главе своей жизни — без Игоря, без свадьбы, без необходимости «подстраиваться». И, наверное, впервые за долгое время я чувствовала, что действительно свободна.
