Говорят, что от осинки не родятся апельсинки, а я вот считаю, что человек сам куёт себя и свою судьбу. Я не такая безответственная, как мои родители, и муж мой не такой склочный, как его мать.
Но забавно, конечно, что свекровь беспокоилась по поводу моей наследственности, а в итоге сама повела себя как не самый хороший человек — и это мягко сказано.
А смущало свекровь во мне вот что.
Меня и мою сестру Ксюшу растила и воспитывала бабушка по маминой линии. Отец бросил нас, когда мы были ещё совсем маленькими, а мама… она пыталась заботиться о нас, но у неё не вышло. Чтобы заработать денег, она устроилась в какое-то сомнительное заведение, где пристрастилась к различным пагубным привычкам. Все заработанные деньги она тратила на карты, надеясь хоть раз в жизни сорвать большой куш, и на разные напитки.
— Как вы мне надоели, — злилась она, когда мы с Ксюшей просили поесть. — Одни беды от вас.
Продолжаться так долго не могло, и когда я пошла в школу, на меня обратила внимание учительница. Я была худая, вечно голодная, неухоженная и диковатая. Учительница быстренько донесла свои наблюдения до опеки, и нас с Ксюшей изъяли из семьи. Тут уже подсуетилась бабушка и забрала нас обеих к себе.
— Что же дети при живых родственниках в приютах будут сидеть? — охала и ахала она. — Какие ж вы маленькие и худенькие… ваша мама в этом возрасте была упитанным поросёнком.
Ну а чего бы ей не быть упитанной — мать-то, наша бабушка, её любила, кормила и одевала.
Тяжело было бабушке одной с двумя маленькими детьми. Дедушка к тому времени давно уже был не с нами, вот она и тянула нас одна, как могла — работая с утра до ночи на двух работах.
— Удружила ваша мать мне, конечно, — жаловалась она иногда от усталости. Но попрекала она всегда только мать, а не нас с Ксюшей.
Видя, как бабушке тяжело, мы вели себя тихо и скромно. Помогали по дому, беспрекословно слушались, хорошо учились. Бабушка многого от нас и не требовала — только не запускать учёбу и всегда предупреждать, если куда-то пойдём, чтобы она не переживала и не бегала не искала нас.
Закончив школу, я поступила в университет на бюджет, а следом за мной — и Ксюша. Выбирали мы не только и не столько по желанию, сколько по возможностям — куда точно сможем поступить, так как оплату сразу двух университетов бабушка бы не потянула.
Мать деньгами ей и не думала помогать, да мы как-то даже не общались. Она про нас будто забыла и жила какую-то свою интересную (или не очень) жизнь.
Ксюша на мать очень сильно обижалась и первое время буквально требовала от той внимания. Но когда мать после очередных Ксюшиных звонков просто начала бросать трубки, до неё всё-таки дошло:
— Мама нас не любит, да?
— Не любит, — согласилась я. Я была старше всего на два года, но чувствовала себя умудрённой опытом. — Забудь уже про неё.
Мне и самой было сложно забыть о матери и сделать вид, что её никогда в нашей жизни не было. Но — так проще. Вычёркиваешь человека из жизни и уже не приходится бесцельно ждать звонков, обливаться слезами в ответ на материнские грубости, и пытаться понять, что же ты сделала не так, чтобы с тобой так поступили самые близкие люди.
Об отце мы вообще не вспоминали — в нашем с Ксюшей сознании будто даже не было места для воспоминаний о нём. Кто он, как выглядит, где живёт? Мы и имя-то помнили только благодаря отчеству — Вячеславовны обе.
Всё детство мы пожили в посёлке городского типа, а в университеты поехали в большой город. Когда была возможность, мы приезжали навестить бабушку, подрабатывали, чтобы порадовать её какими-нибудь сюрпризами, помогали, чем могли. У студентов не так уж много возможностей, а у бюджетников — тем более: мы держались за свои места и поэтому всё свободное время тратили на учёбу.
Ну а после университета я познакомилась со своим будущим мужем — Егором.
Он мне сразу понравился: ухоженный, но не самовлюблённый, внимательный, но не контролирующий, щедрый, но не транжира. Квартиры у него своей не было, но он мне сразу сказал:
— Я планирую жильё брать, как денег побольше соберу на первоначальный взнос. А пока в съёмной квартире живу. Тебя это устроит?
Мне бы и в голову не пришло отказываться встречаться с мужчиной только потому, что он без квартиры. Съёмная так съёмная. К тому же, Егор сам ещё молодой, было бы странно ожидать, что у двадцатипятилетнего парня за душой миллионы.
— Вдвоём быстро выплатим, — ответила я, и он расплылся в улыбке.
Вскоре мы расписались и стали мужем и женой. Пышную свадьбу решили не устраивать — мне кроме сестры и бабушки звать-то некого, да и дорого это. Лучше деньги в квартиру вложить. Егор меня поддержал, и мы через месяц после росписи въехали в новую, выбранную нами квартирку.
— Я так за тебя рада! — сказала Ксюша, когда я сообщила ей радостную новость. — Теперь мне бы хорошего парня найти…
— Найдёшь обязательно, — ответила я и обняла сестру. — Мы ведь с тобой знаем, каких мужчин не нужно выбирать.
Бабушка аж расплакалась, когда я привезла Егора к ней домой — на знакомство. Накормила его до отвала пирожками, щами и соленьями. Егор, как человек городской, да ещё и сам без бабушек, никогда такого не ел — по его же словам.
— Бабуля у тебя хлебосольная, — сказал он, когда мы сели в электричку и поехали обратно. — Добрая очень… неудивительно, что ты такая замечательная выросла у подобной женщины.
— Она всё для нас с Ксюшей делала, — ответила я, глядя в окно на проплывающий мимо пейзаж. — Не представляю, что бы с нами было, если бы не она.
— А что же мать? Вы вообще не общаетесь?
Я пожала плечами.
— Даже не знаю, где она и что с ней. Ну, жива, надеюсь, дай Бог ей здоровья. А так она для нас — чужая женщина.
С Ксюшей Егор тоже сразу поладил, а вот у меня отношения с его единственной ближайшей родственницей не сложились.
Поразительно, насколько Егор и его мать, Алевтина Николаевна, разные. Алевтина Николаевна — женщина грубоватая, хамоватая, способная наговорить в лицо гадостей, а потом удивляться обиде и выдавать свою невоспитанность за «обыкновенную правду».
— Не любят люди правду слышать, — сокрушалась она, если я почему-то не радовалась её замечаниям в свой адрес. — Хотят, чтобы их только хвалили.
— А тебя кто-то просил о «правде» этой? — вставал на мою защиту Егор. — Чувство такта хоть какое-то должно быть, мам. Вроде, жена моя из деревни, а как шаблонная деревенщина ведёшь себя ты.
— Да что ты такое говоришь! Ну-у, настроила она тебя против меня…
Упиралось всё в моё происхождение. Вроде, Алевтина Николаевна не графиня какая-нибудь, не современная интеллигенция, но очень уж её напрягало то, что я росла без мамы, у бабушки, да ещё и в ПГТ, да ещё и мать с отцом у меня — не самые лучшие примеры для подражания. Я, конечно, сама виновата — без задней мысли отвечала честно на все вопросы, которыми Алевтина Николаевна меня засыпала. Не послушала Егора… А он ведь предупредил меня заранее:
— Ты с мамой сильно не откровенничай. Она у меня… своеобразная, так сказать. Не плохая, я её люблю, уж какая есть, но обидеть может и даже не заметит этого.
Но я довольно доверчивая, поэтому, как только увидела доброжелательную улыбку Алевтины Николаевны — так сразу и растаяла. Ну а она, воспользовавшись пущенной в глаза пылью, выведала всё, что нужно, о моей семье и теперь с радостью меня этим попрекала.
— Зря ты на этой кошке подзаборной женился, — бухтела она, ничуть не стесняясь того, что я, вообще-то, нахожусь в той же комнате. — Пару лет проживёте, а потом начнёт за воротник заливать, как мамуля.
Или ляпнет ещё что похуже:
— Не дай Бог вам детей заиметь. Это какие ж гены она твоему сыну передаст!
— Или дочери, — поправила я.
— Да не надо дочерей! В тебя пойдут. Сына у Егора хоть есть шанс нормальным мужчиной воспитать, а дочь твою уже не исправить.
Егор, конечно, всегда бросался на мою защиту, ну а я… а что я могла сделать? Я с такими людьми в жизни не сталкивалась, а потому не умела себя защищать. В ПГТ, где я жила, соседи дружные были, никто друг другу зла не делал. Мать мою с отцом обсуждали, конечно, но за глаза — в лицо мне никто ничего не говорил.
Меня поведение Алевтины Николаевны очень обижало. Я не понимала, почему нужно судить меня по делам давно минувших дней, да ещё и не по моим собственным. Я ведь маленькая была, разве отвечала я за отца или за мать? К тому же, бабушка меня хорошо воспитала. Я не грубила, не имела дурных привычек, не обманывала, любила и работать, и по дому что-то делать. Ни я, ни Ксюша не выросли бездельницами или прожигательницами жизни. Да и разве Егор бы женился на такой?
Доходило до того, что Алевтина Николаевна демонстративно начинала прятать при мне украшения, вилки с ложками и парфюм, когда мы с Егором приходили к ней в гости. В какой-то момент меня это так допекло, что я просто перестала к ней ходить.
Скандалить я не умею, но зато могу хотя бы изолировать себя от проблемы. Правда, тогда она сама начала ходить к нам — жили мы близко друг от друга. И всё гундела, что это я Егора заставила квартиру купить — она-то дом хотела.
— Мам, я тебе два года говорил о том, что собираюсь покупать квартиру, особенно если женюсь, — отвечал Егор. — Ну какой дом?
— А я вот хочу дом! Сам подумай, как это здорово — когда свой дом, своя земля!..
А потом мне вовсе стало не до свекрови — наша с Ксюшей любимая бабуля нас покинула. Непростое было время… Тяжело мы переживали то, что случилось.
— Вдруг мама придёт проводить? — испуганно спросила меня Ксюша. — Что мы тогда будем делать? Я не знаю, как себя с ней вести…
— Да с чего бы ей приходить? — ответила я. — Она знать не знает, что с бабулей и с нами происходило. Она и с нами проститься бы не пришла.
Я оказалась права — не приехала мать. А у нас с Ксюшей не было её контактов, чтобы хотя бы сообщить о случившемся.
Всё нажитое бабушка оставила нам с Ксюшей, в том числе и свой дом в ПГТ. Домик был небольшим, но хорошим, добротным. Дед его сам строил, а был он рукастым аккуратистом. В этом доме мы с Ксюшей выросли. В этом доме узнали, что такое забота и любовь.
Вот только мы не представляли, что с этим домом делать. Жить мы с Ксюшей планировали в городе, а продавать было жалко — там ведь все наши хорошие воспоминания о детстве. Подумали мы, подумали, да и оставили его пока что стоять. Вдруг пригодится. Может, Ксюша замуж выйдет, и они с мужем туда переедут, а может, кому-то из наших детей достанется. А то и деньги срочно понадобятся — продадим тогда.
Не понимаю, откуда Алевтина Николаевна узнала о нашем наследстве — я ей не говорила, и Егора попросила промолчать. Подслушала, может, как я по телефону обсуждала этот вопрос с сестрой… Но очень уж ей новость о наследстве пришлась по душе.
Стала просто шёлковая: то в гости придёт и принесёт с собой еды, то начнёт меня нахваливать, то Егору примется рассказывать, как ему с жёнушкой повезло, умница и красавица.
Мне этот парад лицемерия был неприятен. Хоть я и неконфликтный человек, но для меня было неприемлемо начинать лить в уши мёд после того, как полтора года обсыпала оскорблениями. Кроме того, я ведь прекрасно понимала, с чего Алевтина Николаевна вдруг сменила тактику — раскатала губу на наследство.
Чтобы раз и навсегда закрыть этот вопрос, я решила с ней аккуратно поговорить.
— Дом останется нетронутым, — намекнула я. — Продавать его мы с сестрой не собираемся.
— Как это? — изумилась свекровь. — Дом будет стоять, пустовать, а ты с этим ничего не сделаешь?
— Именно, — подтвердила я.
— Ты хоть представь, как здорово было бы самим жить в доме! Можно его продать и купить дом тут.
— Алевтина Николаевна, мы не будем этого делать. Дом мы решили сохранить, это наше с сестрой имущество.
Она аж побелела вся от с трудом сдерживаемой злости. Мне даже страшно стало на мгновение — мало ли, что учудит, а муж в другой комнате, не успеет добежать и защитить меня…
— Продавай наследственный дом и отдавай деньги с продажи мне — Сказала свекровь
— Это ещё с какой стати? — ответила я. — То вам дом подавай, а теперь уже и деньги?
— Должен же с тебя быть какой-то прок, — заявила она. — А то толку с тебя. Так что продавай дом, а деньги я себе на счёт положу.
— У дома два владельца, — напомнила я. — Даже если бы я хотела, а я не хочу, я смогу продать только половину дома. Это не такие большие деньги, как вам кажется.
— Значит, выкупай половину у сестры, а потом продавай дом целиком, стоимость будет выше, — велела Алевтина Николаевна.
— Вы меня слышите вообще? — спросила я. — Не буду я ничего делать. Прекращайте.
Тут из соседней комнаты пришёл Егор, привлечённый нашим разговором на повышенных тонах. Я и сама не заметила, как вслед за Алевтиной Николаевной начала говорить громче.
— Твоя мать требует, чтобы я продала дом своей бабули, — сказала я напрямик.
— Так он же не твой, — удивлённо ответил Егор. — Да и зачем тебе его продавать? Нам денег хватает…
— Неблагодарные вы оба! — вклинилась Алевтина Николаевна. — Вырастила не сына, а тютю! Под жену во всём подстраиваешься, а про мать родную забыл!
— Ну было бы странно, если бы я под тебя подстраивался, а не под жену, — ответил Егор.
Слово за слово, они начали ссориться. Я же сидела за кухонным столом, сжавшись, и смотрела перед собой, изредка выхватывая из потока ругани жуткие оскорбления, которые летели в наш адрес.
Наконец, свекровь выдохлась и ушла, хлопнув дверью. С тех пор она к нам больше не приходила. Не знаю, надолго ли её обиды хватит, но тут уже время для того, чтобы самой проявить твёрдость и не пускать эту склочную женщину к нам в квартиру. Хватит с меня, долго терпела.
