Виолетту Леонидовну Ульяна встретила случайно: выходила из магазина одежды и вдруг столкнулась с ней нос к носу. Та от неожиданности едва не упала прямо на ступени, но удержалась на ногах, схватившись за витые кованые перила. Перевела дух. Ульяна испугалась, кинулась вперед:
— У вас все хорошо? Помочь?
— Все нормально, — ответила Виолетта Леонидовна и подняла на нее взгляд. Глаза ее вспыхнули недоверчивым удивлением: — Ульяна, это ты?..
— Я, — тоже удивилась Ульяна, вгляделась в лицо женщины, пытаясь припомнить, где они встречались. — Мы знакомы?
— А как же! Ты Романа помнишь, за которого десять лет назад замуж собиралась?
Ульяна некоторое время в ступоре смотрела на незнакомку. В следующий момент в ее голове ярко вспыхнуло воспоминание: это же вредная мама ее бывшего жениха, Романа, которого она тогда любила больше жизни, женщина с заковыристым именем Виолетта. И кто только ее так назвал? Ей-богу, немного даже неприличное имя, нечто вроде Снежаны или Анжелины.
Они с Ромой решили пожениться, еще будучи студентами. Виолетта Леонидовна сделала своим жизненным смыслом цель не дать им дойти до ЗАГСа и подать заявление.
Падала в «обмороки», разыгрывала сердечные приступы, «навсегда» рвала всякие отношения с сыном, лишала его наследства. В общем, не брезговала любыми методами. И… все-таки добилась своего.
Ульяна и Роман в конце концов расстались.
Она тогда долго страдала, долго приходила в себя и возвращалась к жизни. И все никак не могла поверить, что Роман оказался настолько инфантильным и ведомым, что добровольно отказался от своего счастья по маминой указке. Даже уважать его перестала — не за что ведь!
— Возможно, оно и к лучшему! — успокаивали, пытались поддержать ее подруги. — Зачем тебе такой мамсик?
— Не возможно, а точно, — с горькой улыбкой отвечала Ульяна и чувствовала, как сжимается от боли сердце.
И понимала: всему свое время. Боль пройдет, утихнет. И она непременно еще будет счастлива, ведь какие, как говорится, ее годы? И жить даже не начинала! Вот только обидно было, что Виолетта Леонидовна забраковала ее, даже не узнав.
Вот просто с порога не понравилась она ей — и все тут, а почему, что послужило тому причиной, даже объяснять не стала. Просто начала войну против нее, в которой в итоге с триумфом и победила.
Ульяна прекрасно помнила день их знакомства. Рома долго уговаривал ее прийти к нему домой, убеждал, что у него «мировая мама», которая непременно с первого же взгляда полюбит Ульяну и станет ей лучшей подругой, просил не бояться и не смущаться. После нескольких дней таких уговоров Ульяна, наконец, решилась. Надела свое лучшее платье, сделала красивую прическу и легкий, неброский макияж — чтобы не выглядеть какой-нибудь там нескромной, распущенной девицей-вертихвосткой и произвести лучшее впечатление. В общем, расстаралась вовсю.
Но Виолетте Леонидовне понадобился всего один взгляд, чтобы ее невзлюбить и распознать в ней охотницу за чужими квадратными метрами. Она так и спросила, едва только Ульяна начала разуваться:
— Прописка в городе у вас, милочка, есть?
— Есть, — изумилась такому вопросу Ульяна. — А что?
— Ничего, — надменно поджала губы Виолетта Леонидовна. — Знаю я вас. Понаедут из своих деревень и поселков городского типа за хорошей жизнью, и ищут парня, чтобы через него в городе зацепиться.
Ульяна растерянно хлопала ресницами, не зная, что и сказать — будто враз забыла все существующие слова. В поисках поддержки посмотрела на жениха, но тот упорно делал вид, что ничего не слышит и не видит.
— Я здесь родилась, — наконец ответила Ульяна. — И выросла. Зачем мне кого-то искать и здесь зацепляться?
Виолетта Леонидовна скептически покачала головой, окинула ее взглядом с головы до ног и недоверчиво цокнула языком. Как-то недобро помолчала, двумя пальцами постукивая по открытой ладони — словно обдумывала что-то важное.
— Допустим, верю. Но я все равно, дорогая, узнаю, что вам от Романа нужно. Выведу вас на чистую, как говорится, воду.
Ульяна разозлилась, хотела было развернуться и уйти, но жених так активно ей подмигивал и симафорил из-за маминой спины, что она передумала. Может, ну ее, эту будущую свекровь? Может, у нее справка из дурдома есть, или она там на учете стоит, кто ж знает, а на убогих умом не обижаются — грех это.
Подумав об этом, Ульяна хихикнула. Виолетта Леонидовна высокомерно вскинула голову, приподняла ровную, тонкую бровь. Наверное, именно тот момент можно считать точкой отсчета их яростной войны друг против друга.
Виолетта Леонидовна всеми силами пыталась найти скелетов в Ульянином шкафу, та, в свою очередь, открыто смеялась над всеми ее потугами и уверяла, что все равно, назло ей, выйдет за Романа замуж. Вот чисто, чтоб побесить и досадить.
— Да как ты смеешь? — кипела от негодования мать жениха. — Я же знаю, что что-то ты скрываешь! Все что-то скрывают!
— Ну ищите, ищите, — язвила в ответ Ульяна. — Успехов вам на сем нелегком поприще.
Роман в их противостояние предпочитал не вмешиваться, неизменно, как Швейцария, держал нейтралитет, да и вообще делал вид, что не имеет к происходящему никакого отношения — во всяком случае, прямого. Первое время Ульяна еще пыталась его расшевелить, как-то втянуть в войну на своей стороне, внушить, что она ему выгодна и нужна, но, потрепев подряд несколько поражений, бросила это дело.
А потом вдруг поняла: если он не хочет бороться за нее, о какой любви тогда может идти речь? Роман всегда говорил, что обожает ее до умопомрачения, до горячки и трясучки, но вот выдержать натиск своей мамы не смог. Точнее, даже не попытался. Может быть, врал, что любит, а может, страх перед матерью пересилил в нем даже любовь.
— У него есть уже невеста, — говорила Виолетта Леонидовна, поджимая ярко накрашенные губы. — Вера. Верочка. Очень хорошая девочка, между прочим. Не то, что вы, Ульяна.
— И чем же она так хороша? — с издевкой спрашивала Ульяна.
Почему-то эта Вера в воображении рисовалась ей похожей на скромную, покорную Настеньку из сказки «Морозко»: говорила таким же противным тоненьким голоском, так же опускала долу пустые, как у коровы, глазки, так же кланялась и улыбалась в ответ на оскорбления. В общем, не шибкого ума и не большой гордости девкой представлялась Вера.
— Чем хороша? — сощурилась Виолетта Леонидовна. — Профессия у нее хорошая, бухгалтерша. Туда-сюда да и станет старшей бухгалтершей в какой-нибудь крупной фирме, будет зарабатывать много. Красивая, опять же, девушка. Скромная, умная, без претензий и высоких запросов.
Ульяна смеялась и не могла остановиться, даже слезы выступили. Она утерла их краешком рукава своей клетчатой рубашки и снова засмеялась.
— А вы у Ромы спрашивали, как он относится к вашей Вере?
— Как, как! С обожанием!
Виолетта Леонидовна была так уверена, что ее сыну нужна в невесты именно бухгалтерша Верочка, что Ульяна только диву давалась: а почему она действительно не спросит у самого Ромы? И самое главное, почему сам Рома все никак не скажет громко и во всеуслышание свое твердое слово, не огласит свое непоколебимое решение?
— А зачем мне его оглашать, — спокойно ответил он на этот вопрос. — Кажется, тут и без оглашений понятно, что я тебя выбрал. Если бы выбрал Веру, был бы сейчас с ней, а не с тобой.
Ульяна неотрывно смотрела на него. Внутри нее бушевали противоречивые чувства: и обида, и гордость, и злость, и желание просто развернуться и уйти, и она не знала, какое из них вычленить, сделать главным, за каким чувством идти и подчиняться.
В конечном итоге победило желание развернуться и уйти, и Ульяна именно это и сделала. Какое-то время после еще ждала от Ромы звонка, сообщения с извинениями и просьбой простить и вернуться — вообще просто любого активного действия. Но телефон молчал. Сама она звонить даже не думала — так топтаться по своей гордости позволять нельзя ни в коем случае.
На том их отношения и заглохли. А потом еще и заржавели. Ульяна страдала, порывалась позвонить бывшему, призвать к выяснению уже рухнувших отношений, поговорить по душам. Может быть, обложить трехэтажным Виолетту Леонидовну.
Но не сделала ничего. Видит бог, с нее хватит! Пусть теперь Рома делает, если она ему дорога! Сколько можно противостоять этой вредной, наглой, хамоватой старушке с вычурным именем, сколько можно терпеть безвольность жениха и все брать в свои руки — не о том она мечтала. Да уж, про Рому нельзя сказать, что за ним будешь, как за каменной стеной. Он и на соломенную-то, честно скажем, не тянул.
Потом боль утихомирилась, обиды отступили, острые углы сгладились. Ульяна просто жила свою жизнь, не думая о будущем и уже отпустив прошлое: училась, присматривала уже подходящее место работы, планировала переезд в другой город. В ее планах не было разве что замужества. Как, впрочем, не было и кандидата в мужья. Не было — а они и не искала, не видела смысла.
Кандидат каким-то образом нашелся сам. Да не только нашелся, но и так вскружил голову, что Ульяна и опомниться не успела — а у нее уже золотое обручальное колечко на пальце. И путевки в свадебное путешествие. И перспективы на новую жизнь. И новая фамилия в паспорте. А еще — счастливо стучащее сердце и не сходящая с лица улыбка.
В какой-то момент вспомнился Роман и его зловредная мать. Ульяна удивилась, глядя со стороны на себя прошлую. А зачем ей нужно было что-то доказывать, трепать себе нервы, вступать в какие-то бессмысленные войны? Для чего? Ради мужчины? А точно ли он того стоил, если сам даже не попытался ее удержать, когда она уходила?
И, наверное, все-таки правильно говорили тогда подруги: все к лучшему, и расставание к лучшему. Теперь-то у нее состоятельный жених, держащий успешно развивающийся бизнес, который действительно ее любит и готов, если будет необходимо, и побороться, и победить.
Он-то, как когда-то Рома, отступать точно не будет и просто так не отпустит. Вот уж кто на самом деле стал для нее той самой пресловутой каменной стеной — Миша! А Рома так, нечто непонятно-невнятное, какое-то смутное воспоминание из юности.
Виолетта Леонидовна, сдвинув на переносице брови, смотрела на нее. Лежащие на перилах пальцы ее чуть подрагивали, губы, как всегда, были плотно сжаты.
— Не узнала, что ль, меня? — спросила она словно бы как-то обиженно.
— Почему не узнала? Узнала! — Ульяна кивнула, улыбнулась непринужденно, легко: — Как вас не узнать, вы же такая яркая женщина!
Виолетта Леонидовна что-то пробормотала, поморщилась, махнула рукой.
— Не льсти уж, сейчас-то кому оно нужно.
Ульяна сканировала себя на предмет испытываемых чувств. Понимала: не чувствует совсем ничего. Ни злости, ни обиды. Оно и понятно, столько лет прошло, все давно в пепел перегорело и перетерлось. Прошлое уже давно не имело ни власти, ни значения.
— Я правду говорю, — серьезно ответила она и предложила: — Вам помощь нужна?
Виолетта Леонидовна кивнула. Ульяна подставила ей свою руку, помогла спуститься с низнького крылечка.
— Давай до какой-нибудь скамеечки дойдем, присядем, — прокряхтела несостоявшаяся свекровь. — Последнее время ноги болят, ужас прям. Двадцать метров пройду и падаю без сил.
На улице стояло звонкое, яркое лето, цвенькали в густой листве деревьев веселые птахи, сверкало чистой голубизной высокое, нагретое солнышком небо. Ульяна с удовольствием уселась на скамейку со спинкой, закинула ногу на ногу, щурясь от яркого света. Виолетта Леонидовна опустилась рядом, повозилась со своей холщовой сумкой, наконец пристроила ее рядом. И заговорила:
— Думала о тебе недавно, Ульяна. Все хотела с тобой встретиться да повиниться. Я тогда не права была. Лучше бы Рома на тебе женился.
Ульяна слушала ее с равнодушной улыбкой. Ни единое слово не затронуло ни сердца, ни души — ничего. Виолетта Леонидовна помолчала, потом продолжила:
— Я тогда думала, что Вера ему подходит. Уже и планы строила, и все такое. Знаешь, как оно бывает… Мы с ней работали вместе. Она новенькой к нам в контору пришла. Очень мне понравилась, милая, скромная девочка. Но не зря, ох, как не зря говорят про тихий омут. Той еще стервозиной она оказалась, эта Вера.
В Ульяне вдруг вспыхнуло веселое любопытство.
— Так Рома, получается, на ней и женился.
— Да, — неохотно ответила Виолетта Леонидовна. Снова помолчала. И вдруг принялась яростно оправдываться: — Ну сама подумай, как мне поступить нужно было! Если вдруг Рома бац! И тебя приводит! И говорит, что ты его невеста. А ты что? Ну симпатичная на личико, да, но ведь студентка еще, несмышленая, не зарабатываешь, профессии еще толком нет. А у Веры есть.
— Ну так, чтобы профессия была, нужно сперва закончить учебу, — резонно заметила Ульяна.
— Угу. Но у Веры-то уже и профессия, и работа, и хорошая зарплата!
— А вы только о деньгах думали? О счастье сына не думали?
— Без денег счастливым стать трудно, — ответила Виолетта Леонидовна. — Кто бы что ни говорил. Все материальные блага меняются на деньги. А плакать в мерседесе куда как приятнее, чем на велосипеде…
— Согласна.
Они замолчали. Мимо проходили пешеходы, ехали автомобили. Город жил своей обычной жизнью. Ульяна смотрела прямо перед собой. Ей не хотелось думать, вникать во что-то. Ее жизнь и так удалась, а что там и как у Ромы — ей, по большему счету, все равно.
— В общем, очень я жалею, что Рома не на тебе женился, а на этой… — Виолетта Леонидовна сжала зубы, выплюнула зло: — Вере! Всех построила, всех запугала, даже меня! Рома у нее под каблуком. Знаешь, как ее боится? Всю зарплату у него отбирает… Детей рожать не хочет, кое-как одного родила и наотрез отказалась еще одного заводить. И того на меня сбросила, даже не интересовалась, как он там. Просто занималась своими делами и иногда снисходила до ребенка… А у тебя дети-то есть?
— Есть, — кивнула Ульяна. — Двое.
— Мальчик и девочка?
— Две девочки.
— Понятно, — пробормотала Виолетта Леонидовна. — В общем, вот так вот, Улечка. Зря я тогда против тебя всю эту кампанию развернула. Нужно было умолкнуть и все. Если сыну нравится, то мое какое, господи, дело? Молчала бы себе в тряпочку.
— Мудрые слова, — оценила Ульяна. — Только поздно они к вам на ум пришли. — Она посмотрела на наручные часы. — Вы простите, мне бежать нужно.
И она ушла, оставив несостоявшуюся свекровь одну на скамеечке у шумного проспекта. И где-то в глубине души ей было приятно от понимания, что она все-таки победила в той давней, уже забытой битве.
После встречи с Виолеттой Леонидовной Ульяна решила навестить свою кузину Наташу в торговом центре. Она не догадывалась, что ее родственница оказалась в центре любовной интриги. Наташа провалила проверку на верность и попалась в ловушку, устроенную женихом.
