Наташа вытащила из холодильника контейнер с нарезанными овощами и поставила на стол. Среда. Снова среда. А значит, снова этот разговор.
— Что это? — Олег даже не поднял глаз от телефона.
— Салат. Болгарский перец, помидоры, огурцы, редис. С оливковым маслом.
— А мясо где?
— Олег, мы же договаривались. Хотя бы три раза в неделю — лёгкий ужин.
Он наконец оторвался от экрана и посмотрел на неё так, будто она предложила ему есть картон.
— Я с работы пришёл. Я хочу нормально поесть, а не траву жевать.
— Это не трава, — Наташа почувствовала, как напрягаются скулы. — Это овощи. Помнишь, врач говорил про холестерин?
— Врач много чего говорит, — Олег откинулся на спинку стула, и она невольно заметила, как натянулась ткань рубашки на животе. — У меня стресс на работе, мне нужно восстанавливаться. А ты мне — салат.
Восемь месяцев назад он ещё мог застегнуть пиджак от костюма-тройки, в котором они венчались. Теперь этот пиджак висел в шкафу с распоротой подкладкой — Олег собирался отнести его в ателье, но так и не собрался. Как не собрался записаться в спортзал. Как перестал ходить с ней по воскресеньям в парк.
— Жду хотя бы капельку усилий с твоей стороны, — тихо сказала она.
— Я делаю усилия каждый день. Я встаю в семь утра, еду через весь город, сижу в офисе до восьми вечера. Приезжаю домой — а там салат из огурцов.
— Там борщ в кастрюле. Без сметаны. И курица, запечённая с брокколи.
— Брокколи, — он произнёс это слово так, будто оно оскорбляло его лично. — Ты знаешь, сколько раз за последний месяц я ел эту чёртову брокколи?
Наташа открыла было рот, но он не дал ей вставить слово:
— Каждый раз одно и то же. Курица с брокколи. Рыба с брокколи. Омлет с брокколи. Я иногда ночью просыпаюсь и вижу эти зелёные деревца перед глазами.
— Может, хватит драматизировать? — она всё-таки не выдержала. — Я готовлю разное. Вчера был суп-пюре из тыквы.
— Детское питание.
— Это полезно!
— Мне тридцать два года, — Олег поднялся из-за стола. — Я не ребёнок и не больной. Я просто хочу приходить домой и есть нормальную еду. Не диетическую, не обезжиренную, а нормальную. Как у мамы.
Вот оно. Как у мамы. Всегда одно и то же.
— Твоя мама кормила тебя котлетами, жареными в масле, пирогами со сливочным кремом и салом. Хочешь в сорок заработать инфаркт?
— Хочу не чувствовать себя на диете в собственном доме, — он встал, распахнул холодильник. — У нас вообще хоть что-то нормальное есть?
— Там творог. Кефир. Яблоки.
Он закрыл дверцу с такой силой, что один из магнитов упал и покатился под стол.
— Знаешь что, я поеду к маме. Хоть там меня накормят по-человечески.
— Сейчас? Девять вечера!
— Да, сейчас. Позвоню, скажу, что еду.
Наташа смотрела, как он набирает номер, как расплывается в улыбке при звуке материнского голоса:
— Мам, привет. Можно я к тебе заскочу? Да так, соскучился. Поужинаем вместе? Отлично!
Он положил трубку и направился к входной двери, даже не взглянув на неё.
— Олег.
— Что?
— Это твоя семья. Твой дом. Мы должны решать проблемы вместе, ты не должен бежать к маме каждый раз, когда тебе что-то не нравится.
Он остановился, повернулся. В его глазах было что-то новое — холодное упрямство, которого она раньше не замечала.
— Проблема в том, что ты решила меня перевоспитать. Я тебе не ребенок, Наташа. Я твой муж.
Дверь хлопнула. Она осталась одна с салатом, борщом без сметаны и странным чувством, будто что-то окончательно сломалось.
В субботу свекровь приехала с двумя огромными пакетами.
— Наташенька! — Галина Павловна ворвалась в квартиру, как ураган, пахнущий ванилью и корицей. — Олежек дома? Я ему пирожки испекла, его любимые, с капустой. И кулебяку. И вот эти маленькие булочки с повидлом, он их в детстве обожал!
Наташа молча взяла пакеты. Они были тяжёлыми, тёплыми. Изнутри доносился запах свежей выпечки, который мгновенно заполнил прихожую.
— Здравствуйте, Галина Павловна.
— Ой, Наташ, сколько раз тебе говорить — называй меня просто Галя. Мы же почти родные!
Почти. Вот именно что почти.
— Олег в душе. Сейчас выйдет.
— Чудесно! Я столько всего наготовила. Знаешь, проснулась сегодня в пять утра и думаю — надо Олежку порадовать. Он на той неделе такой худой мне показался.
Худой. Наташа чуть не рассмеялась.
— Галина Павловна, вообще-то Олег…
— Мама! — из ванной вышел муж, в домашних штанах и футболке, которая предательски обтягивала живот. — Ты чего так рано?
— Рано? Уже одиннадцать! — свекровь подхватила сумки и понесла их на кухню. — Идите, идите, я сейчас всё на стол накрою. Чайник поставлю.
Олег посмотрел на Наташу с видом побеждающего в игре ребёнка и прошёл следом за матерью.
На кухне Галина Павловна колдовала над пакетами, доставая один контейнер за другим.
— Вот, смотри, Олежек. Пирожки — одни с капустой, другие с мясом. Это кулебяка, ещё тёплая. А это — помнишь? — твои любимые булочки. Я крем делала сама, не магазинный.
— Мам, ты волшебница, — Олег уже сидел за столом, и глаза его блестели.
— Галина Павловна, — Наташа собрала всю волю в кулак. — Олег сейчас на диете. Врач рекомендовал ограничить мучное и жирное.
Свекровь оторвалась от контейнеров и посмотрела на неё с недоумением.
— На диете? Какой диете? Он что, болеет?
— Нет, просто для профилактики. У него холестерин повышенный, и вес…
— Вес? — Галина Павловна окинула сына оценивающим взглядом. — Ну да, чуть-чуть поправился. Но это же не страшно! Мужчина должен быть крепким, солидным. А эти ваши диеты — это всё от безделья придумано.
— От безделья? — Наташа почувствовала, как загорается лицо. — Это врач сказал.
— Врачи всякое говорят. Вот мой покойный свёкор, царство ему небесное, всю жизнь хорошо ел, ни в чём себе не отказывал — до восьмидесяти дожил.
— От инфаркта умер, — тихо вставила Наташа.
Галина Павловна всплеснула руками:
— При чём тут инфаркт! У него наследственность была. А вообще, Наташенька, я тебе как старшая скажу: мужчину надо кормить. Хорошо кормить. Сытый мужчина — довольный мужчина. А довольный мужчина — счастливая семья.
— Мам права, — подал голос Олег, уже жуя пирожок. — Ты слишком зациклилась на этом.
— Я зациклилась? — Наташа посмотрела на него. — Я за тебя переживаю!
— А я переживаю, что ты меня кормишь одними овощами, — он взял второй пирожок. — Знаешь, как это действует на мужскую психику? Я чувствую себя…
— Обделённым, — подсказала мать. — Вот именно. Обделённым. Мужчина должен чувствовать, что о нём заботятся.
— Я о нём забочусь, — голос Наташи звучал тише, чем ей хотелось. — Именно поэтому я слежу за его питанием.
— Слежу, — передразнила свекровь. — Как будто он преступник какой. Нет, милочка, женщина должна мужа своего кормить так, чтобы он домой с работы бежал, а не в рестораны или к маме.
— Я готовлю каждый день!
— Брокколи, — буркнул Олег.
— Это полезно!
— Это невкусно, — отрезала Галина Павловна. — Знаешь, Наташенька, я не хочу тебя обижать, но мне кажется, у тебя проблема с готовкой. Ты же работаешь, устаёшь, времени нет — это понятно. Но мужчина, он ведь не на витаминах живёт. Ему нужна настоящая еда.
— Настоящая еда — это не только пирожки и кулебяки!
— Это моя фирменная кулебяка, между прочим, — свекровь обиделась. — Я полдня её делала. Специально для сына.
— Галина Павловна, я ценю вашу заботу, но…
— Никаких но, — она махнула рукой. — Вот что я скажу. Если ты не умеешь готовить ничего, кроме этой брокколи, то, может, тебе стоит научиться? Я, например, всегда умела накормить семью. И Олег мой вырос здоровым, крепким парнем.
— С лишним весом и повышенным холестерином, — не удержалась Наташа.
Повисла тишина. Галина Павловна побледнела, потом покраснела.
— Ты… ты как смеешь! Я его столько лет растила, кормила, ночами не спала, когда болел, а ты…
— Мам, успокойся, — Олег положил руку на плечо матери. — Наташ, зачем ты так?
— Зачем я так? — она не могла поверить своим ушам. — Вы вдвоём пришли сюда и начали мне объяснять, что я плохая жена, потому что не пеку пирожки каждый день!
— Никто не говорит, что ты плохая жена, — Олег поднялся. — Просто… ну, ты же видишь, мне это не подходит. Твоя здоровая еда.
— Тебе не подходит быть здоровым?
— Мне не подходит быть вечно голодным и несчастным, — он посмотрел на неё, и в этом взгляде было что-то окончательное. — Знаешь что, Наташ?
— Что?
Олег обернулся к матери, потом снова посмотрел на Наташу:
— Пусть тогда мама с нами живёт, хоть научит тебя готовить нормально, — пожал плечами муж.
Воздух в кухне как будто сгустился. Наташа стояла, не веря своим ушам. Галина Павловна расплылась в улыбке:
— Ой, Олежек, какая мысль хорошая! Я бы с удовольствием! Тем более, мне одной в той квартире скучно. Поживу немножко, всем рецептам научу, Наташеньку подтяну…
— Стоп, — Наташа подняла руку. — Стоп. Все. Прямо сейчас.
Они замолчали и посмотрели на неё.
— Олег, — она говорила медленно, отчеканивая каждое слово. — Ты только что предложил, чтобы твоя мама переехала к нам и научила меня готовить. Правильно я поняла?
— Ну… в общем, да.
— И тебе не кажется это хамством? Не кажется унизительным для меня?
— Наташ, ну при чём тут унижение? Это же помощь.
— Помощь? — она рассмеялась, но только смех был невесёлым. — Это не помощь. Это вторжение. Это ультиматум.
— Какой ультиматум? — встряла Галина Павловна. — Мы же по-хорошему. Я действительно могу помочь. Научу тебя готовить так, чтобы Олег…
— Чтобы Олег что? Перестал убегать к маме? Перестал жаловаться на мою стряпню? Перестал набирать по килограмму в месяц?
— Ты вообще о чём? — Олег нахмурился. — Какой килограмм?
— По килограмму за последние восемь месяцев. Плюс восемь. Врач говорил, что это опасный темп. Именно поэтому я пытаюсь изменить наше питание.
— Это всё равно не даёт тебе права меня контролировать!
— А тебе не даёт права приводить сюда маму и устраивать показательное выступление, как плохо я готовлю!
Галина Павловна вскинула подбородок:
— Я не собиралась никого обижать, но факт остаётся фактом. Мужчину нужно уметь кормить. Это основа семейного счастья.
— Знаете, Галина Павловна, — Наташа подошла ближе, и в её голосе зазвучала сталь. — Я работаю с девяти до шести. Потом еду домой, трачу полтора часа на дорогу. Прихожу, готовлю ужин. Убираюсь. Стираю. Глажу. И ещё умудряюсь следить за здоровьем мужа, потому что сам он этого делать не хочет.
— Я не просил…
— Молчи, — она повернулась к Олегу. — Ты не просил. Ты вообще ничего не просишь. Ты просто приходишь и ждёшь, что всё будет готово. Чистая квартира, вкусный ужин, отглаженная рубашка. И если вдруг ужин не соответствует твоим ожиданиям — ты бежишь к маме жаловаться.
— Я не жаловался…
— Ты позвонил ей в девять вечера и сказал, что едешь ужинать к ней, потому что жена тебя не кормит. Это не жалоба?
Олег молчал.
— А теперь ты стоишь здесь и предлагаешь, чтобы твоя мама переехала к нам. В нашу квартиру. И научила меня готовить. Как будто я дура малолетняя.
— Наташ…
— Знаешь, что я вам скажу? — она взяла сумку со стола. — Я не дура. Я умею готовить. Я готовлю каждый день, стараюсь сделать так, чтобы еда была и вкусной, и полезной. Но если вам этого недостаточно — живите вдвоём. Мама с сыночком. Пеките пирожки, ешьте кулебяки, растите животы. А я пойду.
— Куда ты пойдёшь? — Олег схватил её за руку.
— К подруге. Может, к родителям. Не твоё дело.
— Ты из-за каких-то пирожков устраиваешь истерику?
— Я не из-за пирожков, — она высвободила руку. — Я из-за того, что ты меня не уважаешь. Ни капли. Ты относишься ко мне как к прислуге, которая обязана тебя обслуживать. И если она делает это не так, как тебе хочется — ты зовёшь маму на подмогу.
— Я хотел как лучше…
— Ты хотел переложить ответственность. За своё здоровье, за свои привычки, за всё. И ещё и меня обвинить в том, что я плохая жена.
Галина Павловна открыла рот, но Наташа остановила её взглядом:
— И вы, Галина Павловна. Вы растили сына тридцать два года. Поздравляю. Вы вырастили мужчину, который не умеет принимать решения, не умеет брать ответственность за своё здоровье и бежит к маме при первой же проблеме. Вы им гордитесь?
— Как ты смеешь…
— Я смею, — Наташа взяла куртку. — Потому что я его жена. И я устала быть виноватой во всём. Устала оправдываться. Устала доказывать, что я забочусь о нём.
— Наташа, постой, — Олег шагнул к ней. — Давай обсудим это спокойно.
— Спокойно? — она застегнула молнию. — Хорошо. Обсудим спокойно. Когда ты будешь готов признать, что вёл себя как последний хам — позвони мне. Поговорим.
— А если я не позвоню?
Она посмотрела на него долгим взглядом. Этот человек, с которым она прожила три года. Который обещал ей любовь, заботу, поддержку. Который сейчас стоял рядом со своей мамой и смотрел на неё как на истеричку.
— Тогда, значит, нам не о чем говорить, — тихо сказала она и вышла.
Три дня она жила у Лены. Подруга не задавала лишних вопросов, просто постелила ей на диване, сварила крепкий чай и сказала: «Живи, сколько нужно».
На четвёртый день Олег прислал сообщение: «Можно встретиться? Поговорить».
Они встретились в кафе на нейтральной территории. Он пришёл раньше, сидел у окна, нервно комкал салфетку. Похудел. Или ей показалось.
— Привет, — он поднялся, когда она подошла.
— Привет.
Они сели. Официантка принесла меню, но никто в него не заглянул.
— Мама уехала, — сказал Олег. — На следующий день после… в общем, уехала.
— Обиделась?
— Не знаю. Она ничего не говорила. Просто собралась и уехала.
Наташа кивнула.
— Я думал эти дни, — продолжил он. — Много думал. И я… я понял, что ты была права. Во всём.
— Во всём?
— Ну, почти во всём, — он попытался улыбнуться, но улыбка вышла кривой. — Я действительно вёл себя как ребёнок. Как избалованный маменькин сынок. Я перекладывал на тебя ответственность за свою жизнь, а потом ещё и жаловался, что ты делаешь что-то не так.
— Продолжай.
— Я не ценил того, что ты делаешь. Каждый день. Работу, дом, заботу обо мне. Я воспринимал это как должное. А когда ты попыталась позаботиться о моём здоровье — я разозлился. Потому что мне было проще обвинить тебя, чем признать, что у меня проблема.
Наташа молчала, давая ему договорить.
— И эта история с мамой… — он покраснел. — Это было ужасно. Неуважительно. Унизительно для тебя. Прости.
— Ты понимаешь, почему я ушла?
— Да, — он посмотрел ей в глаза. — Понимаю. Не из-за пирожков. Из-за того, что я тебя не уважал.
Она кивнула:
— Олег, я не хочу быть твоей мамой. Не хочу за тобой следить, контролировать, заставлять. Я хочу быть твоей женой. Партнёром. Человеком, с которым ты идёшь по жизни рядом, а не тащишь его за собой.
— Я знаю.
— Если мы вернёмся к тому, что было — я уйду. Насовсем. Потому что я не могу так жить.
— Я не хочу возвращаться к тому, что было, — он протянул руку через стол, и она, помедлив, вложила свою ладонь в его. — Я хочу, чтобы было по-другому. Лучше.
— Это потребует усилий. От нас обоих.
— Я готов, — он сжал её пальцы. — Я записался в спортзал. Серьёзно. Три раза в неделю. И я буду следить за питанием. Сам. Без твоих напоминаний.
— А твоя мама?
Он вздохнул:
— С мамой я поговорю. Объясню, что она не должна вмешиваться в нашу жизнь. Что мы взрослые люди и сами разберёмся со своими проблемами.
— Она не обидится?
— Обидится, — честно признал он. — Но это придётся пережить. Ты важнее.
Наташа посмотрела на него. На этого мужчину, с которым прожила три года. Который только сейчас, кажется, начал взрослеть по-настоящему.
— Хорошо, — тихо сказала она. — Попробуем.
Он улыбнулся — настоящей, тёплой улыбкой.
— Спасибо. За то, что даёшь мне шанс.
— Не благодари раньше времени, — она выдернула руку и взяла меню. — Я всё равно буду готовить брокколи.
— И я буду её есть, — он рассмеялся. — Хотя, может, не каждый день?
— Договорились, — она улыбнулась. — Не каждый день.
Они заказали обед — овощной салат и запечённую рыбу на двоих. Когда официантка принесла заказ, Олег посмотрел на тарелку и сказал:
— Знаешь, а это даже вкусно выглядит.
Он потупился:
— Прости ещё раз.
— Хватит извиняться, — она коснулась его руки. — Лучше ешь. И помни: мы начинаем всё заново. С чистого листа.
— С чистого листа, — повторил он.
И они начали есть, вдвоём, в маленьком кафе у окна, глядя на осенний город за стеклом. Впереди было много работы — над отношениями, над собой, над умением слышать друг друга. Но сейчас, в эту минуту, им обоим казалось, что у них получится.
Потому что они наконец-то перестали играть в маму и сына. И стали просто мужем и женой.
