Телефон зазвонил в самый неподходящий момент – я как раз закрывал квартальный отчёт, до дедлайна оставался час. На экране высветилось «Ира». Сестра никогда не звонила в рабочее время, если только не случалось что-то серьёзное. Сердце ёкнуло.
– Лёш… – её голос дрожал. – Лёшенька, я не знаю, что делать…
Я откинулся на спинку офисного кресла, машинально потирая переносицу. Ирка плакала, всхлипывая в трубку, и от каждого её всхлипа внутри что-то сжималось.
Старшая сестра, она всегда была сильной, всегда знала, как поступить правильно. Даже когда родители развелись, именно она, пятнадцатилетняя, находила слова, чтобы успокоить меня, десятилетнего.
– Он ушёл, – наконец выдавила она. – Совсем ушёл, Лёш. К какой-то… двадцатилетней. Забрал все деньги с общего счёта. А у меня… у меня кредит на магазин, аренда, поставщикам должна… Приставы уже звонили…
Я смотрел на монитор, где застыли цифры квартального отчёта, но видел только лицо сестры – осунувшееся, с покрасневшими от слёз глазами. Она никогда не просила помощи просто так.
– Сколько? – спросил я, уже понимая, что не смогу отказать.
– Восемьсот тысяч, – её голос упал до шёпота. – Мне больше не к кому обратиться, Лёш. Я всё верну, клянусь. Просто нужно время, чтобы встать на ноги…
Я прикрыл глаза. Восемьсот тысяч – это почти все наши с Мариной накопления на учёбу Димки. Сын в следующем году заканчивает школу, мечтает о журфаке…
– Дай мне время до вечера, – сказал я. – Мне нужно поговорить с Мариной.
Ирка снова всхлипнула: – Только не говори, что это я… Придумай что-нибудь. Она же меня терпеть не может.
– Неправда, – возразил я, хотя знал – сестра права. – Я перезвоню.
Отключившись, я ещё долго смотрел на телефон. За окном моросил мелкий осенний дождь, капли сбегали по стеклу, размывая очертания серых многоэтажек. Как объяснить жене, что сестре снова нужны деньги? Как сказать о сумме, от которой у Марины наверняка перехватит дыхание?
Я представил предстоящий разговор и почувствовал, как холодеет всё внутри. Марина не простит мне, если узнает правду. Но и Ирку я предать не могу – она же сестра, родная кровь. В висках начало пульсировать.
Домой я приехал поздно – специально тянул время, готовясь к неизбежному разговору. Марина встретила меня на кухне, помешивая ложкой в кастрюле. Пахло борщом – она всегда готовила его по пятницам, как привыкла в своей семье.
– Дима уроки сделал? – спросил я, пытаясь начать с чего-то обычного, привычного.
– Сидит над физикой, – Марина повернулась, вытирая руки полотенцем. – А что так поздно? Опять отчёты?
Я кивнул, избегая её внимательного взгляда. Пятнадцать лет вместе – она научилась читать меня как открытую книгу. Заметит, что что-то не так, ещё до того, как я заговорю.
– Марин, – я прислонился к холодильнику, чувствуя спиной магниты, которые мы привозили из каждого отпуска. – Надо поговорить.
Она замерла, положила полотенце на стол. В кухне повисла тишина, только тикали старые часы – подарок её матери на новоселье.
– Ирка звонила? – голос жены стал отстранённым. Она всегда так – будто броню надевает, когда речь заходит о сестре.
– Да. У неё… серьёзные проблемы.
– У неё всегда проблемы, Лёш, – Марина отвернулась к плите, с силой помешивая борщ. – И почему-то решать их должны мы.
– Муж бросил. Забрал все деньги. Там долги, приставы…
– А помнишь, год назад? – она резко развернулась. – «Лёша, срочно нужно на ремонт магазина! Всё верну через месяц!» Сто пятьдесят тысяч как сквозь землю провалились. И ни «спасибо», ни извинений.
Я помнил. Конечно, помнил. Ирка тогда обещала вернуть «вот-вот», потом перестала брать трубку, а когда наконец ответила – сказала, что деньги вложила в товар, который не продался.
– Сейчас другое, – я старался говорить спокойно. – Ей правда тяжело. Восемьсот тысяч…
– Сколько?! – Марина побледнела, схватилась за край стола. – Ты в своём уме? Это же все деньги на учёбу Димы! Мы пять лет копили!
– Я знаю, но…
– Нет! – она отрезала так резко, что я вздрогнул. – Даже не думай, Лёша. Пусть твоя сестра сама решает свои проблемы. Хватит быть для неё вечным спасательным кругом!
В коридоре скрипнула половица – Дима. Наверное, услышал наши голоса, вышел посмотреть. Марина тут же понизила голос до свистящего шёпота:
– Она взрослая женщина. Почему она не научилась отвечать за свои решения? Почему каждый раз прибегает к тебе? А мы? Мы для тебя кто?
В её глазах блеснули слёзы. Я шагнул к ней, попытался обнять, но она отстранилась.
– Марин…
– Нет, Лёш. Или я с детьми, или твоя сестра. Выбирай. Я больше не могу так жить – в вечном страхе, что завтра она снова позвонит с очередной проблемой, а ты снова не сможешь отказать.
Она вышла из кухни, оставив меня одного. В кастрюле тихо булькал борщ, распространяя знакомый запах укропа и лаврушки. Семейный уют, который мы строили столько лет, казалось, дал трещину. И я не знал, как её залатать.
Ночь выдалась бессонной. Я лежал на диване в гостиной – Марина заперлась в спальне, – и пялился в потолок, где метались тени от проезжающих машин. Телефон молчал, но я знал: Ирка ждёт ответа. Представлял, как она сидит одна в своей квартире, может, тоже не спит, считает часы до прихода приставов…
В детстве, когда мне было страшно, она забиралась ко мне под одеяло с фонариком. «Не дрейфь, малыш,» – шептала она, – «я всегда буду рядом.» И правда была – когда пацаны из старшего класса отобрали у меня новенький велик, именно Ирка пошла разбираться. Вернулась с разбитой губой, но с великом.
\Когда я не мог решить, куда поступать после школы, она первая сказала: «Иди в экономический, у тебя же с математикой всегда хорошо было.»
Мысли путались. Я встал, прошёл на кухню. Часы показывали три ночи. На столе лежала Димкина тетрадь по физике – он забыл убрать после занятий. Почерк у сына неразборчивый, весь в меня. «Закон сохранения энергии,» – прочитал я заголовок. Усмехнулся – какая ирония. Сейчас вся моя энергия уходила на то, чтобы разрываться между двумя самыми близкими людьми.
Телефон завибрировал – сообщение от Иры: «Прости, что втянула тебя. Я всё понимаю. Завтра пойду в банк, может, дадут рассрочку.»
Я прикрыл глаза. Вспомнил, как она сидела со мной в больнице, когда я сломал ногу в седьмом классе. Пропускала свои уроки, носила апельсины, читала вслух книжки. А когда умерла мама… Если бы не Ирка, я бы не справился.
Решение пришло внезапно. Я открыл приложение банка, проверил баланс. Восемьсот двадцать три тысячи – все наши накопления на учёбу Димы. Палец завис над кнопкой перевода. «Прости, Марина,» – прошептал я и начал вводить номер Иркиной карты.
Руки дрожали, когда я набирал сумму. Восемьсот тысяч. Один клик – и деньги улетели. Я сполз по стене на пол, сжимая телефон. Внутри было пусто и горько, будто предал что-то важное, незыблемое. Но и облегчение – странное, болезненное.
Ирка ответила через минуту: «Лёшенька… Я не знаю, как благодарить. Клянусь, верну всё до копейки.»
Я не стал отвечать. Встал, прошёл в ванную, долго смотрел на своё отражение в зеркале. Какой-то незнакомый мужчина смотрел на меня – осунувшийся, с тенями под глазами. Человек, который только что предал доверие своей жены.
Вернувшись в гостиную, я достал из шкафа старый фотоальбом. Вот мы с Иркой на даче у бабушки – я беззубый первоклассник, она с двумя косичками. Вот она на своей свадьбе – счастливая, в белом платье, рядом этот… который сейчас бросил её ради молоденькой. Вот мы с Мариной и маленьким Димкой…
Я захлопнул альбом. В груди жгло. Марина поймёт, должна понять. Я же не мог иначе. Не мог бросить сестру в беде. Завтра придумаю что-нибудь про премию на работе, про повышение… Соврать жене – это ведь не так страшно, как предать родную кровь?
Но где-то в глубине души я знал – это конец. Конец доверию, которое мы с Мариной строили пятнадцать лет. И нет никакой правильной стороны, нет верного решения. Есть только выбор – мучительный, рвущий душу на части. И я его сделал.
Прошла неделя. Я жил как на пороховой бочке, каждый день ожидая, что всё раскроется. Марина постепенно оттаяла, снова начала разговаривать, не только о бытовых мелочах. Мы даже планировали съездить на выходных к её родителям – теща звала помочь с починкой крыши в беседке.
Ирка позвонила вечером в среду. Я был в магазине, выбирал продукты по списку, который Марина скинула в мессенджере.
– Лёш, мне нужно ещё немного, – голос сестры звучал виновато. – Понимаешь, я погасила самые срочные долги, но там ещё проценты набежали…
– Ира, – я сжал переносицу, чувствуя подступающую головную боль. – У меня больше нет денег.
– Но может…
– Нет, – отрезал я. – Правда нет.
Она помолчала, потом тихо сказала: – Ладно. Прости. Я что-нибудь придумаю.
Я убрал телефон в карман, взял с полки пакет макарон из списка. На душе было муторно. Вернувшись домой, я застал необычную тишину. Обычно в это время Димка уже сидел за уроками, из его комнаты доносилась музыка, а на кухне Марина готовила ужин.
– Марин? – позвал я, разуваясь в прихожей.
Она вышла из спальни. Лицо бледное, в руках – телефон.
– Знаешь, – голос у неё был странный, будто надтреснутый. – Я сегодня решила проверить наш счёт. Давно не смотрела, думала, может, на море летом съездим…
У меня внутри всё оборвалось.
– Марина…
– Восемьсот тысяч, – она смотрела мне прямо в глаза. – Ты перевёл их неделю назад. Ирине.
– Я могу объяснить…
– Объяснить? – она издала короткий невесёлый смех. – Что именно ты хочешь объяснить, Лёша? Как ты предал меня? Или как украл будущее у собственного сына?
– Я всё продумал, – слова звучали жалко даже для меня самого. – Возьму двойную нагрузку на работе, есть возможность вести учёт ещё в двух компаниях. За год накопим…
– За год? – Марина качнула головой. – Дима поступает через четыре месяца. Четыре! Ты хоть понимаешь, что натворил?
В этот момент хлопнула входная дверь – вернулась Настя из музыкальной школы. Марина резко замолчала, провела рукой по лицу, стирая слёзы.
– Мам, пап, я дома! – крикнула дочь из прихожей.
– Иди к себе, солнышко, – откликнулась Марина неожиданно ровным голосом. – Мы тут с папой… разговариваем.
Настя что-то прощебетала в ответ, прошлёпала в свою комнату. Когда дверь за ней закрылась, Марина повернулась ко мне:
– Знаешь, что самое страшное? – её голос снова дрогнул. – Не то, что ты отдал деньги. А то, что ты врал мне. Каждый день, глядя в глаза, врал. Как ты мог, Лёша?
Я молчал. Что тут скажешь? «Прости, я должен был помочь сестре»? «Я не мог иначе»? Все оправдания казались пустыми и бессмысленными.
– Собирай вещи, – тихо сказала Марина. – Поживёшь пока у своей сестры, раз она тебе дороже семьи.
– Марин…
– Я не могу сейчас на тебя смотреть. Просто уйди.
Она развернулась и ушла на кухню. Я слышал, как она включила воду – наверное, чтобы дети не услышали, как она плачет.
А я стоял в коридоре, среди пакетов с продуктами, и чувствовал, как рушится моя жизнь – та самая, которую мы строили пятнадцать лет. Рушится из-за одного решения, одного клика в банковском приложении.
Я снимал комнату в старой хрущёвке уже второй месяц. Ирка звала к себе, но я отказался – не мог смотреть ей в глаза. Дима заходил пару раз – молчаливый, хмурый. Я пытался объяснить ему про поступление, про то, что найду деньги, что возьму кредит… Он только кивал и смотрел в пол.
В то утро я проснулся от звонка телефона. Ирка.
– Лёш… – её голос звучал странно. – Тут такое дело… Мне нужно ещё немного денег.
Я сел на кровати, чувствуя, как внутри поднимается что-то тяжёлое, душное.
– Сколько? – спросил механически.
– Двести тысяч, – она говорила быстро, сбивчиво. – Понимаешь, я познакомилась с одним человеком, он предлагает войти в бизнес. Это шанс всё исправить! Вложусь – и через месяц верну тебе все деньги, даже больше…
Я слушал её голос и вдруг с пронзительной ясностью увидел всю картину. Увидел себя – вечно готового прийти на помощь младшего брата. Увидел Ирку – избалованную моей поддержкой, так и не научившуюся отвечать за свои решения. Увидел Марину – она была права с самого начала.
– Нет, – сказал я.
– Что?
– Я сказал – нет, Ира.
В трубке повисла тишина.
– Но Лёш… – её голос задрожал. – Ты же всегда помогал. Я же твоя сестра…
– Именно поэтому я говорю «нет», – я сжал телефон крепче. – Потому что я твой брат, а не банкомат. Я разрушил свою семью, предал доверие жены, лишил сына возможности учиться там, где он мечтал. И знаешь что? Это не помогло. Тебе всё равно нужно ещё и ещё.
– Ты… ты как Марина стал! – в её голосе появились злые нотки. – Такой же чёрствый, бездушный…
– Нет, Ир. Я наконец-то стал самим собой. Человеком, который любит свою сестру, но больше не будет потакать её слабостям. Который понял, что настоящая помощь – это не деньги. Это возможность научиться справляться самой.
Она бросила трубку. А я сидел на кровати и улыбался – впервые за два месяца на душе было легко.
Вечером я поехал к дому Марины. Долго стоял у подъезда, собираясь с силами. Наконец набрал её номер.
– Да? – её голос был усталым.
– Марин, спустись, пожалуйста. Нужно поговорить.
Она молчала несколько секунд: – Зачем?
– Я всё понял. По-настоящему понял.
Она спустилась через пять минут – в домашней футболке, волосы наспех собраны в хвост. Похудела, осунулась. У меня сердце сжалось – моя вина.
– Ирка сегодня просила ещё денег, – сказал я. – Я отказал.
Марина подняла брови: – Вот так просто?
– Нет. Не просто. Это было чертовски сложно. Но правильно.
Я достал из кармана бумаги: – Я договорился на работе. Беру дополнительный проект, плюс нашёл подработку по выходным. Вот график выплат – за полгода верну всё до копейки. И ещё…
Я протянул ей второй листок: – Это договор с репетитором по физике для Димы. Поможет подготовиться к поступлению в технический. Знаю, это не журфак, но там тоже есть медиа-специальности…
Марина взяла бумаги, пробежала глазами.
– Я облажался, – сказал я тихо. – Страшно облажался. Но я всё исправлю. Только дай мне шанс вернуться домой. К вам.
Она подняла глаза – в них стояли слёзы: – Знаешь, что было самым больным? Не деньги. А то, что ты не доверился мне. Не пришёл, не сказал прямо…
– Знаю. И это больше никогда не повторится.
Она шагнула ко мне, уткнулась лбом в плечо. Я осторожно обнял её, боясь спугнуть момент.
– Дима скучает, – сказала она глухо. – И Настя всё спрашивает, когда папа вернётся…
Я крепче прижал её к себе, чувствуя, как внутри разливается тепло. Где-то в квартире на пятом этаже горело окно – там, где комната сына. Может быть, он сейчас смотрит вниз и видит нас. Может быть, у нас ещё есть шанс склеить то, что разбилось.
