Ранняя осень окрасила листву в жёлтые и багряные цвета, но Вике было не до красот природы. Она стояла посреди бабушкиного дома — теперь уже своего — и пыталась привыкнуть к мысли, что больше никогда не услышит скрип половиц под бабушкиными шагами, не почувствует запах свежей выпечки по выходным и не увидит, как дедушка, насвистывая старые мелодии, возится в своей мастерской на заднем дворе.
Дедушки не стало три года назад — инсульт забрал его быстро, почти мгновенно. А сейчас не стало и бабушки. Последние месяцы были тяжёлыми — рак не щадил, бабушка таяла на глазах, но до последнего оставалась собой: упрямой, с цепким взглядом глубоко посаженных голубых глаз, которые, казалось, видели человека насквозь.
Вика помнила последний разговор с ней. Бабушка, сжав её руку сухими, но всё ещё сильными пальцами, сказала: «Дом теперь твой будет, Викуша. Ты тут выросла, тебе и решать, как с ним быть. Только помни — ничего никому не должна. Ни нам с дедом, ни родителям твоим, ни кому другому. Своя голова на плечах есть — ею и думай».
Вика кивнула тогда, глотая слёзы. Бабушка никогда не говорила напрямую о том, что произошло двадцать один год назад, когда родители Вики, молодые и амбициозные, решили, что двухлетнему ребёнку будет лучше с бабушкой и дедушкой в маленьком городке, а сами уехали на заработки в областной центр. «На время», — говорили они. Время растянулось на годы.
Время от времени они звонили, присылали открытки на дни рождения, иногда — подарки. Пару раз в год приезжали на выходные. А через четыре года после отъезда у Вики появился младший брат Кирилл, которого она видела только на фотографиях и редких семейных встречах.
Отец устроился на хорошую работу в строительной компании, мать — в салон красоты. Они купили квартиру, обзавелись связями, друзьями. А «временная» ситуация с Викой стала постоянной.
Бабушка с дедушкой никогда не осуждали родителей Вики в её присутствии, но она замечала короткие, многозначительные взгляды, которыми они обменивались, когда заходила речь о её матери и отце. Со временем Вика перестала ждать, что родители заберут её к себе.
Она полюбила тихий дом на окраине, где пахло яблоками и корицей, где дедушка учил её мастерить кормушки для птиц и чинить старый велосипед, а бабушка рассказывала удивительные истории и вкусно готовила.
Здесь был её настоящий дом. И теперь этот дом принадлежал ей, двадцатитрёхлетней студентке-заочнице, подрабатывающей в местной библиотеке.
Вика обвела взглядом гостиную — потёртый коричневый диван, старый телевизор в углу, вязаные салфетки на столике, книжные полки, забитые классикой и садоводческими справочниками. Им с бабушкой никогда не хватало денег на ремонт, но дом всегда был чистым и уютным.
В отличие от многих сверстников, выросших в таких же старых домах, Вика никогда не стыдилась своего жилища, не мечтала о новой квартире. Она любила этот дом — со всеми его скрипами, сквозняками и особым запахом дерева и трав.
Размышления прервал звонок мобильного. На экране высветилось: «Мама».
Вика глубоко вздохнула, прежде чем ответить.
— Да?
— Викуша, доченька! — голос матери звучал неестественно высоко. — Как ты там? Держишься?
Вика невольно усмехнулась. За последние три недели мать звонила чаще, чем за весь прошлый год.
— Нормально, — сухо ответила она.
— Мы с папой решили приехать в выходные, помочь тебе с документами. И вообще, нужно обсудить, что дальше. Ты же там одна совсем… нельзя тебе в таком большом доме, да ещё на окраине.
Вика сжала телефон так, что побелели костяшки пальцев. С документами ей помогала Анна Сергеевна, бабушкина подруга, работавшая всю жизнь нотариусом. С похоронами тоже помогали соседи и друзья бабушки с дедушкой. А родители… родители прислали денег и венок.
— Не нужно, — сказала она. — Я справляюсь.
— Ну как же не нужно! — в голосе матери появились командные нотки. — Мы уже билеты купили. Папа отпросился с работы. В пятницу вечером будем.
Вика вздохнула. Спорить было бесполезно.
— Хорошо. Я буду дома.
— Вот и славно, доченька! И не переживай ты так, всё наладится. Может, к нам переедешь? У нас тут возможностей больше, работу нормальную найдёшь, не то что в вашей глуши…
— В нашей глуши мне нормально, — отрезала Вика. — Пока, мам, мне нужно идти.
Она отключилась, не дожидаясь ответа, и только потом заметила, что дрожит. «Доченька», «Викуша»… Когда они в последний раз так её называли? Когда вообще интересовались её жизнью?
В пятницу вечером, ровно в семь, у калитки остановилась серебристая «Тойота». Из машины выбрались родители Вики — загоревшие, хорошо одетые, уверенные в себе.
Мать, Лариса Ивановна, в модном бежевом плаще и с идеально уложенными светлыми волосами, сразу же заключила дочь в объятия, обдав волной терпких духов.
— Викуля! Похудела-то как… Совсем себя не бережёшь!
Отец, Андрей Викторович, крепкий мужчина с проседью на висках, сдержанно обнял Вику и неловко погладил по плечу.
— Держишься, дочь? Молодец.
Вика молча пропустила их в дом. Она замечала, как мать окидывает критическим взглядом старые обои, потемневшие от времени половицы, простую мебель. В этом взгляде читалось снисходительное сожаление — словно бабушка с дедушкой не смогли обеспечить Вике достойную жизнь.
Вика почувствовала, как внутри поднимается глухое раздражение. Что они знают о её жизни здесь? О вечерах с дедушкой на веранде, когда они вместе наблюдали за звёздами?
О бабушкиных уроках шитья, вязания, готовки? О том, как соседский мальчишка Лёшка разбил ей нос, и дедушка учил её стоять за себя, а не жаловаться? О том, как бабушка сидела с ней ночами, когда Вика болела?
В небольшой гостиной мать тут же занялась сервировкой стола — они привезли с собой продукты, вино, какие-то коробки с угощениями.
— А мы не одни приехали, — как бы между прочим сообщила она, расставляя тарелки. — Кирилл с нами. Он в машине остался, телефон разряжен, вот он и зарядку ищет…
Словно по сигналу, дверь хлопнула, и в прихожей послышались шаги. Через мгновение в гостиную вошёл парень лет девятнадцати — высокий, темноволосый, с отцовскими чертами лица, но материнскими светлыми глазами.
— Привет, — сказал он, неловко улыбаясь. — Ты, наверное, Вика?
Она кивнула, изучая брата. Они виделись от силы раз пять в жизни, и то мельком. В его взгляде не было ни капли высокомерия городского жителя, скорее какая-то настороженность и любопытство. Чуть ссутуленные плечи, руки, которые он явно не знал куда деть — всё выдавало в нём неуверенность, так не похожую на самодовольство родителей. Кирилл тоже разглядывал её с любопытством.
— Соболезную, — добавил он, протягивая руку. — Я про бабушку…
— Спасибо, — Вика пожала его руку. Ладонь была тёплой и сухой.
— Ну что, за стол? — бодро скомандовала мать, доставая из сумки бутылку вина. — Помянем Татьяну Сергеевну, светлая ей память…
За столом говорили в основном родители. О своей работе, о городской жизни, о Кирилле, который поступил в престижный институт и теперь учился на юриста. Вике казалось, что всё это происходит не с ней — как будто она смотрит фильм о чужой семье.
— А теперь давайте серьёзно поговорим, — сказал отец, когда с ужином было покончено. — Что ты думаешь делать дальше, Вика?
Она подняла на него глаза.
— В каком смысле?
— Ну, с домом, с работой… с жизнью, — он неопределённо махнул рукой. — Ты же понимаешь, что одной тебе тяжело будет содержать такой дом?
— Справлюсь, — коротко ответила Вика. — Я работаю, учусь. Дом не такой уж и большой.
— Брось, доча, — отец поморщился. — Какая у тебя зарплата в этой библиотеке? Тысяч пятнадцать? А за коммунальные платить, а ремонт? Крыша течёт, сама говорила. Окна старые, зимой холодно будет…
— Так вы о чём сейчас? — Вика почувствовала, как вдоль позвоночника пробежал холодок.
— Мы с мамой посоветовались и решили, что лучше всего дом продать, — отец старался говорить спокойно и рассудительно. — Район хороший, ещё и участок шесть соток. Думаю, тысяч шестьсот-семьсот выручим. Тебе на квартиру-студию в нашем городе хватит, ещё и останется. Будешь рядом с нами жить, мы поможем с работой…
Вика молчала, чувствуя, как к горлу подкатывает ком. Они уже всё решили. За неё. Как всегда.
Мать, видя её молчание, поспешила вмешаться.
— Викуль, ты пойми правильно. Мы же о тебе заботимся. Зачем тебе этот дом? Это же обуза! А так — будет своя квартира, современная, в большом городе, рядом с нами…
— Рядом с вами, — медленно повторила Вика, словно пробуя слова на вкус. — А где вы были эти двадцать лет? Когда мне нужно было расти рядом с вами?
В комнате повисла тяжёлая тишина. Кирилл неловко заёрзал на стуле. Похоже, родители не посвящали его в историю «временного» отъезда.
— Ну зачем ты начинаешь? — Лариса развела руками. — Мы же объясняли… У нас возможности не было тебя с собой взять, жильё снимали, работали много…
— А потом своя квартира появилась, и Кирилл родился, — Вика смотрела матери прямо в глаза. — И для него возможность нашлась.
— Не передёргивай, — резко сказал отец. — Мы делали, что могли. И сейчас хотим помочь.
— Помочь? — Вика почувствовала, как внутри что-то ломается. Двадцать лет молчания, непролитых слёз, невысказанных обид. — Что-то раньше вы меня не вспоминали, а как только я квартиру получила в наследство, так нарисовались сразу…
Кирилл вздрогнул и удивлённо посмотрел на родителей. Мать побледнела.
— Как ты можешь! Мы родители твои!
— Да? — Вика горько усмехнулась. — Странно, а я думала, что меня бабушка с дедушкой вырастили. Те самые, которых вы сейчас поминаете, а дом их продать советуете.
— Слушай, дочь… — отец побагровел. — Я понимаю, ты расстроена, у тебя горе. Но давай без истерик. По-взрослому поговорим.
— По-взрослому? — Вика оглядела их всех троих — мать с застывшей улыбкой, отца с желваками на скулах, Кирилла, явно чувствующего себя не в своей тарелке. — Хорошо. По-взрослому так по-взрослому. Я никуда не поеду, дом не продам. Это мой дом, моя память, моя жизнь. И решать, что с ним делать, буду я.
— Вика, ну подумай головой! — мать всплеснула руками. — Кому нужен этот старый дом? Это же… прошлый век! А в городе — перспективы, возможности. Мы с папой поможем…
— Как помогли в детстве? — Вика поднялась из-за стола. — Спасибо, но мне хватило вашей помощи на всю жизнь.
Кирилл вдруг тоже встал.
— Пап, мам… может, дадим Вике время подумать? Это же её дом, её решение…
Мать круто развернулась к сыну.
— А ты не встревай! Разберёмся без тебя!
Вика заметила, как Кирилл вздрогнул от этого окрика, но промолчал, лишь отвернувшись к окну. Она вдруг почувствовала неожиданный укол сочувствия к брату. Каково ему было расти с такими родителями? Может, ей даже повезло, что они оставили её с бабушкой и дедушкой?
Отец тем временем перешёл от уговоров к тому, что явно считал железными аргументами.
— Да ты знаешь, сколько налогов за этот дом платить придётся? А если крышу починить, окна заменить, отопление отремонтировать — это сотни тысяч! Где ты такие деньги найдёшь? А если всё оставить как есть, зимой замёрзнешь. И кто тебе поможет? Соседи? — последнее слово он произнёс с нескрываемым презрением.
— Да, соседи. И друзья, — спокойно ответила Вика. — У меня их, знаешь ли, много. Настоящих, — она сделала ударение на этом слове, и мать дёрнулась, словно от пощёчины. — А с деньгами я разберусь. Может, комнату сдавать буду студентам. Может, вторую работу найду. Не пропаду.
— Ох, да у тебя голова кругом идёт от наследства! — мать всплеснула руками. — Думаешь, осчастливила тебя бабка своей развалюхой? Долг на тебя повесила, а не счастье!
В комнате снова повисла тишина. Вика смотрела на мать так, словно видела её впервые.
— Убирайтесь, — тихо сказала она. — Прямо сейчас. Все трое.
— Вика, ты что… — начал отец, но она перебила его.
— Убирайтесь из моего дома, — её голос был тихим, но таким твёрдым, что даже мать замолчала на полуслове. — Вы пришли не помочь. Вы пришли забрать то, что вам не принадлежит. И это — последнее, что вы пытаетесь у меня отнять.
— Мы тебе добра желаем! — взвизгнула мать. — Неблагодарная! Мы растили тебя…
— Нет, — Вика покачала головой. — Не вы. И вон из моего дома.
Отец схватил мать за руку, останавливая поток слов.
— Поехали, Лариса. Бесполезно сейчас… Она не в себе от горя. Потом поговорим, когда успокоится.
Они собирались торопливо и молча. Скоро во дворе хлопнули дверцы машины, взревел мотор, и серебристая «Тойота» укатила в наступающие сумерки.
Вика стояла посреди гостиной, чувствуя странную пустоту внутри. Словно что-то, долго мучившее её, наконец вырвалось на волю и исчезло.
— Эй, — раздался негромкий голос от двери. — А меня, значит, тоже выгнали?
Вика обернулась. На пороге стоял Кирилл с дорожной сумкой через плечо.
— А ты разве не с ними уехал? — удивлённо спросила она.
— Не успел запрыгнуть, — усмехнулся он. — Да и, если честно, не особо хотел…
Он помялся в дверях.
— Слушай, можно я у тебя переночую? Завтра на автобусе уеду, не проблема. Просто сейчас уже поздно…
Вика внимательно посмотрела на брата. Кирилл не был похож на их родителей, несмотря на внешнее сходство. В нём не было ни материнской претензии на мир, ни отцовской самоуверенности.
— Оставайся, — кивнула она. — Комната есть свободная. Только не ожидай тут пятизвёздочного отеля.
— Да мне пофиг, — он пожал плечами. — Я в походы ходил, в палатке спал. По сравнению с этим у тебя тут «Хилтон».
Вика невольно улыбнулась.
— Тогда пошли, покажу твои «апартаменты».
Они сидели на старой веранде, пили чай из бабушкиных чашек — тонкий фарфор с золотой каёмочкой и синими цветами.
— Значит, они тебя тут и оставили, когда тебе два года было? — тихо спросил Кирилл.
Вика кивнула.
— Я, если честно, не особо помню тот момент. Помню только, что потом всё ждала, когда они вернутся и заберут меня. А потом… перестала ждать, — она пожала плечами. — Бабушка с дедушкой никогда не говорили о них плохо. Просто… были рядом. Всегда.
Кирилл помолчал, вертя в руках чашку.
— Знаешь, я всегда завидовал тебе, — вдруг сказал он. — Странно, да? Ты жила в старом доме, в маленьком городке, а я в областном центре, в квартире с евроремонтом. Но я тебе завидовал.
— Почему? — удивилась Вика.
— Потому что у тебя были бабушка с дедушкой. Настоящие, понимаешь? Не как наши родители, которые вечно на работе, вечно в своих делах. Мама всё время в салоне пропадала, отец на стройках… Меня няньки воспитывали, потом репетиторы. Мне казалось, что в этом вашем старом доме по-настоящему тепло. А у нас в квартире всегда было… стерильно как-то.
Вика смотрела на брата с удивлением. Она никогда не думала, что холёный городской мальчик мог завидовать ей — девчонке из провинции.
— Мама всегда говорила — учись хорошо, поступи в престижный вуз, найди хорошую работу, — продолжал Кирилл. — Ни слова о том, чтобы быть счастливым, понимаешь?
— Понимаю, — кивнула Вика. — Бабушка всегда говорила — главное, чтобы душа радовалась. А остальное приложится.
Они помолчали.
— Слушай, я правда не знал, как всё было, — серьёзно сказал Кирилл. — О том, что они тебя тут оставили. Думал, ты сама решила с бабушкой жить, потому что тебе тут нравится. Они никогда не говорили…
— Я не удивлена, — Вика хмыкнула. — В их версии реальности они, наверное, поступили благородно — оставили ребёнка на свежем воздухе, в любящей семье. А потом было уже поздно что-то менять.
— И теперь они хотят, чтобы ты дом продала, — Кирилл покачал головой. — Знаешь, если бы я был на твоём месте, я бы тоже их послал…
Вика рассмеялась — неожиданно для самой себя.
— Вот так, без политеса?
— Ну, может, не прямым текстом, — усмехнулся Кирилл. — Но смысл тот же. Кстати, я правда верю, что ты справишься с домом. Ты какая-то… основательная. Настоящая.
Последнее слово он произнёс с уважением.
— Спасибо, — Вика улыбнулась. — А ты… не такой, как они.
— Стараюсь, — он отсалютовал ей чашкой.
За окнами совсем стемнело. Сейчас, в полутьме веранды, с братом, которого она едва знала, но который вдруг показался ей близким человеком, Вика впервые за долгие недели почувствовала странное умиротворение.
— Знаешь, — сказала она, глядя в окно на звёзды, рассыпанные по чернильному небу, — я тут подумала… Может, сделаю на втором этаже комнаты для студентов. Сдавать буду. Всё равно там пустует всё, а мне деньги нужны, крышу починить, окна заменить.
— Хорошая идея, — кивнул Кирилл. — Маме с папой точно не скажу, — он подмигнул. — Им ещё долго мозг взрывать будет от того, что ты их выгнала.
— Переживут, — Вика пожала плечами. — Ты ведь тоже имеешь право жить своей жизнью, Кирилл. Не обязательно становиться юристом, если тебе это не нравится.
Он взглянул на неё с удивлением.
— Откуда ты знаешь?
— Твоё лицо, когда они говорили о твоей учёбе, — Вика улыбнулась. — Такое же, как у меня в школе на алгебре.
Кирилл рассмеялся.
— Я хотел на филологический, если честно. Люблю книги, языки… А отец сказал — не мужское это дело. Юрфак — вот это серьёзно, престижно, денежно.
— А тебе сколько лет?
— Девятнадцать.
— Значит, взрослый человек, — кивнула Вика. — Сам выбирай, чему учиться. И да, — она лукаво прищурилась, — если что, одна комната для студента у меня всегда найдётся.
Кирилл посмотрел на неё с благодарностью.
— Знаешь, похоже, я в первый раз в жизни почувствовал, что у меня есть настоящая семья, — тихо сказал он. — Сестра.
Вика протянула руку и легонько сжала его ладонь.
— Семья — это не обязательно те, кто рядом каждый день, — сказала она. — Иногда это просто те, кто принимает тебя таким, какой ты есть. Бабушка меня этому научила.
За окном пролетела падающая звезда, оставив на мгновение светящийся след. Вика улыбнулась. Ей показалось, что это бабушка подмигнула ей с небес.
Она знала, что впереди ещё много трудностей — с домом, с родителями, с работой. Но сейчас, сидя на старой веранде с новообретённым братом, Вика чувствовала странное спокойствие. Как будто все кусочки её жизни наконец-то начинали складываться в правильную картину.
— Завтра покажу тебе сад, — сказала она Кириллу. — Там яблоки поспели. Бабушкина антоновка — пальчики оближешь.
— С удовольствием, — улыбнулся он. — И, может, я не сразу уеду? Помогу тебе с крышей разобраться. Я в стройотряде был, немного умею.
Вика посмотрела на него — неожиданного союзника в этом странном противостоянии с собственной семьёй — и кивнула.
— Оставайся, сколько хочешь. Дом большой, места хватит.
В тишине сентябрьской ночи старый дом словно вздохнул с облегчением. Он обрёл новую хозяйку — сильную, как дуб на заднем дворе, и упрямую, как её бабушка. И, возможно, нового друга — немного неуклюжего, но с добрым сердцем.
Вика подумала, что утром обязательно отнесёт цветы на могилу бабушки. И скажет спасибо — не только за дом, но и за науку жить своим умом и держать спину прямо.
— Знаешь, — сказала она Кириллу, — я думаю, у нас всё получится.
И в этот момент она точно знала, что бабушка улыбается ей с небес.
