— Юль, тут Анька звонила. Есть разговор.
Юля не сразу оторвалась от своего занятия. Она сидела за своим рабочим столом, который больше напоминал пульт управления космического корабля, заставленный лампами, аппаратами для стерилизации и десятками флакончиков с яркими лаками. Она методично протирала каждую фрезу специальным раствором, раскладывая их на белоснежной салфетке. Это был её ритуал, медитативный процесс, который она ценила за точность и порядок. Павел топтался в дверях комнаты, переминаясь с ноги на ногу. Этот его вид — виновато-заискивающий — она научилась распознавать безошибочно. Он означал, что сейчас прозвучит какая-то просьба, от которой ему самому было неловко.
— Я слушаю, — произнесла она, не поворачивая головы. Блик от лампы отразился в блестящем металле инструмента в её руках.
— В общем, Аня же салон свой открывает через две недели. Помнишь, я говорил? Место хорошее, ремонт почти закончили. Красота будет! — он начал издалека, с энтузиазмом рекламного агента, который пытается продать пылесос старому знакомому.
— Помню. И что?
— Ну, она подумала… мы тут подумали… В общем, ей на старте нужна помощь. Чтобы сразу клиенты пошли, понимаешь? Создать ажиотаж. И она предлагает тебе… — он запнулся, подбирая слова, — предлагает тебе поработать у неё.
Юля положила последнюю фрезу и, наконец, повернулась к нему. Она смерила его спокойным, внимательным взглядом. Это был взгляд оценщика, который смотрит не на человека, а на предложение, взвешивая все его скрытые дефекты.
— Предлагает работать? У неё есть для меня оборудованное место, соответствующее моим стандартам? Какие условия? Какой процент?
Павел заметно напрягся. Он ожидал этих вопросов и явно не хотел на них отвечать. Его весёлый энтузиазм мгновенно испарился, сменившись нервной суетливостью.
— Ну, место, конечно, будет! Лучшее! У окна! — он снова попытался включить свой рекламный тон. — А насчёт условий… Юль, ты же понимаешь, это старт. Начало бизнеса. Каждая копейка на счету. Она предлагает тебе поработать первое время… ну… для раскрутки. Пару месяцев.
Юля молчала. Она просто смотрела на него, а её лицо не выражало абсолютно ничего. Эта её манера выдерживать паузу всегда выбивала его из колеи. Ему казалось, что в этот момент она просчитывает все его мысли на три шага вперёд, видит всю нелепость и наглость его предложения, но не подаёт вида.
— Для раскрутки, — повторила она медленно, словно пробуя слово на вкус. — То есть, бесплатно.
— Ну почему сразу бесплатно? — заюлил он, избегая её прямого взгляда и уставившись куда-то в угол комнаты. — Это же помощь! Семье! Ты приведёшь своих клиентов, они увидят, какой классный салон, расскажут подругам. Сработает сарафанное радио! Ты же сама говорила, что это лучшая реклама. Ты поможешь сестре встать на ноги, а потом…
— А потом Аня наймёт девочку за три копейки на мою, уже прикормленную, базу клиентов? — закончила за него Юля. В её голосе не было злости, только сухая, холодная констатация факта. — Паш, это шутка такая?
— Да какая шутка! Юля, это же Анька! Моя сестра! Мы же семья!
Юля встала из-за стола и подошла к окну. За ним начинался обычный вечер в спальном районе. Она смотрела на огни в домах напротив и думала о том, сколько таких вечеров она провела не с мужем, а за своим столом. О курсах повышения квалификации, стоивших как несколько его зарплат. О бессонных ночах, когда она отрабатывала новые дизайны на типсах до боли в глазах. О тысячах сообщений в мессенджерах, о выстраивании личного контакта с каждой клиенткой, о запоминании их историй, имён их детей и кличек их собак. Её клиентская база была не просто списком телефонов. Это был результат шести лет её жизни. Капитал, построенный её собственными руками, её зрением, её спиной.
— Паш, — она повернулась к нему, её голос был ровным и тихим, но в оглушительной тишине квартиры он резал, как стекло. — Я хочу, чтобы ты сейчас очень хорошо понял. То, что ты предлагаешь, — это не «помощь семье». Это предложение обесценить шесть лет моего труда. Подарить чужому человеку бизнес, который я строила по кирпичику. Твоя сестра хочет получить всё и сразу, причём бесплатно. Я так не начинала. Я сидела в съёмном углу, работала до полуночи, вкладывала последние деньги в материалы и училась, училась, училась. И никому в голову не пришло предложить мне что-то «для раскрутки». Передай Ане, что я не буду у неё работать. Ни за процент, ни тем более бесплатно. Мои клиенты — это мои клиенты. Тема закрыта.
Павел не ожидал такого прямого и холодного отказа. Он рассчитывал на уговоры, на споры о процентах, на женские капризы, но не на глухую стену логики, о которую его примитивная манипуляция разбилась вдребезги. Его лицо налилось краской, заискивающая улыбка сползла, обнажив злое, упрямое выражение. Он перестал быть просителем и превратился в обвинителя.
— Тема закрыта? — он сделал шаг вперёд, вторгаясь в её личное пространство у окна. Его голос стал ниже и жёстче. — Ты так просто это говоришь? Как будто речь о покупке хлеба. Это моя сестра, Юля! Моя кровь! А ты ведёшь себя так, будто тебе предложили помыть полы в привокзальном туалете.
— Сравнение почти точное, — её спокойствие выводило его из себя ещё больше. — В обоих случаях это неоплачиваемая работа, на которую я не подписывалась. И тот факт, что Аня твоя сестра, не превращает её бизнес-проект в семейный праздник, на котором я должна выступать в роли бесплатного клоуна.
Его ноздри раздувались. Он смотрел на неё с откровенной враждебностью, как на чужого, враждебного человека, который внезапно занял место его жены.
— Ты просто не хочешь помочь! Тебе жалко! Деньги для тебя важнее людей, я всегда это знал! Сидишь тут со своими баночками, как кощей над златом, и боишься лишнюю копейку потратить не на себя!
И тут что-то в ней щёлкнуло. Ледяное спокойствие треснуло, но наружу вырвался не крик, а холодная, острая как бритва ярость. Она выпрямилась, и её взгляд впился в него так, что он невольно отступил на полшага.
— С чего ты вообще взял, что я буду бесплатно работать в салоне твоей сестры? Потому что она твоя родственница? Но мне-то она никто! Так что я не буду своих клиентов приглашать к ней! Пусть сама себе делает имя, как я когда-то!
— Вот как? Вот как ты заговорила? Ты хоть понимаешь, что это моя сестра? Сестра твоего мужа! Мужа!
— Просто сестра моего мужа. Чужой человек, который хочет залезть в мой карман и вытащить оттуда мой труд, моё время и мои деньги, которые я не заработаю, пока буду развлекать её подружек. Она для тебя родственница, а для меня — наглая девица, решившая построить бизнес на чужом горбу.
— Ты… ты не имеешь права так говорить о моей сестре! — взорвался он.
— Я имею право называть вещи своими именами! — её голос не срывался, но набрал силу. — Давай поговорим о семье, Паша. Раз уж ты так любишь это слово. Где была твоя душевная сестра Аня, когда мы на эту квартиру собирали? Когда я работала на двух работах, а ты сидел без проекта три месяца? Она хоть раз позвонила и спросила, может, нам денег занять? Может, продуктов привезти? Нет! Она приехала на новоселье с бутылкой дешёвого шампанского и сказала, что обои у нас безвкусные.
Каждое слово было точным ударом по его самому больному месту — его мужской состоятельности и святости его родственных уз. Он хотел возразить, но не находил слов, потому что всё это было правдой.
— Где была твоя семья, когда мне нужна была операция на глазах, потому что от этой «сидячей работы с баночками» у меня зрение село до минус пяти? Я сама на неё заработала! Где они все были, когда мы машину покупали в кредит? Может, Аня предложила стать поручителем? Нет, она попросила покатать её с подружками по ночному городу, потому что «у Юльки же теперь колёса есть». Твоя семья появляется только тогда, когда им что-то нужно! Когда можно чем-то воспользоваться, что-то получить на халяву!
Он стоял, ошарашенный этим напором фактов. Его мир, в котором его семья была чем-то светлым и незыблемым, рушился под ударами её беспощадной памяти.
— Это не так… ты всё преувеличиваешь… — пробормотал он, но это звучало жалко и неубедительно.
— Я ничего не преувеличиваю! Я просто считаю. В отличие от тебя и твоей сестры. Она посчитала, что мой шестилетний опыт, моя база на триста человек и моё имя стоят ноль рублей ноль копеек. Просто потому, что я имела неосторожность выйти замуж за её брата. Так вот, передай ей, что она очень сильно ошиблась в расчётах. Мой труд стоит дорого. А для неё он просто бесценен. Потому что она его никогда не получит. Он стоял, ошарашенный этим напором фактов, пойманный в капкан её безупречной памяти. Его мир, в котором его семья была чем-то светлым и незыблемым, а её работа — просто приятным хобби с «баночками», рушился под ударами её беспощадной логики. Он не мог спорить с фактами, поэтому решил атаковать её личность.
— Ты всё помнишь! — выплюнул он, и в его голосе смешались злость и какое-то суеверное удивление. — Каждую мелочь, каждую копейку. Ты живёшь с калькулятором в голове вместо сердца! Для тебя не существует понятий «помощь», «участие». У тебя всё — сделка! Ты мне — я тебе! Разве так живут? Разве это семья?
— Да, Паша, я всё помню. Память у меня профессиональная, — её голос звенел от холодной стали. — Я помню, какой оттенок красного предпочитает каждая из моих двухсот клиенток, и помню каждый раз, когда твои родственники пытались сесть мне на шею. И да, я считаю, что семья — это когда помогают друг другу, а не когда один постоянно тянет из другого ресурсы, прикрываясь красивыми словами.
— Ресурсы! Ты даже говоришь, как робот! — он почти кричал, размахивая руками. Ему необходимо было выбить её из этого ледяного равновесия, заставить её ошибиться, сорваться на крик, чтобы потом обвинить в истерике. — Нет в тебе ничего человеческого! Ни капли тепла! Моя сестра просто попросила о помощи, а ты устроила судилище!
В этот самый момент, на пике его обвинительной тирады, в кармане его джинсов пронзительно зазвонил телефон. Это был звук гонга, возвещающий о начале нового раунда. Павел на секунду замолчал, а потом на его лице появилась торжествующая, злорадная ухмылка. Он вытащил телефон, увидел на экране имя «Анечка» и демонстративно показал его Юле, словно предъявлял неопровержимую улику.
— А вот и она! — произнёс он с вызовом. — Сейчас мы всё и решим. Все вместе. По-семейному.
Не дожидаясь её ответа, он принял вызов и с нарочитым, громким щелчком нажал на иконку громкой связи. Он сделал это как игрок, который выкладывает на стол свой последний козырь, будучи абсолютно уверенным в победе. Он бросил телефон на журнальный столик, и комната наполнилась чуть искажённым, капризным и требовательным голосом его сестры.
— Паш, ну что там? Ты поговорил? Она согласилась? А то мне уже надо составлять график, девочки-администраторы спрашивают, — голос Ани звучал так, будто вопрос был уже решён, и оставались лишь мелкие формальности.
Павел с победным видом посмотрел на жену, его взгляд говорил: «Ну что, съела? Теперь тебе придётся отвечать не только передо мной».
— Ань, подожди, Юля тут… немного сомневается, — начал Павел, играя роль мудрого и терпеливого миротворца, который пытается примирить двух неразумных женщин.
— Сомневается? — в голосе Ани прозвенело откровенное недоумение, смешанное с плохо скрываемым раздражением. Динамик телефона передавал каждый оттенок её высокомерия. — Юль, ты что там ломаешься? Я же на тебя рассчитывала. Неужели сложно помочь родне на старте? Это же не на всю жизнь, пару месяцев всего. Люди вон годами друг другу помогают, а ты…
Её голос продолжал звучать фоном — уверенный, капризный, требующий. Но Юля его уже не слышала. Весь окружающий мир сжался до размеров экрана её рабочего смартфона, который она держала в руках. Павел следил за ней, его лицо всё ещё выражало самодовольную уверенность. Он думал, что она сломалась. Что сейчас она полезет в свой календарь, начнёт что-то лепетать про занятость, искать лазейки и оправдания, и тогда он, как великодушный победитель, позволит ей сохранить лицо, договорившись с сестрой на «более удобные» условия. Он ждал её капитуляции.
Но Юля не открыла календарь. Её большой палец привычным, отточенным до автоматизма движением смахнул уведомления и коснулся иконки мессенджера — той самой, где были собраны все её рабочие чаты. Павел нахмурился. Он узнал этот зелёный значок. Он видел его сотни раз, когда Юля до поздней ночи отвечала на сообщения, записывала клиенток, согласовывала дизайны. Это была её территория. Её крепость.
— Паш, алло! Она там молчит, что ли? — нетерпеливо донеслось из телефона. — Скажи ей, что это и для неё реклама! Поработает в новом красивом месте, а не в нашей конуре. Я ей ещё и услугу делаю!
Павел машинально кивнул телефону, не сводя глаз с жены. Что-то в её сосредоточенном лице, в том, как её пальцы забегали по экрану, его встревожило. Это не было похоже на поиск оправданий. Это было похоже на подготовку к бою. Она открыла самый главный чат — «Юлины Ноготочки ✨», где было больше двухсот её постоянных, преданных клиенток. Девушки, которые записывались к ней за два месяца, ждали её возвращения из отпусков и доверяли ей не только свои руки, но и свои секреты. Это была её золотая жила, её армия, её репутация.
— Что ты делаешь? — спросил Павел уже совсем другим тоном. В нём не осталось и следа от былого превосходства. Только холодное, липкое предчувствие катастрофы. Он сделал шаг к ней, пытаясь заглянуть в экран, но она держала телефон так, что ему ничего не было видно.
— Ты оглохла там, Юля? — снова вклинилась Аня, её голос начинал звучать откровенно по-хамски. — Я с тобой вообще-то разговариваю! Мне нужно твоё решение сейчас, у меня нет времени на твои закидоны!
Юля не обратила на этот выкрик никакого внимания. Её пальцы летали над клавиатурой. Она не колебалась, не подбирала слова. Она знала, что пишет. Каждое нажатие было выверенным, точным ударом. Павел смотрел на это завораживающее и пугающее зрелище. Он видел, как на её лице, до этого бывшем непроницаемой маской, проступило что-то новое — выражение ледяного, мстительного удовлетворения. Она писала не просто текст. Она заряжала оружие.
— Юля, я спрашиваю, что ты делаешь?! — почти закричал он, чувствуя, как ситуация выходит из-под контроля с ужасающей скоростью. Он протянул руку, чтобы выхватить телефон, но она сделала неуловимое движение в сторону, и его рука схватила пустоту.
Она закончила печатать. На несколько секунд её палец замер над экраном, над кнопкой «отправить». Это была самая длинная секунда в жизни Павла. Затем она подняла на него глаза. В них плескался холодный, весёлый огонь. Она больше не была жертвой, загнанной в угол. Она была хищником, который долго притворялся добычей и вот-вот должен был нанести свой смертельный укус.
— Использую свою клиентскую базу, — её голос был тихим, но прозвучал в комнате громче, чем крики его сестры из телефона. Она сделала паузу, наслаждаясь выражением чистого ужаса на его лице. — Как вы и хотели. Для раскрутки.
И с лёгкой, почти издевательской улыбкой она нажала на синий кружок со стрелкой. Раздался тихий, едва слышный «вжух» отправленного сообщения — звук, который в этот момент прозвучал для Павла как выстрел. Всё. Сделано. Необратимо.
Он застыл, не в силах пошевелиться. Его мозг отчаянно пытался обработать произошедшее, но отказывался верить. Он всё ещё видел перед собой свою жену, которую считал предсказуемой и в глубине души податливой, а не этого холодного стратега, который только что одним нажатием кнопки сжёг все мосты.
— Паш, ты где там пропал? Я не поняла, это что, прикол такой? — голос Ани из динамика звучал всё более раздражённо. Она всё ещё не понимала, что только что стала главной героиней катастрофы, которую сама же и спровоцировала.
Юля, не говоря ни слова, развернула телефон экраном к мужу. Она держала его твёрдой рукой, как судья, предъявляющий неопровержимое доказательство вины. Павел не хотел смотреть, но не мог отвести глаз. На ярком экране, под названием чата «Юлины Ноготочки ✨ (237)», было её сообщение, последнее в ленте:
«Девочки, внимание! В городе открывается новый салон моей золовки. Адрес такой-то. Настоятельно НЕ РЕКОМЕНДУЮ. Ценят только родственные связи, а не труд мастера. Качество соответствующее».
У Павла перехватило дыхание. Он смотрел на эти короткие, убийственные фразы и физически ощущал, как рушится будущее ещё не открытого салона его сестры. Это был не просто отказ. Это была публичная казнь репутации. Антиреклама, пущенная по самому эффективному каналу — по сарафанному радио её преданных клиенток, которые доверяли каждому её слову. Он видел не просто текст. Он видел, как двести тридцать семь женщин читают это, пересылают подругам, пишут в своих чатах. Он видел, как имя его сестры, ещё не успев стать брендом, становится синонимом непрофессионализма и кумовства.
И в тот же момент экран ожил. Вверху дисплея начали появляться уведомления. Одно. Второе. Третье. Маленькие баннеры с аватарками и первыми словами сообщений: «Юля, ничего себе! 😳», «Ого, спасибо, что предупредила!», «Жесть какая! Я как раз думала записаться на разведку…», «Поняла, вычёркиваем!». Телефон в её руке завибрировал от потока входящих реакций — сердечек, огоньков, значков с перечёркнутым пальцем. Это было похоже на то, как вода начинает просачиваться сквозь трещину в плотине, а потом превращается в неудержимый поток, сметающий всё на своём пути.
— Ты… — прохрипел Павел. Это всё, на что хватило его голоса. Он смотрел то на экран, то на абсолютно спокойное лицо жены. Ужас смешивался с запоздалым, беспомощным пониманием. Он сам дал ей в руки это оружие. Он сам привёл её к этому решению своими уговорами, давлением, обвинениями. Он был соучастником.
— Павел, что у вас происходит?! Я ничего не понимаю! — голос Ани в телефоне перешёл на визг. Она, видимо, услышала его сдавленный хрип и поняла, что дело плохо.
Юля медленно опустила телефон и посмотрела мужу прямо в глаза. Её взгляд был чистым, холодным и лишённым каких-либо эмоций. Она не торжествовала, не злилась, не оправдывалась. Она просто констатировала факт.
— Что я сделала? — переспросила она его невысказанный вопрос. — Ничего особенного. Я просто помогла твоей сестре. Помогла ей сделать себе имя, как ты и просил. Теперь её салон точно станет известным. Ещё до открытия.
Она убрала телефон в карман домашних брюк. Поток уведомлений не прекращался, и теперь их вибрация глухо отдавалась от её бедра, как тиканье часового механизма заложенной бомбы.
Павел стоял посреди комнаты, уничтоженный и раздавленный. Он смотрел на жену, которую, как оказалось, совсем не знал. Он слышал вопли сестры из динамика брошенного на столике телефона. Он видел перед глазами экран с расползающимся по городу приговором. Это был конец. Не просто ссоры. Это был конец всего, что он считал своей семьёй. И в оглушающей тишине, прерываемой лишь визгом из телефона и глухой вибрацией из кармана Юли, он осознал, что пути назад больше нет. Никогда…
