— Каждый тратит только свои деньги. С этого дня у нас будет раздельный бюджет. — сказал Сергей, не отрывая взгляда от тарелки с гречкой и котлетами.
Произносил он это с таким тоном, будто объявлял курс евро или делал пометку в блокноте. Без эмоций. Без интонации. Привычно и почти машинально.
Я замерла с вилкой в руке.
— Что? — переспросила.
— Раздельный бюджет. Ты же не работаешь. А я не обязан финансировать всё подряд. Я посчитал — так будет честнее.
Он говорил спокойно, словно не видит в этом ничего такого. Как будто между нами не было пятнадцати лет брака, рождения ребёнка, пережитых трудностей и общих планов.
Я смотрела на него и в голове медленно, но отчётливо поднималась одна мысль:
«Ты правда решил это озвучить? Именно так?»
Он продолжал есть. Котлету, которую я утром жарила, слушая радио на кухне. Картошку, сваренную под сериал, пока Артём рисовал динозавров. Я видела, как он жуёт, как даже не смотрит на меня — и вдруг пришло осознание: этот человек давно где-то не здесь.
— Понятно, — сказала я, стараясь, чтобы голос не дрогнул.
Он кивнул и, не поднимая глаз, добавил:
— Обсудим детали после выходных.
— Да, конечно. Но не сейчас. Сейчас пятничный ужин, — ответила я, поднимаясь из-за стола.
И ушла в ванную. Не плакать. Просто быть в тишине.
На следующее утро он снова начал разговор:
— Я подумал. Тебе, как неработающей, можно будет выделять фиксированную сумму. Ну там, на мелочи, одежду, вещи для Артёма. Остальное — моё.
— Хорошо, — ответила я ровно.
Он замер.
— Всё? Просто «хорошо»?
— А что ты хочешь услышать? Чтобы я кричала и умоляла?
Он нахмурился, но промолчал.
А я села за ноутбук и открыла таблицу. Таблицу, в которой последние два года вела все расходы — его, мои, ребёнка, дома. Просто чтобы контролировать, куда уходит семейный бюджет. И вот теперь я знала: он не имеет ни малейшего представления о реальной жизни.
Первым закончился кофе.
Он всегда любил свежемолотый, с лёгкой кислинкой. Я покупала его в лавке на углу, где хозяйка знала нас по имени. А в ту субботу кофе не оказалось.
— Оля, где кофе?
— Я не покупала, — ответила я, поправляя шарф. — Я его не пью. У нас ведь теперь раздельный бюджет.
Он остался на кухне с пустой банкой в руках. Я видела, как он смотрел в неё, будто пытался найти в глубине хоть зёрнышко. И это было почти смешно.
Дальше — холодильник.
На верхней полке стояли контейнеры, подписанные маркером:
«Артём. Утро»
«Артём. Вечер»
«Оля»
На нижней — пачка сосисок, кетчуп и банка консервов.
— А это всё?
— А что ты купил, Серёжа?
Он сжал губы. И снова ничего не сказал.
Потом закончился шампунь.
— Оля, у нас закончился шампунь.
— У нас — нет. У тебя — да. Мой стоит на полке.
— Ты даже не купила? — он явно ожидал другого.
— Я купила. Себе. Раздельный бюджет.
Он ушёл, хлопнув дверью. Только раньше за этой дверью всегда оставалась обида. А сейчас — равнодушие.
Счета пришли все разом — как назло.
Электричество, интернет, вода. Всё оформлено на него. Как всегда. Но в этот раз он попытался передать мне квитанции.
— Квартира твоя. Я оплатила свою часть и за Артёма. Остальное — твоё, — сказала я, не отрываясь от нарезки яблок.
Он кивнул. Ушёл. Впервые задумавшись: а сколько это всё стоит?
Через пару дней на холодильнике появилась надпись:
«Слева — мама и Артём. Справа — папа»
Он взорвался.
— Это уже слишком. Ты издеваешься?
Я обернулась от зеркала, где завязывала новый шарф.
— Нет, Серёж. Это просто удобно. Ты хотел раздельный быт? Я лишь соблюдаю правила.
Он ушёл, ничего не сказав.
Прошла неделя. Он зашёл на кухню и замер: стол был заставлен горячими пирожками с картошкой. Его любимыми. Он даже улыбнулся.
Но рядом лежала записка:
«Пирожки — для нас с Артёмом»
Он не стал спорить. Только открыл холодильник. На своей полке — упаковка яиц и бутылка минералки. Всё.
Когда отключили интернет, он сорвался:
— Оля! Почему не оплатили?
— Я теперь оплачиваю только мобильный. Домашним ты пользуйся сам.
Он встал посреди комнаты, молча. Всё это казалось глупым спектаклем, но внутри уже нарастало нечто похожее на тревогу. Это больше не была «игра в обиду». Это был другой человек перед ним. Незнакомая женщина в халате, которую он всегда считал своей.
В воскресенье утром он решился.
— Я не справляюсь. Я хочу вернуть всё, как было.
Я села напротив, сложив руки на столе.
— А я — не хочу.
Он застыл. Кажется, впервые в жизни не нашёлся, что ответить.
— Почему?
— Потому что я больше не хочу быть удобной. Ты видел во мне жену, мать твоего сына. Но не видел меня. Не спрашивал. Не интересовался. Всё, что ты не делал — я делала молча. Готовила, платила, стирала, вела учёт. Ты думал, всё само собой. А теперь ты удивляешься?
Он отвёл взгляд.
— Я обеспечивал…
— А я создавала атмосферу, уют, дом. Работала, Серёж. Тихо, без офиса, но работала. И вот что.
Я вытащила папку.
— Что это?
— Мои накопления. Мой бизнес. Мои проекты. Онлайн-студия, клиенты, логистика, маркетинг. Пока ты считал, что я просто «жена», я строила свою независимость.
Он смотрел на бумаги. На цифры. На сертификаты. И молчал.
— Почему ты не рассказала?
— А зачем? Чтобы ты сказал: «не лезь, не твоё»? Или чтобы это стало твоим достижением?
Он опустил голову. Было в нём что-то детское, растерянное.
— И что теперь?
— А теперь всё будет иначе. На равных. Или никак.
Прошёл месяц.
Мы сидели за столом. Перед нами — семейный бюджет. Две части. Два равных участия. Никаких «я зарабатываю, значит — решаю».
Я пришла с покупками. Он посмотрел на меня как-то по-другому. Внимательно. Медленно.
— Ты изменилась, — сказал он тихо.
— Нет. Я просто стала собой, — ответила я.
И поставила перед ним банку его любимого кофе. Он вздохнул, словно почувствовал вкус чего-то родного — впервые за долгое время.
Возвращаться ли к прежнему типу взаимоотношений? Я пока не знаю…
