Лена проснулась в шесть утра, хотя будильник был заведен на семь. Сердце колотилось так, будто она не просто готовилась к юбилею мужа, а ей предстоял экзамен, от которого зависела вся ее жизнь. Тридцать лет Диме. Двадцать гостей. И среди них — Алла Викторовна, ее свекровь.
Рядом сопел Дима, раскинув руки поверх одеяла. Ему завтра на работу, но вчера он допоздна возился с проектором, настраивал презентацию с фотографиями из детства. Лена осторожно высвободилась из-под его ладони и пошла на кухню. Кот Марсик потерся о ее ноги, требовательно мяукнув.
— Да-да, сейчас, — прошептала Лена, насыпая корм.
Она открыла холодильник и стала доставать продукты: мясо для жаркого, овощи для салатов, сливки для торта. Все купила заранее, в лучших магазинах. Потратила половину своей премии. Дима предлагал заказать готовый банкет, но Лена отказалась. Нельзя было дать Алле Викторовне лишний повод для критики.
«Даже готовить для сына не хочет», — услышала бы она обязательно.
К восьми утра на кухне уже пахло запеченным мясом, а на столе выстроились тарелки с нарезками. Лена готовила жаркое — фирменное, по рецепту своей бабушки, когда в дверях появился Дима.
— Лен, ты что так рано? — Он зевнул, потянулся. — Я бы тебе помог.
— Спи давай. У тебя сегодня праздник.
— У нас, — поправил он и обнял ее со спины. — Не переживай так. Все будет хорошо.
Лена прижалась к нему, чувствуя, как напряжение немного отпускает. Дима всегда умел ее успокоить. Именно за это она его и полюбила четыре года назад — за то, что рядом с ним она чувствовала себя в безопасности. Даже когда вокруг бушевала буря в лице его матери.
Алла Викторовна не приняла их отношения с первого дня. Точнее, не приняла Лену. До нее у Димы была девушка — Оксана, тихая, домашняя, мечтавшая о детях и семейном гнездышке. Алла Викторовна души в ней не чаяла, уже обсуждала свадьбу. А потом появилась Лена — с дипломом юриста, с амбициями, с графиком работы до девяти вечера. И Дима влюбился так, что забыл обо всем на свете.
— Выскочка, — бросила тогда свекровь, узнав о его избраннице. — Карьеристка. Вскружила голову моему мальчику.
С тех пор прошло три года. Они поженились. Сняли квартиру, потом взяли ипотеку. Лена стала старшим юристом в своей компании. А Алла Викторовна так и не смирилась.
На каждом семейном сборе — дне рождения свекра, Новом годе, Пасхе — она находила способ уколоть невестку. Сначала это были намеки: «Оксана такой пирог пекла, пальчики оближешь» или «Димочка тогда раньше домой приходил, а теперь все на работе потому, что дома не ждёт никто». Потом стало хлеще: «Когда же вы нам внуков подарите? Годы-то идут» и «Карьера карьерой, а о семье думать надо».
Лена терпела. Она избегала встреч со свекровью, где могла. Но от родственных мероприятий не уйти.
И вот сегодня все эти люди придут к ним в дом. В их дом. И Лена должна была быть идеальной хозяйкой. Должна была доказать, что она достойна их сына.
К четырем часам квартира сияла чистотой, стол ломился от угощений, а Лена, переодевшись в новое платье — строгое, но элегантное, темно-синее, — встречала первых гостей. Пришли коллеги Димы, его двоюродные братья с женами, тетя Маша с дядей Сережей. Все несли подарки, цветы, бутылки. Смеялись, обнимали именинника.
Алла Викторовна с мужем Виктором Степановичем появились последними. Она была в строгом костюме, с неодобрительно поджатыми губами. Дима бросился их обнимать.
— Мам, пап! Наконец-то!
— Добрый вечер, — сказала Алла Викторовна, окинув взглядом прихожую. — Ах, какой у вас беспорядок. Обувь в прихожей так неаккуратно поставлена. И кот опять здесь вертится. Димочка, ты же знаешь, у меня аллергия.
Лена сглотнула. Обувь стояла на полке аккуратно, просто гости успели положить свою рядом. А Марсик спокойно дремал на подоконнике, даже не приближаясь к входной двери.
— Мама, все нормально, — сказал Дима, но голос его был уже не таким радостным. — Проходите к столу.
Виктор Степанович неловко улыбнулся Лене:
— Добрый вечер, Леночка. Как дела?
— Добрый вечер. Все хорошо, спасибо.
Они прошли в гостиную, где за большим столом уже рассаживались гости. Лена суетилась, подавая салаты, разливая напитки. Дима включил музыку, начал рассказывать какую-то историю из института. Все смеялись.
Алла Викторовна сидела на почетном месте, рядом с сыном, и не притронулась ни к одному блюду.
— Что-то не так? — наконец не выдержала Лена, видя, как свекровь отодвигает тарелку.
— Да нет-нет, все прекрасно, — Алла Викторовна улыбнулась так, что стало ясно: все не прекрасно. — Просто я боюсь, не станет ли мне плохо. У меня нежный желудок, понимаешь. Не привык к… экспериментам.
За столом повисла неловкая пауза. Тетя Маша поперхнулась компотом. Один из братьев Димы уставился в свою тарелку.
— Мама, — тихо сказал Дима. — Лена готовила весь день.
— Я ничего такого не говорю! — Алла Викторовна развела руками. — Просто констатирую факт. Мне нужна диета. А здесь столько майонеза, специй. Оксана всегда готовила легкие блюда, помнишь?
Лена почувствовала, как закипает злость. Она отлично помнила Оксану с семейных фотографий, которые Алла Викторовна все еще держала на комоде. Милая пухлая девушка с добрым лицом и совершенно пустым взглядом.
— Мне очень вкусно, — громко сказал Виктор Степанович. — Лена, ты молодец. Жаркое — объедение.
— Спасибо, — выдавила Лена, чувствуя, как к горлу подступает комок.
Минут двадцать за столом было относительно спокойно. Гости ели, пили, поздравляли именинника. Дима разрезал торт — трехслойный, с ганашем и свежими ягодами — и все ахнули от восторга. Все, кроме Аллы Викторовны.
— Димочка, ты же знаешь, мне нельзя сладкое, — протянула она. — А так красиво получилось. Жаль.
— Мам, ну попробуй хотя бы кусочек, — Дима явно начинал нервничать. Лена видела, как дергается его бровь — верный признак того, что он на пределе.
— Не буду рисковать, — Алла Викторовна поднялась из-за стола. — Схожу лучше руки помою. У вас ведь в ванной это… как его… жидкое мыло?
— Да, — ответила Лена.
— Ох. — Свекровь театрально вздохнула. — А у меня на него аллергия. Я же говорила. Димочка, ты забыл передать?
Лена прекрасно помнила этот разговор. Три месяца назад. Алла Викторовна тогда требовала, чтобы в их доме держали только кусковое мыло, «как у нормальных людей». Лена тогда промолчала, но жидкое мыло не убрала. Это была их квартира, в конце концов.
— Мама, там есть обычное мыло тоже, — устало сказал Дима.
— Ну ладно, ладно. — Свекровь вышла в коридор, и все облегченно выдохнули.
— Извините ее, — пробормотал Виктор Степанович. — Она сегодня нервная какая-то.
«Она всегда нервная», — подумала Лена, но вслух не сказала.
Когда Алла Викторовна вернулась, атмосфера за столом уже была не та. Гости переглядывались, Дима сидел с каменным лицом, Лена разливала чай дрожащими руками.
— Знаете, — начала свекровь, усаживаясь обратно, — я все думаю, почему у меня такое чувство дискомфорта в вашей квартире. И поняла! Антисанитария. Кот повсюду ходит, шерсть летает. Я вот на кухню зашла — он там, наверное, сидит прямо на столе, где вы готовите. Это же негигиенично!
Тетя Маша покашляла:
— Алла, ну что ты в самом деле. У многих коты есть.
— У многих. Но когда в доме будут дети, придется от кота избавляться, — продолжала свекровь, не обращая внимания на замечание. — А дети… — Она повернулась к Лене. — Когда же ты, дорогая, подумаешь о детях? Димочке уже тридцать. Годы идут, а ты все карьерой занята.
У Лены похолодели руки.
— Мама, пожалуйста, — сказал Дима. — Не сейчас.
— А когда? — Алла Викторовна повысила голос. — Я же имею право знать, будут ли у меня внуки? Оксана о детях мечтала, я помню. Она говорила, что хочет троих. А ты? — Она ткнула пальцем в Лену. — Ты вообще хочешь детей или тебе важнее твои суды да совещания?
И тут Лену прорвало. Она встала, и стул с грохотом откатился назад. Марсик соскочил с подоконника и убежал в спальню. В комнате стало так тихо, что слышалось только тиканье настенных часов.
— С меня хватит, — голос Лены был спокойным, но в нем звучала сталь. — Пойдите вон из моего дома.
Алла Викторовна ошарашенно замолчала, приоткрыв рот.
— Что ты сказала?
— Я сказала: пойдите вон из моего дома. — Лена ощущала, как дрожат ее губы, но продолжала. — Я готовила весь день. Я потратила кучу денег, чтобы накрыть стол. Я старалась сделать этот вечер особенным для вашего сына, которого я, между прочим, люблю. А вы с порога начали придираться. К обуви. К коту. К мылу. К еде. И теперь еще и в мою жизнь лезете.
— Димочка! — Алла Викторовна обернулась к сыну. — Ты слышишь, как она со мной разговаривает?
Но Дима молчал, глядя в стол.
— Я не рожаю детей не потому, что мне важнее карьера, — продолжала Лена, и слезы начали застилать глаза. — А потому что мы с Димой еще не готовы. Мы хотим подождать, пока встанем на ноги. Разве это преступление? И почему вы постоянно сравниваете меня с Оксаной? Дима выбрал меня. Меня! А не ее. Смиритесь уже.
— Какая наглость! — Свекровь вскочила. — Виктор, ты слышишь?
— Слышу, — тихо сказал Виктор Степанович. — И знаешь, Алла, девочка права.
— Что?!
— Ты перегибаешь палку. — Он встал и положил руку на плечо жене. — Мы пойдем. Извини, Дима. Извини, Лена.
— Да как вы можете! — возмутилась Алла Викторовна, но муж уже тянул ее к выходу.
— Вы все против меня! — кричала она, натягивая пальто. — Я же мать! Я же о нем забочусь!
— Мама, лучше уйди, — тихо сказал Дима, не поднимая глаз.
Дверь хлопнула. Лена стояла посреди гостиной, дрожа всем телом. Слезы текли по щекам, размазывая тушь. Гости молчали, не зная, что делать.
Тетя Маша первая подошла к Лене и обняла ее:
— Милая, все правильно ты сделала. Она давно уже берега потеряла.
— Точно, — подал голос один из братьев Димы. — Лен, ты героиня. Мы все понимаем, каково тебе приходится.
Дима наконец поднял глаза. В них стояли слезы. Он встал, подошел к жене и крепко обнял ее. Лена уткнулась лицом ему в плечо и зарыдала по-настоящему — все напряжение этого дня, всех этих лет выливалось наружу.
— Прости меня, — шептал Дима, гладя ее по волосам. — Прости, что не остановил её раньше. Прости, что молчал.
— Я не хотела устраивать сцену, — всхлипывала Лена. — Я правда старалась. Но она…
— Я знаю. Я все знаю.
Гости начали потихоньку расходиться, неловко прощаясь, обещая позвонить. Тетя Маша задержалась дольше всех, помогая убрать со стола.
— Ты знаешь, — сказала она, складывая тарелки, — Алла всегда была такой. Контролирующей. Даже когда Дима был маленьким, она его на каждом шагу опекала. А потом он вырос, и она растерялась. Боится, что он от нее уйдет совсем.
— Но я не отнимаю у нее сына, — устало сказала Лена, вытирая глаза салфеткой.
— Она так не думает. Для нее ты — угроза. Потому что ты сильная. Самостоятельная. Не такая, какую она хотела видеть рядом с Димой. — Тетя Маша вздохнула. — Но это ее проблема, а не твоя. Ты молодец. Держись.
Когда все ушли, Дима и Лена сидели на диване, обнявшись. Марсик вышел из спальни и запрыгнул к ним на колени, мурлыча.
— Думаешь, она меня когда-нибудь простит? — спросила Лена.
— Не знаю, — честно ответил Дима. — Но это уже не так важно. Важно, что ты наконец сказала то, что нужно было сказать. А я… я должен был это сделать давно. Я тебя подвел.
— Не подвел. — Лена взяла его за руку. — Просто иногда трудно идти против родителей.
— Но ты ведь моя жена. Ты главнее.
Они сидели в тишине, слушая мурчание кота и редкие звуки проезжающих за окном машин. На столе все еще стоял недоеденный торт, горели свечи. Праздник не удался — по крайней мере, не так, как они планировали.
Но что-то изменилось. Что-то важное.
— Знаешь, — сказал Дима, — в следующий раз давай просто вдвоем отметим. Без толпы. Без… драмы.
Лена улыбнулась сквозь слезы:
— Договорились.
На телефон пришло сообщение от Виктора Степановича: «Леночка, прости за Аллу. Я с ней поговорю. Ты была права. Держитесь там». Лена показала Диме экран.
— Хороший у тебя отец, — сказала она.
— Да. Хороший.
Они так и сидели, пока свечи не догорели, пока за окном не стемнело совсем. Впереди были сложные разговоры, натянутые отношения, может быть, долгое молчание. Но впервые за все эти годы Лена чувствовала, что отстояла свое право быть собой. В своем доме. Рядом со своим мужем.
И этого, наверное, было достаточно.
