Серьезный разговор со своей женой Виталий начал за ужином. Откладывать его дальше было нельзя.
— Ален, сядь, — глухо попросил он.
Алена выключила газ и медленно повернулась.
— Что случилось? — забеспокоилась она.
Виталик не смотрел жене в глаза — было немного стыдно.
— Я ухожу. У меня другая женщина, ее зовут Юля. Мы работаем вместе. Это не просто инт..рижка, Ален.
Это любовь, самая настоящая. Я не могу больше врать ни тебе, ни себе.
К чести Алены, новость об из..мене мужа она восприняла достойно.
Не плакала, не била посуду, не унижалась, умоляя его остаться. Его выбор она приняла.
Только с одним смириться было тяжело: пока еще законный муж хотел, чтобы она забрала детей (дочь от первого брака и их общего сына) и съехала на «свою территорию».
Потому что ему ведь нужно где-то личную жизнь устраивать?
Алена в ту ночь глаз не сомкнула, все думала.
Семнадцать метров, двое детей, ее зарплата бухгалтера, которой и сейчас-то хватало впритык.
И «помощь по возможности» от человека, который только что предал их семью.
Как жить?
А почему она должна быть жертвой? Почему она должна ломать себя и детей ради его комфорта и новой любви?
Обрыбится!
Утром Алена мужу заявила.
— Хорошо, Виталик. Я согласна съехать.
Муж обрадовался:
— Ну вот и умница. Я знал, что ты у меня разумная женщина, и…
— Но есть одно условие, — перебила его Алена.
— Какое? — насторожился он.
— Ты полюбил другую, я не против. Сердцу не прикажешь. Квартиру делить я не буду, хотя по закону имею право на половину. Оставь ее себе.
— Правда? — Виталик возликовал. — Ну спасибо!
— Правда. Я и Даша уходим в мою студию, вдвоем нам там будет вполне комфортно.
Сделаем перестановку, купим двухъярусную кровать, поместимся как-нибудь.
— А Тимошка? — растерянно моргнул Виталик.
Алена посмотрела на него в упор.
— А сын останется с тобой.
— В смысле… со мной? — Виталик нервно хохотнул. — Ты шутишь? Он же маленький! Ему мама нужна!
— У родителей в нашей стране равные права и обязанности, Виталик, — чеканила каждое слово Алена. — Ты отец. Ты хотел сына. Ты просил меня родить его, помнишь?
«Наследника хочу, пацана, в футбол играть будем». Вот и играй.
Я буду платить алименты, как положено по закону. Буду забирать его на выходные.
По возможности.
— Ты… ты не можешь так поступить! — заорал Виталик. — Ты же мать! Какая мать бросит ребенка?!
— Я не бросаю, я оставляю его родному отцу.
В просторной квартире, в привычной обстановке, рядом с садиком.
Почему я должна тащить его в тесноту, менять ему сад, лишать комфорта?
Ты же сам сказал — условия там не очень. Вот пусть сын живет в хороших условиях. С тобой и с твоей Юлей.
Пусть она учится быть мачехой, раз уж собралась строить с тобой семью.
— У меня работа! — заорал Виталик. — Я занят целыми днями! Кто будет его в сад водить? Кто забирать? Кто кормить, мыть, спать укладывать?!
— У меня тоже работа, — спокойно парировала Алена. — И я тоже занята. И у меня нет времени. Но я как-то справлялась эти четыре года.
Теперь твоя очередь. Мальчику нужно мужское воспитание. Ты же всегда говорил, что я его слишком балую. Вот, воспитывай. Сделай из него мужчину.
Виталик схватился за голову и забегал по спальне.
— Это бред! Это какой-то сюр! Юля не согласится! Ей двадцать пять лет, зачем ей чужой ребенок?!
— А это уже твои проблемы, дорогой, — Алена скрестила руки на груди. — Ты же глава семьи. Вот и решай.
Двойные стандарты мне надоели. Хочешь новую жизнь — бери ответственность.
Сбор вещей занял два дня. Виталик все это время ходил как в воду опущенный, пытаясь то давить на жалость, то угрожать, то взывать к совести.
— Ален, ну ты подумай, что люди скажут! — шипел он, когда она укладывала одежду Даши в коробки. — Твои родители, мои родители…
Тебя же заклюют! Кукушка!
— Пусть говорят, — Алена заклеивала коробку скотчем. — Мне все равно. Я не потяну двоих на одной зарплате и в одной комнате.
Тебе это надо? Чтобы мать твоих детей в больницу слегла?
Самым сложным был разговор с мамой — она звонила трижды за вечер, плакала в трубку.
— Доченька, опомнись! Как же так — Тимошку отцу оставить? Да он же его угр..б.т!
Да эта верт.хв..стка его обижать будет!
Забери! Мы поможем, потеснимся!
— Мам, — устало отвечала Алена. — Вы в другом городе. Чем вы поможете? Денег пришлете?
У вас пенсии — кошкины слезы.
Я все решила. Виталик — отец. Пусть побудет отцом не только на словах.
Не угр.б.т. Чай, не зв.рь.
В день отъезда Тимошка бегал по квартире, думая, что это какая-то игра.
Алена присела перед ним на корточки, поправила вихор на макушке. Сердце рвалось на части, хотелось схватить его, прижать к себе и бежать, куда глаза глядят.
Но она знала: если она сейчас даст слабину, Виталик сядет ей на шею и свесит ножки.
И она останется одна, с двумя детьми, без денег, в конуре, а он будет наслаждаться жизнью.
— Сынок, — сказала она, глядя в ясные детские глаза. — Мама с Дашей поживут в другом месте немного.
А ты пока побудешь с папой. Вы будете играть, гулять. Папа тебя очень любит.
— А ты придешь? — спросил Тимошка, прижимая к груди плюшевого зайца.
— Обязательно. В субботу приду. Мы пойдем в парк, будем есть мороженое. Слушайся папу.
Алена встала, взяла сумку. Даша уже ждала у дверей, мрачная, с наушниками на шее. Она все понимала и полностью поддерживала мать, хотя и молчала.
Виталик стоял в коридоре бледный, как стенка.
— Ты серьезно уйдешь? Вот так просто?
— Ключи на тумбочке, — бросила Алена. — Списки лекарств на холодильнике, у него горло красное немного, полоскать надо.
В саду собрание в четверг, не забудь.
И ушла.
Первая неделя самостоятельной жизни Виталика выбила из колеи.
Утро начиналось не с кофе и поцелуя Юли, а с вопля: «Папа, я хочу кушать!»
Потом были гонки по квартире в поисках колготок, которые почему-то всегда исчезали.
Овсянка пригорала, молоко убегало.
Тимошка отказывался есть, плевался, требовал мультики.
— Ешь, кому сказал! — орал Виталик, опаздывая на работу.
Тимошка начинал рыдать.
Виталик чувствовал себя чудов…щем, хватался за ремень, потом бросал его, совал сыну шоколадку, лишь бы тот замолчал.
В саду на него смотрели косо. Воспитательница каждый раз делала замечания:
— Папа, почему ребенок в грязной футболке?
— Папа, вы забыли сменку.
— Папа, нужно сдать деньги на шторы.
На работе все валилось из рук.
Виталик постоянно висел на телефоне, разруливая домашние проблемы.
Начальник уже дважды вызывал его на ковер, намекая, что личная жизнь не должна мешать трудовому процессу.
А вечером начинался второй акт: забрать из сада, забежать в магазин, прибраться, еды приготовить.
Тимошка разбрасывал игрушки ровным слоем по всему полу через пять минут после того, как Виталик их собирал.
Юля появилась на третий день. Она вошла в квартиру и тут же сморщила носик.
— Виталь, мы же в кино собирались, — капризно протянула она, не разуваясь.
— Какое кино, Юль? — Виталик сидел на диване, взъерошенный, в одном носке. — Тимофея не с кем оставить.
— Ну так давай няню наймем!
— На какие шиши? Ты видела цены на нянь? У меня ползарплаты на кредит уходит!
Тимошка выбежал в коридор, перемазанный фломастерами, и с разбегу врезался в ноги Юли, обхватив ее светлые брюки грязными руками.
— Тетя! Смотри, я тигр!
— Ай! — взвизгнула Юля, отпрыгивая. — Ты что делаешь?! Виталик, убери его! Это же Дольче, они кучу денег стоят!
— Он ребенок, Юля! — рявкнул Виталик. — Хватит истерить! Помогла бы лучше!
— Я?! Помогла?! — глаза Юли округлились. — Я тебе не нанималась в няньки! Я женщина, я внимания хочу!
А у тебя тут… д.рдом! Твоя бывшая специально это устроила!
— Моя бывшая, между прочим, этим четыре года занималась, пока я на работе торчал! — вдруг вырвалось у Виталика.
Он сам удивился своим словам.
Юля фыркнула, развернулась и ушла, громко хлопнув дверью. Больше она не приходила.
К субботе Виталик был похож на тень.
Он похудел, оброс щетиной, под глазами залегли черные круги. Квартира напоминала поле битвы.
Когда в дверь позвонили, он метнулся открывать, спотыкаясь о машинки.
На пороге стояла Алена, а рядом — Даша.
— Мама! — Тимошка с визгом бросился к ней.
Алена подхватила сына на руки, расцеловала в обе щеки.
— Ну привет, мои хорошие. Как вы тут? Живы?
Виталик прислонился к косяку, чувствуя, как дрожат колени.
Он смотрел на жену так, будто видел ее впервые. Он вдруг понял, какой титанический труд она тянула все эти годы, улыбаясь и не жалуясь.
А он называл это «сидеть дома».
— Ален… — прохрипел он.
Она вопросительно подняла бровь.
— Забери его. Пожалуйста. Я не могу, я не справляюсь. Меня уволят. Юля ушла. Я… я…
Алена опустила Тимошку на пол.
— Иди, сынок, покажи Даше свои новые рисунки.
Дети убежали в комнату.
Алена прошла на кухню, оглядела гору немытой посуды, засохшую гречку на плите.
Села на тот же табурет, где сидела неделю назад.
— Я не вернусь сюда, Виталик, — сказала она ровно. — После того, что ты устроил, я с тобой жить не буду.
— Да черт с ней, с Юлей! — махнул рукой Виталик, садясь напротив и закрывая лицо руками. — Я понял. Я все понял. Я был не прав, кругом не прав.
Но Тимошка… ему нельзя со мной. Я плохой отец, Ален…
— Учись, — жест.ко сказала Алена. — Но я понимаю, что ребенку страдать нельзя. Поэтому у меня есть предложение.
Виталик поднял голову, глядя на нее с надеждой, как побитая собака.
— Какое? Я на всё согласен.
— Я забираю Тимофея, мы с детьми живем в этой квартире. Ты съезжаешь.
— Куда? — опешил он.
— В мою студию. На те самые семнадцать метров. Живи там, води туда кого хочешь.
Квартиру эту переписываешь дарственной на детей в равных долях. Чтобы у меня была гарантия, что ты завтра снова не решишь нас выгнать ради новой любви.
Виталик открыл рот, чтобы возразить, сказать, что это грабеж, что это его квартира тоже…
Но потом вспомнил эту неделю. Вспомнил ночной плач, температуру, капризы, бесконечный день сурка.
Вспомнил пустую квартиру и ощущение полной беспомощности.
Он посмотрел на Алену. Она не блефовала.
Если он откажется, она развернется и уйдет. И он останется один на один с этой ответственностью, к которой он оказался катастрофически не готов.
— Алименты платишь фиксированные, — продолжала Алена, видя его колебания. — Плюс оплачиваешь половину кружков и секций.
Видеться с сыном можешь когда захочешь, я препятствовать не буду.
Но жить мы будем здесь. Без тебя.
Виталик молчал минуту, а потом выдохнул.
— Хорошо. Я согласен.
Алена кивнула.
— Собирай вещи, Виталик. Студия свободна. Ключи я тебе сейчас дам.
Он встал и побрел в спальню, доставать чемодан.
Он потерял всё: семью, сына, гордость.
Но, застегивая молнию на сумке, он почему-то чувствовал, что это было единственное правильное решение за последние семь лет.
